История Древнего мира. От истоков Цивилизации до падения Рима - Сьюзен Бауэр

Он принял командование армией как регент при младенце, но (как говорит Юстин) «опасности войны пугают, и оставалось слишком долго ждать помощи принца, который был еще так мал, [поэтому] люди заставили его взять управление на себя».23 Это могло быть так – а могло прикрывать простую узурпацию власти. В любом случае руководство Филиппа было совершенно необходимо. Иллирийцы являлись не единственной угрозой на горизонте, Афиняне делали теперь попытки посадить на македонский трон своего кандидата, чтобы иметь возможность добавить Македонию к зависимым от Афинами территориям.

Филипп, ввиду невозможности присутствовать на обоих фронтах, иллирийском и афинском, отвел афинскую угрозу, отдав под афинский контроль пограничный город. Затем он реорганизовал македонскую армию, обучив неумелых македонских солдат искусству сражаться в греческой фаланге (знание, которое он приобрел за годы пребывания в Фивах).24 На следующий год македонская армия победила иллирийцев.

К этому моменту македонцы стали слишком сильными для афинского вторжения. А вместо того, чтобы вести оборонительные войны, Филипп предпочел сам начать строить империю. Он сражался и заключал браки (пять раз), чтобы образовывать союзы или обеспечивать себе доминирование на территориях вдоль побережья, на границе между Македонией и Фракией, а также на северных и северо-восточных границах Македонии. Его третья жена, семнадцатилетняя Олимпия, была дочерью царя Эпира. Олимпия, согласно древним записям, была поразительно красива, но имела склонность к страшным эмоциональным взрывам и эксцентричным выходкам; она держала в качестве домашних животных огромных змей и позволяла им ползать по всей спальне. Ее отец считал, что этим браком он защитил Эпир; но когда он умер, Филипп просто присоединил Эпир к своей державе.

В 356 году Олимпия родила Филиппу первого сына и наследника. Ребенка назвали Александром – в честь погибшего брата Филиппа.

Теперь Филипп обратил свой взгляд на юг. Когда был убит правитель греческого города Феры, Филипп двинулся вниз, восстановил порядок и установил контроль над городом. Он провел кампанию во Фракии и захватил золотые и серебряные рудники у горы Пангей, что позволило ему финансировать следующие кампании. Он забрал назад город, который отдал Афинам при воцарении, и проложил путь еще дальше на юг и на восток. Во время одной из таких кампаний через его правый глаз прошла стрела; ранение нашло отражение в скульптурном изображении царя.

Организованного греческого ответа на действия Македонии не последовало. Спарта находилась слишком далеко на юге, чтобы беспокоиться, а Афины в это время страдали от жестокого голода и не могли вести еще одну войну. Филипп начал открыто захватывать греческие территории. Его продвижение на юг было направлено скорее не против греков, а против Греции, которую он хотел поглотить. Его пехота, его кавалерия, сам его двор были полны эллинов.

История с греческим конем – фессалийским жеребцом по имени Буцефал – публично продемонстрировала не по годам развитый интеллект его сына Александра. Плутарх говорит, что Филипп заплатил безумную сумму за этого коня, но обнаружил, что тот совершенно неуправляем. Он приказал отослать его назад, но Александр запротестовал; Филипп приказал ему мотивировать свой протест и доказать, что он может ездить на этом коне: «Александр подбежал к коню, – пишет Плутарх, – взялся за уздечку и развернул коня головой к солнцу – очевидно, потому что заметил, как конь начинал нервничать при виде падающей от него тени, резко дергающейся перед ним».25 Это позволило царевичу сесть на коня. Инцидент стал известен по всей Македонии (и позднее Греции). Даже в юном возрасте Александр показал себя стратегом.

Он оставался единственным законным сыном Филиппа. Одна из наложниц Филиппа родила сына, немного моложе Александра, тоже названного Филиппом, но ребенок оказался слабоумным. (Плутарх говорит, что ответственной за это была Олимпия, так как дала ребенку снадобье, разрушившее его мозг, но других доказательств этому нет.)

Македонский двор был достаточно опасным местом, и Филипп поступил бы правильно, произведя «запасного» наследника – но, судя по всему, он стал всеми способами избегать Олимпию. Местные сплетни говорили, что к этому имели отношение змеи в ее постели. «Однажды змею видели лежащей, вытянувшись вдоль тела Олимпии, когда та спала, – пишет Плутарх – и говорят также, что именно этот инцидент, больше, чем что-либо другое, охладил страсть и любовь Филиппа к собственной супруге».26 Свои надежды как на наследника он возлагал на Александра. В 343 году греческий философ Аристотель был приглашен приехать на север, в Македонию, в качестве учителя Александра. Ученый охотно принял эту хорошо оплачиваемую должность.

К 340 году до н. э. Филипп стал достаточно сильным, чтобы объявить войну Афинам.

Его вторжение в Грецию оказалось легким, так как немало греческих городов предпочли поменять сторону, а не сражаться. Греческий философ Исократ, теперь уже девяностолетний, оставил свои надежды на добровольное взаимодействие греков; но он следовал своему «Панегирику» в речи, названной «К Филиппу», в которой просил македонского царя принять лидерство.

«Ты получил богатство и власть, такие, какими не обладает ни один грек. И то, и другое, естественно, подходит и для уговоров, и для принуждения. То, что я хочу предложить, потребует, как я думаю, и того, и другого – потому что я собираюсь посоветовать тебе встать во главе Греческого союза и вести греческую кампанию против варваров».27

Ассоциация греческих городов, которые следили за усыпальницей в Дельфах, последовала совету Исократа и пригласила Филиппа в Грецию. Афины попросили Спарту о помощи против вторжения, но Спарта не захотела иметь ничего общего с бывшим врагом. Поэтому когда армия Филиппа пришла, наконец, с севера, Афины смогли выставить совсем немного союзных сил – в основном из Фив и из городов Беотии.

Армии встретились жарким летом 338 года на равнине у Херонеи. Самое полное описание этой битвы донес до нас Диодор Сицилийский:

«Обе армии теперь подготовились; они были равны по мужеству и личной доблести, но по числу и по военному опыту огромное преимущество было за [Филиппом]. Потому что он провел множество битв, выиграл большинство их, и таким образом многое узнал о войне, а лучшие афинские полководцы теперь уже умерли…

На восходе солнца две армии выстроились для сражения. Царь приказал сыну Александру, который только что вошел в возраст… вести одно крыло, хотя придал ему несколько своих лучших полководцев. Сам Филипп с отборными войсками возглавил другое крыло и расставил различные отряды в таких местах, где требовала ситуация. Афиняне выстроили свою армию… По всей длине линии, занятой войсками, началась жестокая битва. Она длилась долго, оказавшись очень кровавой, но победа так и не была определена, пока Александр, желавший доказать отцу свою доблесть – со следовавшим за ним мужественным отрядом – первым не прорвался сквозь основную массу врага прямо напротив себя, положив многих, но преодолев сопротивление. Его люди, следовавшие по пятам, рассекли порядки врага, и после того, как землю завалили телами, заставили сопротивляющееся крыло отступить».28

На самом деле битва при Херонее была не слишком кровопролитной по количеству жертв. Погибло около тысячи афинян – немалое число для одной битвы, но незначительное по сравнению с потерями за все годы войны. Она замечательна еще по двум причинам: во-первых, Херонея стала первым опытом Александра в качестве главнокомандующего, во вторых, знаменовала конец греческой эры. Греческие города-государства никогда больше не были снова свободны от власти империи.

Филипп, который, без сомнения, понимал, что не может вечно сражаться за лояльность остальных греческих городов, теперь сменил тактику. Он обращался с Афинами с большим уважением, освободил пленников и даже выделил почетный караул, чтобы доставить погибших афинян в город.29 Афиняне, строя хорошую мину при плохой игре, сделали вид, что Филипп стал теперь другом Афин.

На следующий год Филипп произнес в Коринфе речь, говоря, что подчинение греков его царству было бы благом для Греции.30 Спарта все еще отказывалась иметь какие-либо дела с Филиппом – но остальные греческие города согласились (естественно, оглядываясь на армию Филиппа, стоящую тут же) объединиться в еще одну греческую лигу. Ее назвали Коринфской Лигой. Подобно старой Делосской Лиге под водительством Афин, она имела официальной целью войну против персов. Но в отличие от Делосской Лиги, теперь ее лидером был царь Македонии.

В этот момент Персия была уязвима, находясь в процессе очередной хаотичной смены власти. Артаксеркс III правил уже девятнадцать лет, самым крупным достижением его правления было повторное завоевание Египта, завершенное в 343 году (шесть лет тому назад) после победы над последним местным египетским фараоном Нектанебом II. Теперь Египет снова находился под контролем персидского сатрапа, и им правил персидский царь (Мането называет этот период Тридцать первой династией).