Китай - Эдвард Резерфорд

Наверное, Ньо может себе это позволить. Он рассказал ей о своей миссии так же, как рассказал Уайтпэришу.

– Но кое о чем я британцам не сказал, – добавил он.

– О чем же?

– У нас много серебра из захваченных нами городов. Не просто много, а очень много. И еще больше хранится в форте в Шанхае.

– И что будешь с ним делать? – Она улыбнулась. – Уйдешь на покой богачом?

– Нет. Как только мы возьмем под контроль порт в Шанхае, то купим железные военные корабли, пароходы, как у британцев. Может, десяток, может, больше. Затем мы поплывем вверх по реке в Нанкин, взорвем лагеря императора за пределами города и полностью перекроем их поставки. Вся река Янцзы будет нашей.

– Ты действительно думаешь, что вы свергнете императора?

– И изгоним маньчжуров? Да, думаю. Особенно если британцы будут с нами сотрудничать. Это в их интересах.

Мэйлин на мгновение задумалась.

– Я знаю, ты всегда этого хотел, – тихо сказала она, потом подумала немного и добавила: – Можно вопрос?

– Конечно.

– Небесный царь безумен?

Она заметила, что Ньо колеблется.

– Не знаю, – медленно произнес он. – Может быть, великие люди часто кажутся немного сумасшедшими. Они видят то, чего не видим мы. Но взгляни, чего он добился. У него есть царство. Он еще может захватить всю империю. Она вот-вот падет.

– Ты так говоришь, потому что хочешь, чтобы это было правдой.

– Знаю.

– Он мог побеждать и все равно оставаться безумцем.

Ньо обдумывал ее слова и тут, взглянув на воду, слегка вздрогнул и ткнул пальцем:

– Это что за ребенок?

На другом берегу пруда из ворот дома вышла свекровь Мэйлин, ведя за руку маленькую девочку.

– Это наша дочь, – сказала Мэйлин. – Появилась меньше чем через год после твоего последнего визита. – Она улыбнулась. – Я всегда хотела девочку.

– Наверное, ты счастлива.

– Да.

– А муж не расстроился, что родилась девочка?

– Да он на нее не надышится.

Старуха и девочка ступили на мостик.

– Вылитая ты! – воскликнул Ньо.

– Все так считают. Матушка говорит, что, когда она чуть подрастет, мы должны бинтовать ей ножки, тогда выгодно выйдет замуж.

– Девочкам-хакка не бинтуют ноги, – нахмурился Ньо.

– Маньчжуркам тоже, но это единственный способ дать ей жизнь лучше, чем у нас.

Казалось, ответ не устроил Ньо.

– Когда мы придем к власти, все изменится.

Взгляд Мэйлин был прикован к дочери, но думала она о другом.

– Братишка, ты собираешься жениться? – внезапно спросила она.

– Несколько лет назад у меня появилась жена. Мне ее даровал Небесный царь.

– Отлично. Дети есть?

– Был ребенок, но умер при рождении. И жена тоже.

– Мне жаль. Ты ее любил?

– Мы мало времени были вместе. – Он грустно улыбнулся. – Не так, как я люблю тебя, сестрица.

– Это другое.

Она покачала головой. Ее братишка был мужчиной средних лет, но на мгновение он заговорил почти как ребенок:

– Когда это закончится, я уйду на покой и остепенюсь. Женюсь. Заведу семью. Небесный царь обещал мне.

– Хорошо. Надеюсь, уже скоро. – Она все еще смотрела на воду, но теперь повернулась к нему. – Тебя преследуют воспоминания? Все, что ты повидал? Люди, которых ты убил?

– Я солдат.

Мэйлин медленно кивнула. Ньо не мог говорить об этом. Она поняла. Затем они закопали серебро, которое он принес, а потом пошли туда, где была привязана его лошадь, он попрощался и ускакал. А Мэйлин смотрела вслед Ньо, чувствуя себя беспомощной, как мать, разлученная с ребенком.

* * *

К тому времени, когда письмо дойдет до тебя, любезный кузен Сесил, лорд Элгин будет уже на подходе. Всего несколько часов назад у меня была возможность побеседовать с ним, и я спешу поделиться тем, что узнал, пока это еще свежо в моей памяти.

Он выполняет свой долг, но надеется, что не задержится в Китае надолго. Его цель, как он подтвердил мне, состоит в том, чтобы просто ратифицировать уже заключенный договор любыми средствами. Окажется задача легкой или сложной, еще предстоит увидеть. Его будет сопровождать французский посланник барон Гро. Эти двое будут поддерживать друг друга.

Но именно тогда, когда мы коснулись более глобальных вопросов, разговор принял действительно интересный оборот. Обрадуемся ли мы, спросил я его, если дадим старой маньчжурской династии рухнуть? А что насчет тайпинов, пусть они и номинально христиане? Хотел бы он, чтобы иностранные державы захватили власть, как мы недавно сделали в Кантоне? Он старался не говорить ничего конкретного, но высказал одно замечание, которым я с тобой поделюсь.

Нам нужно китайское правительство, сказал он, достаточно сильное, чтобы заключать договоры и поддерживать порядок. Но не более того. Возможно, правительство, которое сможет править, но только с нашей помощью. Это было бы идеально. Но мы ни в коем случае не хотим, чтобы Китай стал достаточно могущественным, чтобы причинять нам неудобства. Помните, что сказал Наполеон: Китай – это спящий гигант. Когда он проснется, мир содрогнется.

Интересно, что ты думаешь?

Момент истины

Март 1860 года

Гуаньцзи было уже около тридцати, и впервые он не произвел впечатления на кого-то. К сожалению, этот кто-то был ключевой фигурой для его будущей карьеры.

В этом не было никаких сомнений: монгольский бригадный генерал, прибывший командовать гарнизоном Чжапу, не оценил ни самого Гуаньцзи, ни его достижения. Он сам сказал ему об этом.

Когда он увидел, как Гуаньцзи держится в седле, он хмыкнул:

– Любой семилетний пацан в степи тебя обскачет.

Когда он увидел, как Гуаньцзи стреляет из лука, то отделался односложным:

– Нормально.

Когда он узнал, что Гуаньцзи усердно учился и добился статуса цзюйжэня на имперских экзаменах, узкие глаза сузились, превратившись в щелочки, тонкие, как лезвие, которым перерезают горло, а изо рта вырвалось презрительное фырканье.

– Он вульгарный болван, – заметил дядя. – Ты же знаешь его прозвище, не так ли? Чингис. Потому что он, кажется, возомнил себя Чингисханом. Тем не менее, – предупредил дядя Гуаньцзи, – он твой командир и принадлежит к монгольскому Белому Знамени, что очень престижно, у него есть влияние, поэтому тебе надо ему понравиться.

– Но что мне делать? – спросил Гуаньцзи.

– Не поднимай головы и выполняй свой долг. Не пытайся заискивать. Он будет презирать тебя за это. Но все делай на совесть.

Монгол был коренаст и крепко сложен, со скуластым умным лицом. От него всегда разило нюхательным табаком, который он зачерпывал из маленькой цилиндрической табакерки ложечкой из слоновой кости. Он никогда не тратил зря слов, приказы всегда отдавал четкие, и в течение трех месяцев Гуаньцзи выполнял их быстро и четко. По истечении этого срока Чингис наградил его одним замечанием:

– Знаешь, в чем твоя проблема? Ты никогда не встречался со смертью. Ты глядишь на человека напротив себя, который тоже смотрит тебе прямо в глаза, и понимаешь, что живым уйдет только один из вас. Это момент истины.

Гуаньцзи ушел, но слова генерала прочно засели у него в голове, и он постоянно размышлял, что ему следует делать.

Возможно, он вырос любимцем старых воинов в гарнизоне и ему привили мысль, что развитие маньчжурской идентичности –