Тяжелые звезды - Анатолий Куликов

Помню, что вскоре после назначения, на одном из загородных совещаний членов кабинета один из министров, кажется, Нечаев высказал свой взгляд на эту перемену: «Этот пост достался вам, А.С., в трудное время». На что я ответил: «В легкое время он бы, наверное, достался кому-нибудь другому…»

Чтобы поверить в мою искренность, достаточно сверить часы: это июль 1995 года. С точки зрения российского общества в политическом активе МВД почти ноль. В пассиве «непонятная война» в Чечне, цинковые гробы, коррупция, заказные убийства и всевластие делящего сферы влияния криминалитета. Нераскрытые убийства священника Александра Меня, журналиста Владислава Листьева, журналиста Дмитрия Холодова, предпринимателя Ивана Кивелиди… Финансовые пирамиды…

Далеко не каждому объяснишь, что следствие по большинству из так называемых громких дел ведет вовсе не МВД, а прокуратура или Федеральная служба безопасности. В общественном сознании прочно укрепилось мнение, что все связанное с поимкой и разоблачением уголовных преступников — дело милиции.

До назначения на должность была серьезная беседа с Черномырдиным. Ему важно было понять мои взгляды и оценить, насколько реалистично я представляю себе проблемы министерства и проблемы страны. Казалось совершенно нормальным, что после этой встречи меня вызовет и президент России, но Ельцин до подписания указа свои намерения никак не проявил. Быть может, оставлял за собой право на маневр — на последнее решение, перечеркивающее предыдущие планы и замыслы.

Повторяю: технические детали назначения мне неизвестны, да и по большому счету неинтересны. Ведь в этом случае не дворцовые интриги, а только интересы дела — очень прагматичные интересы масштабного государственного дела — направляли движение руки президента.

Когда указ был подписан, я позвонил домой, Вале. Как всякая жена, она порадовалась за мужа, вот только своим близким подругам вроде бы в шутку и в то же время совершенно серьезно так высказала свою обобщающую мысль: «Государство, как кажется, приобрело хорошего министра, а вот семья потеряла хорошего отца и мужа». Она-то отлично понимала, чем отольется для семьи этот высокий министерский пост ее мужа, умудрявшегося и в иные годы проводить в командировках по двести суток в году.

Еще был важен и долгий, обстоятельный разговор с Виктором Федоровичем Ериным, который состоялся вскоре после подписания президентского указа о моем назначении. Кто-то назвал бы его передачей дел, однако история наших с Ериным взаимоотношений исключала какую-то холодно произведенную формальность. Разговаривали несколько часов. Среди прочего запомнил наказ своего предшественника: «Анатолий Сергеевич, сохрани систему!.. Сейчас тебе будет сделано много предложений «раскассировать» МВД на составные части. Не торопись принимать решение — изучи, вникни… Развалить просто. Но будет ли система после этого работоспособна?»

Вот этот наш давний разговор с Виктором Федоровичем Ериным я слово в слово передал Сергею Степашину, когда в свою очередь, после своей отставки, передавал ему пост министра внутренних дел.

Посчитал это своей обязанностью, искренне полагая, что изменение структуры МВД возможно только тогда, когда для этого созреют условия в обществе и станет очевидной необходимость глубокой реформы всей системы правоохранительных органов, судебной системы и системы исполнения наказаний. Без этого все изъятия и приобретения будут носить лишь косметический характер и не будут эффективны.

Конечно, ничего вечного на свете не бывает, а уж тем более может быть подвержена изменениям конфигурация любого министерства, если этого требуют время и обстоятельства, в которых оказалась страна. Но следует помнить, что с места на место легко перевешиваются только вывески, в то время как за каждой из них стоят множество людей. Их судьбы. Их заслуги. Их труд. Их надежды на будущее. ***

Теперь в хорошо знакомое мне здание министерства на улице Житной в Москве предстояло войти в новом качестве. И это произошло так, как я и хотел — буднично, без церемоний: от вестибюля до каждого поворота всех коридоров — мне все в нем известно. Как и работающие там люди. Любая командирская должность — хоть взводного командира, хоть командира целого министерства — предопределяет, что во всякое время на тебя обращены сотни и тысячи глаз. Все твои поступки отражаются в них. И каждый человек воспринимает тебя по-своему. И надо помнить об этом и всегда оставаться цельным, настоящим. Если на людях командир один, а дома — другой, если перед начальником он унижается, а потом в свою очередь унижает подчиненных, он быстро, как это говорят в милиции, «проколется»…

Мое вхождение в должность, хоть и было оно с формальной точки зрения обставлено должным образом — 7 июля 1995 года меня представил премьер-министр В.С. Черномырдин — на самом деле затянулась во времени. В связи с назначением я прилетел из Чечни и туда же 8 июля уже вернулся, так как участвовал в переговорном процессе. Снова прилетел через неделю, чтобы провести заседание коллегии министерства — то самое заседание по поводу событий в Буденновске, которое вначале оказалось неподготовленным и которое пришлось отменять. Можно сказать совершенно определенно: только через месяц после подписания указа президента о моем назначении я смог приступить к полноценной работе в качестве министра. Тогда-то и позвонил Б.Н. Ельцин, сообщил, что самолично хочет представить меня коллегии МВД и выступить перед ее членами. Это произошло уже в начале августа.

В Чечне к тому времени у нас сложилась довольно странная ситуация то ли полумира, то ли полувойны. С одной стороны, в ходе переговоров с чеченскими боевиками нам удалось достичь важного соглашения по военному блоку вопросов, с другой — все понимали, что эти договоренности могут рухнуть, как только Дудаев отдохнет после изнурительной военной зимы.

Это не самый сложный вопрос — верили мы или нет на переговорах с боевиками в добрую волю чеченцев. С военной точки зрения было понятно, что, запертые в горах, они вряд ли могли претендовать на масштабную военную удачу — на возвращение в Грозный и в освобожденные районы Чечни. Тут у нас сомнений не было: чеченцам, как воздух, нужно было время, чтобы привести в порядок свои разбитые, обескровленные отряды, и переговоры оставались их единственной надеждой на то, что под их дымовой завесой удастся реанимировать хотя бы какую-то их часть. Поэтому сегодня можно признать откровенно: сводя с боевиками в заведомо бесперспективных переговорах, нам просто выкрутили руки и не дали добить бандитов в горах. Хотя на тот момент Объединенная группировка федеральных войск располагала для этого всеми необходимыми силами и ресурсами.