Второй президент Чехословакии Эдвард Бенеш: политик и человек. 1884–1948 - Валентина Владимировна Марьина

Как полагал Бенеш, и в конце 40-х гг. главной внешнеполитической угрозой для Чехословакии являлась Германия, а защитницей – Россия. Возможно, в этом его взгляды совпадали с позицией Я. Масарика, с которым президента связывали дружеские отношения и с которым он часто общался. В ныне малоизвестном (впрочем, есть немало сомнений вообще в его существовании) предсмертном письме Масарика Сталину от 9 марта[962] говорилось: «Еще в ранней моей молодости отец[963] мне внушал, что без прямой и действенной поддержки России Чехословакия никогда не сможет выстоять в борьбе против германского наплыва. Эта идея укоренилась во мне так же глубоко, как и у большинства чешских политиков. Мы всегда полагали, что в защите от германизма не можем положиться ни на какую иную страну, кроме России. Мюнхен протрезвил тех из нас, кто еще надеялся на активную солидарность Англии. Мои личные контакты с американскими государственными деятелями убедили меня в том, что Соединенные Штаты, как и Англия, не способны понять, что защита Чехословакии от германизма служит одной из важнейших гарантий мира в мировом масштабе»[964]. Эти опасения усилились в связи с тем, что германский вопрос тогда снова стал одним из центральных в международной политике. По плану Маршалла предполагалось сделать Германию основным звеном в процессе восстановления Европы, что вызвало, помимо прочего, негативную реакцию СССР и славянских стран складывавшегося советского блока – Польши, Чехословакии, Югославии. В исторической памяти их народов по-прежнему сохранялся образ враждебной Германии. В. А. Зорин, тогда советский посол в ЧСР, утверждал, что в отношении к восстановлению Германии «чехословацкое правительство и в конце 1947 г. продолжало исходить из того, что это – вопрос существования Чехословакии. В этом вопросе продолжает существовать наибольшее единство точек зрения всех партий Национального фронта»[965]. Поэтому, когда западные державы объявили о созыве 19 февраля 1948 г. в Лондоне сепаратного совещания по германскому вопросу, это серьезно обеспокоило как советских, так и восточноевропейских лидеров. По инициативе польского правительства и с согласия СССР в Праге 17–18 февраля состоялось совещание министров иностранных дел Чехословакии, Польши и Югославии. В принятой им декларации констатировалось, что развитие событий в Германии приняло нежелательное направление, что не выполняются договоренности, направленные на искоренение германского милитаризма и нацизма, что не принимаются меры по предотвращению угрозы со стороны Германии ее соседям и сохранению мира. В ноте на имя Я. Масарика Москва солидаризировалась с основными положениями декларации[966]. Трудно представить, что Бенеш не был в курсе обсуждаемого вопроса. И опасность со стороны возрождаемого с помощью Запада германского милитаризма представлялась ему по-прежнему более грозной, чем опасность со стороны СССР и его «продленной руки» КПЧ.

22 февраля 1948 г. состоялся учредительный съезд Союза чехословацко-советской дружбы. В приветственном письме Бенеша съезду говорилось о чувстве глубокой дружбы всего чешского и словацкого народа к народам Советского Союза. «Все народы, честно стремящиеся к установлению новой социалистической демократии, путь развития которой указал всему миру Советский Союз, пойдут в этом стремлении каждый своим собственным путем, наиболее отвечающим их политическим, экономическим и социальным условиям, – считал президент. – Чехи и словаки, все без различия, сверх того при всех обстоятельствах имеют в виду, что их великий сосед Советский Союз является сегодня самой прочной гарантией их безопасности и заслуживает их глубокой благодарности и нерушимой дружбы уже просто за огромные жертвы, которые его народ принес также и за чехословацкую свободу»[967].

«Призрак» советизации, явственно обнаружившийся во всех действий компартии после февраля, и, как следствие, фиаско идеи «социализации демократии», по представлениям Бенеша, отступали на второй план перед угрозой со стороны возрождавшегося при поддержке Запада германского милитаризма.

Положение осложнялось тем, что чехословацкое общество оказалось перед расколом и опасностью гражданской войны. При этом президент ясно осознавал, что силы «соперников» не равны: с одной стороны, организованные и готовые к активным действиям коммунисты, пользовавшиеся широкой поддержкой в массах, с другой – неорганизованные и пассивно ведущие себя члены и функционеры прочих разлагавшихся на глазах политических партий. Бенеш считал своей конституционной обязанностью воспрепятствовать конфликту или хотя бы попытаться сделать это. Пять дней президент противостоял натиску коммунистов и уступил лишь тогда, когда понял, что в стране не сформировалась и уже не сформируется политическая сила, способная противодействовать компартии. Но, может быть, Бенеш мог возглавить эту силу и сплотить ее своим авторитетом? Вот что по этому поводу говорил 25 мая 1948 г. в разговоре с супругой президента Ганой Бенешевой тесно общавшийся с Бенешем в февральские дни начальник его канцелярии Я. Смутны: «Как бы он мог это сделать? Стал бы во главе оппозиции, оппозиции, которая ничего не подготовила, чтобы оказать сопротивление коммунистам. Возглавил бы фронт против коммунистов и социал-демократов, против чего всегда решительно выступал. У него не было другого выбора, кроме того, чтобы попытаться устранить угрозу гражданской войны, умерить эвентуальные репрессии, поскольку не было сомнений, что коммунисты могут победить… Президент не хотел развязывания борьбы в стране, и ему удалось предотвратить ее. При этом он не давал понять…, что одновременно одобряет методы, которыми был совершен переворот. Он был уверен, что на своем посту останется лишь ненадолго. По возвращении в Сезимово Усти он хотел подать в отставку сразу после установления нового правительства… Потом сказал, еще подожду, посмотрю, что они будут делать, смогут ли принести пользу людям и народу. Однако он постоянно чувствовал и давал понять, что долго это делать не сможет, потому что произойдет нечто, с чем уже абсолютно не сможет согласиться. Это произошло, когда встал вопрос о конституции и выборах»[968].

Как уже говорилось, Бенеш стал раздумывать об отставке сразу после февраля. О решении покинуть президентский пост Бенеш говорил со своими политическими единомышленниками Я. Масариком, Й. Давидом, В. Шробаром и с делегацией чехословацкой армии, которую он принял 27 февраля. Ведущие чиновники его канцелярии также знали об этом. Мотив отставки имел, прежде всего, политический характер – несогласие с решением и результатами правительственного кризиса и с послефевральской ситуацией: «Я не могу не замечать и не могу нести ответственность за то, что люди из-за своих политических убеждений увольняются с предприятий, из учреждений, лишаются работы, арестовываются. Никто не может гарантировать, что у нас не будут созданы лагеря для интернированных и концлагеря. В этой ситуации я не могу остаться [на посту президента] и твердо решил уйти»[969]. Покидая Град 27 февраля, президент поручил Смутному подготовить проект отставки, адресованный председателю парламента. Концепция документа была