История Древнего мира. От истоков Цивилизации до падения Рима - Сьюзен Бауэр

Сравнительная хронология к главе 67

Глава шестьдесят восьмая

Македонские завоеватели

Между 404 и 336 годами до н. э. десять тысяч греков бегут из Персии, а Македония принимает на себя задачу создания греческого единства

Война между Афинами и Спартой была окончена. Афины остались в одиночестве, поверженные и озлобленные; Длинная стена была снесена, семьдесят тысяч афинян умерли от чумы, войны или политических чисток.1 Ни у кого не было планов на будущее, город был полон вдов и женщин, которые никогда уже не выйдут замуж, потому что погибло слишком много мужчин. Горький голос звучит у Аристофана в пьесе о том времени «Законодательницы»: «Ситуацию еще можно спасти, – заявляет одна из афинянок. – Я предлагаю передать управление Афинами в руки женщин!»2 Среди других их решений по поводу городских проблем – закон, говорящий, что любой мужчина, который захочет переспать с молодой женщиной, должен «сначала удовлетворить более зрелую».3

Спарта, номинальный победитель в Пелопонесской войне, едва ли находилась в лучшем состоянии. График посадок и сбора урожая был полностью нарушен, сельским хозяйством практически не занимались. Армии, проносящиеся по Пелопоннесу, вытаптывали виноградники, вырубали оливковые деревья и убивали стада животных. Все больше и больше спартанцев отчаивались прокормить себя дома и становились наемниками.

Тысячи этих спартанцев пошли работать на персов. В 404 году Артаксеркс II унаследовал трон своего отца Дария II. Но в Персии шла жестокая борьба за наследование. Кир, младший сын Дария, бывший теперь сатрапом в Сардах, планировал захватить корону себе. Он был амбициозным и энергичным молодым человеком – а вот Артаксеркс не являлся внушительной фигурой. Он был неважным наездником,4 и Плутарх, который описывал его жизнь, говорит, что у него был «уступчивый и мягкий» характер.5

Чтобы получить поддержку, Кир «разослал приказы командирам своих гарнизонов в различных городах, чтобы вербовали войска по всему Пелопоннесу, сколько возможно и наиболее годных» (взято из рассказа, записанного Ксенофонтом, о молодом наемнике, который ответил на этот призыв).6 Очевидно, Кир нанимал этих солдат для обороны персидских владений в Малой Азии. Но в 401 году из его войск, составлявших более десяти тысяч наемников-греков, пришло тревожное известие. Персидский сатрап Лидии, некий Тиссаферн, ранее ведший переговоры с Алкивиадом, спешно отправился на восток, чтобы предупредить царя.

Когда тайна открылась, Кир направился со своей армией к Евфрату, пересек его и затем повернул на юг, идя к Вавилону, оставляя реку справа: вероятно, он планировал использовать Вавилон как базу для атаки на сердце Персидской империи. Похоже, большая часть персидской армии находились в Экбатане.7 Артаксеркс II должен был собрать свое громадное войско, снарядить и отправить в поход, что заняло неожиданно долгое время (Плутарх говорит, что его тормозила «естественная медлительность»).8 Поэтому Кир прошел почти всю дорогу до Вавилона, прежде чем царская армия догнала его; долгое путешествие заставило его выдать дополнительное жалование греческим наемникам, так как они громко жаловались на расстояние.9

Армия мятежников встретилась с царским войском у Кунакса, примерно в сорока милях к северу от Вавилона.[232] Ксенофонт, маршировавший при полной выкладке в центре греческих рядов, так описывает его приближение:

«Ранним полуднем на горизонте появилась пыль, как белое облако, и через какое-то время вдали на равнине появилось что-то черное. Когда они подошли ближе, внезапно засверкали вспышки на бронзе наконечников копий, и формирования врага стали видны… кавалерия в белых доспехах… солдаты с плетеными щитами… гоплиты с деревянными щитами, доходящими до самых ступней (говорят, то были египтяне)… еще кавалерия и лучники… Впереди… двигались колесницы, считавшиеся скифскими. С них под углом свисали худые скифы, часть их пристроилась под сиденьем возницы, повернувшись лицом к земле, чтобы срезать все помехи на пути. Идея заключалась в том, чтобы вогнать колесницы в греческие ряды и прорубить их».10

То были огромные силы; армия Кира была и меньше по размеру, и недостаточно вооружена.

Несмотря на это, Кир смог прорубиться сквозь ряды персов, где лицом к лицу встретился с братом и ударил его в грудь копьем, сбросив с лошади. Телохранители царя унесли его с поля боя на маленький холм, где Стезий перевязал рану; копье прошло сквозь броню, но не достало до сердца. Киру, оттесненному в драке назад, показалось, что он победил; он пришпорил коня, послав его вперед, крича о победе – и в этот момент случайная стрела пронзила его висок.[233]

Персидская армия удержала строй, а потенциальный узурпатор погиб. Многие греческие офицеры были взяты в плен.

Марш Десяти тысяч

Артаксеркс II послал оставшимся греческим наемникам предложение сдаться, но они отказались. Вместо этого десять тысяч греков перегруппировались и стали отходить от Кунакса тем же путем, которым пришли. Молодой Ксенофонт был избран одним из их лидеров похода.

Путь, начавшийся примерно в сентябре 401 года, длился несколько месяцев. Греки брели вдоль Тигра, не хватало еды и воды, сзади их постоянно атаковали персидские отряды, которым было предписано изводить их, а с боков и спереди угрожали враждебные представители проходимых земель. Пустыня была преодолена с невероятными трудностями; греки пробирались по горам, шли сквозь зимние шторма и шестифутовые снежные сугробы. Они умирали от голода и жажды, от холода и боевых ран. Их ступни коченели в обуви; тех, кто терял пальцы на ногах, бросали на верную смерть.11 Они отчаялись дойти хоть когда-нибудь до берега, с которого могли бы вернуться в Грецию.

Почти через год после начала своего путешествия они все еще пробивались через горы, когда Ксенофонт, шедший замыкающим, услышал крики впереди идущих. Он подумал, что пронзительные крики возвещают об очередной атаке. Но «крики становились все громче и ближе, – пишет он, – и те, кто едва продвигались вперед, бросились бежать к передним, а те продолжали кричать, и чем больше их там становилось, тем громче становились вопли».12 Наконец слова стало можно разобрать. Они кричали: «Море! Море!»

Марш Десяти тысяч был подвигом выносливости – убедительным, но вовсе не экстраординарным. Невероятным же было то, что персидская армия под предводительством Артаксеркса не смогла сделать больше, нежели докучать отступающим грекам, которые смогли спастись из самого центра могучей Персии[234]. «Все попытки [Артаксеркса] захватить в плен греков, которые пришли с Киром, – заключает Плутарх, – «… оказались безуспешными, и те, хоть потеряли и Кира, и своих командиров, тем не менее спаслись практически от самого его дворца».13

Персидская империя Артаксеркса II оказалась слабой и вскоре лишилась власти над Египтом. Египетский вельможа из Саиса по имени Амиртай объявил себя фараоном и персидский сатрап не смог получить достаточно поддержки от занятого другими проблемами Артаксеркса II, чтобы подавить мятеж.

Амиртай не был первым египетским «борцом за свободу», организовавшим сопротивление, но он стал первым за долгое время, кто набрал достаточно сил, чтобы объявить себя первым фараоном новой династии – Двадцать восьмой. Псамметих III был последним правителем Двадцать шестой династии. Мане-то записывает персов Двадцать седьмой династией. Амиртай, который продержался четыре года, оказался единственным фараоном Двадцать восьмой династии.

Мы очень мало знаем о Египте при его правлении, хотя арамейские документы того времени предполагают, что по крайней мере часть страны все еще оставалась под персидским правлением. Сохранившиеся надписи показывают, что после смерти Амиртая власть захватил другой мятежник по имени Неферит I и объявил себя основателем еще одной династии, Двадцать девятой; после шести лет правления он был убит узурпатором по имени Aхорис.14 Через три года после того, как Aхорис объявил себя фараоном Египта, он послал гонца в Грецию и попросил Афины о помощи против попыток персов снова захватить его страну.

Тем временем греки вернулись к выяснению отношений друг с другом. Афины не далеко продвинулись в восстановлении своего разрушенного мира; город все еще страдал от политических распрей, вызванных чистками «Тридцатки». В 399 году, через год после благополучного возвращения «Десяти тысяч», афиняне признали философа Сократа виновным в неопределенном, но однозначно анти-афинском преступлении. Сократ был другом и Алкивиада, и самого жестокого из «Тридцатки», аристократа по имени Критий, который погиб в сражении, завершившем ужасное правление этого диктатора.