Собор Святой Марии - Ильденфонсо Фальконес

— Слушай, — приказал он Франсеске.

— Заявление Хауме де Беллеры, сеньора де Наварклеса, — начал читать нотариус.

Арнау насторожился, услышав имя де Беллеры. Отец говорил ему о нем. Он с любопытством воспринял предполагаемую историю своей жизни, ту, которую Бернат унес с собой в могилу. Арнау впервые слышал о том, что его мать вынуждена была кормить молоком новорожденного сына Ллоренса де Беллеры. Ведьма?

Версия Хауме де Беллеры о бегстве его матери в связи с тем, что у новорожденного появились первые признаки дьявольской болезни, вызвала у Арнау ухмылку.

— Потом, — продолжал читать нотариус, — отец Арнау Эстаньола, Бернат, освободил его при попустительстве охраны, убив при этом невинного мальчика, и оба бежали в Барселону, покинув свои земли. Уже в графском городе их приняла семья коммерсанта Грау Пуйга. У доносящего есть сведения, что ведьма стала публичной женщиной. Арнау Эстаньол — сын ведьмы и убийцы, — закончил он.

— Что ты можешь на это сказать? — спросил Николау у Франсески.

— Что вы ошиблись в проститутке, — спокойно ответила старуха.

— Ты! — закричал епископ, показывая на нее пальцем. — Публичная женщина! Ты смеешь ставить под сомнение утверждение инквизиции?

— Я здесь не как проститутка, — невозмутимо заметила Франсеска, — и не для того, чтобы меня за это судили. Святой Августин писал, что Бог сам будет судить проституток.

Епископ покраснел.

— Как ты смеешь цитировать Святого Августина? Как?..

Беренгер д’Эрилль продолжал кричать, но Арнау его уже не слушал. «Святой Августин писал, что Бог сам будет судить проституток…» Много лет тому назад в одном из домов Фигераса он слышал то же самое от одной публичной женщины.

Разве ее звали не Франсеска? «Святой Августин писал…» Как это могло быть?

Арнау повернулся лицом к Франсеске: за всю свою жизнь он видел ее дважды, но эти встречи, судя по всему, стали судьбоносными. Все члены трибунала следили за его реакцией по отношению к старой женщине.

— Посмотри на своего сына! — закричал Эймерик. — Ты отрицаешь свое материнство?

Арнау и Франсеска слышали, как эти крики отражались эхом от стен зала. Он все так же стоял на коленях, повернувшись к старухе, а она смотрела вперед, на инквизитора.

— Посмотри на него! — снова закричал Эймерик, показывая на Арнау.

Легкая дрожь пробежала по телу Франсески, глаза загорелись от ненависти к этому обвиняющему персту. И только Арнау, будучи рядом с ней, заметил, как кожа, отвисшая у нее на шее, почти незаметно втянулась.

Гордо выставив подбородок, Франсеска не переставала смотреть на инквизитора.

— Ты признаешься, — твердо заявил Эймерик, четко произнося каждое слово. — Уверяю тебя, ты признаешься.

— Все на улицу!

Громкий крик в одно мгновение нарушил спокойствие Новой площади. Через нее пробежал мальчишка, повторяя призыв к оружию. Аледис и Мар переглянулись, а потом посмотрели на Жоана.

— Колокола не звонят, — ответил он им, пожимая плечами.

На церкви Святой Марии не было колоколов.

Однако возглас «Все на улицу!» прокатился по графскому городу, и люди, удивленные неожиданным призывом, стали собираться на площади Блат, надеясь увидеть возле камня, указывающего на ее центр, знамя святого Георгия. Вместо этого двое бастайшей, вооруженные арбалетами, направляли всех к церкви Святой Марии у Моря.

На площади Святой Марии, на плечах у бастайшей, под балдахином стояла статуя Святой Девы в ожидании, пока люди соберутся вокруг нее. У статуи под своим знаменем собрались старшины общины и встречали толпу, которая спускалась по Морской улице. У одного из них на шее болтался ключ от святой урны. Люди подходили к статуе Святой Девы, их становилось все больше и больше. В стороне, у дверей лавки Арнау, стоял Гилльем, наблюдая за происходящим и внимательно слушая разговоры горожан.

— Инквизиция схватила одного гражданина, морского консула Барселоны, — объясняли старшины общины.

— Но инквизиция. — начал кто-то.

— Инквизиция не зависит от нашего города, — оборвал его один из старшин, — и даже от короля. Она не подчиняется ни приказам Совета Ста, ни викарию, ни судье. Ни один из представителей городской власти не является членом инквизиции. Таковым является Папа, иностранец, который хочет одних лишь денег от наших сограждан. Как можно осуждать в ереси человека, который только и жил, что Святой Девой у Моря?

— Им нужны деньги нашего консула! — крикнул какой-то горожанин.

— Они лгут нам, чтобы им достались наши деньги!

— Они ненавидят каталонский народ, — добавил другой старшина.

Люди продолжали оживленно обсуждать действия инквизиции. Крики стали слышны на Морской улице.

Гилльем видел, как старшины-бастайши давали пояснения старшинам других общин города. Да, люди боялись инквизиции. Но кто не боялся за свои деньги? Самый абсурдный вопрос…

— Мы должны защитить наши привилегии! — то и дело повторяли барселонцы.

Волнение людей заметно усилилось. Мечи, кинжалы и арбалеты начали вздыматься над головами собравшихся. Возбужденные горожане продолжали кричать: «Все на улицу!»

В какой-то момент крики стали глохнуть. Гилльем увидел, что к церкви подошли городские советники, и тотчас поспешил к группе людей, которые оживленно спорили у входа в храм.

— А солдаты короля? — спрашивал один из советников.

Старшина в точности повторил те слова, которые сказал ему Гилльем:

— Пойдемте на площадь Блат и посмотрим, что делает викарий.

Гилльем отошел от них. На мгновение его взгляд остановился на маленькой каменной статуе, покоившейся на плечах бастайшей. «Помоги ему», — мысленно попросил он Святую Деву.

Разгоряченные горожане отправились вперед. «На площадь Блат!» — говорили они.

Гилльем присоединился к многолюдному потоку, который поднялся по Морской улице до площади, где находился дворец викария. Немногие догадывались, что цель барселонского ополчения — посмотреть, какую позицию займет викарий, поэтому приблизиться к самому дворцу было нетрудно, тем более что статуя Святой Девы находилась на том месте, где должны были быть знамена города и святого Георгия.

Остановившись в центре площади, возле Святой Девы и знамени общины бастайшей, старшины и советники посмотрели на дворец. Люди наконец начали понимать, что происходит. Воцарилось молчание, и все повернулись в сторону дворца. Гилльем чувствовал напряжение. Выполнит ли свое обещание инфант?

Солдаты со шпагами наголо выстроились в ряд между людьми и дворцом. Викарий появился в одном из окон, посмотрел на людскую толпу, собравшуюся у дворца, и исчез. Через какое-то время один из королевских офицеров показался на площади; тысячи глаз, в том числе и глаза Гилльема, были прикованы к нему.

— Король не может вмешиваться в дела города Барселоны! — воскликнул он. — Созыв ополчения является компетенцией города.

После этого он приказал солдатам отойти.

Люди видели, как солдаты прошли строем перед дворцом и скрылись за деревянными воротами. Прежде чем исчез последний из них, возглас «Все на улицу!» вновь разорвал тишину и заставил Гилльема вздрогнуть.

Николау собирался отдать приказ, чтобы Франсеску вывели из зала заседаний трибунала и начали пытать, но звон колоколов остановил его. Сначала это были колокола церкви Святого Хауме, сигнал к созыву ополчения, а затем к ним присоединились все колокола города. По большей части священники являлись верными последователями учения Раймунда Луллия, объекта ненависти Эймерика, и мало кто из них осуждал идею горожан дать урок инквизиции.

— Ополчение? — спросил инквизитор Беренгера д’Эрилля.

Епископ жестом показал, что ничего не знает.

Статуя Святой Девы оставалась в центре площади Блат в ожидании знамен различных общин, которые присоединялись к бастайшам. Людской поток направлялся к дворцу епископа.

Аледис, Мар и Жоан слышали приближающийся гул и призыв «Все на улицу!», который вскоре зазвучал и на Новой площади.

Николау Эймерик и Беренгер д’Эрилль подошли к одному из окон и, открыв его, увидели около тысячи людей, кричащих и поднимающих оружие в сторону дворца.

Крики усилились, когда кто-то из них заметил двух церковных иерархов.

— Что происходит? — Николау отпрянул от окна.

— Барселона пришла освобождать своего морского консула! — ответил какой-то мальчуган, когда Жоан остановил его и спросил, что случилось.

Аледис и Мар обменялись тревожными взглядами и сжали губы. Взяв друг друга за руки, женщины со слезами на глазах смотрели на полуоткрытое окно.

— Беги за викарием! — приказал Николау офицеру.

Тем временем, пока никто не обращал на них внимания, Арнау поднялся с колен и взял Франсеску за руку.