Информатор - Курт Айхенвальд

– Значит, в Швейцарии ведется расследование? – спросил Д'Анжело.

– Да, – ответил Дэниел. – Его ведет цюрихский прокурор по фамилии Трие. Он изучил обстоятельства денежного перевода и сообщил установленные им факты Бухвальдеру, а тот передал их мне.

Агенты сказали, что хотели бы допросить некоторых служащих АДМ, и Дэниел охотно согласился это устроить. А если им понадобится дополнительная документация, добавил адвокат, то им нужно всего-навсего позвонить ему.

– Давайте встретимся через день или два и начнем совместно работать над этим делом, – предложил Дэниел и, сделав паузу, спросил: – Кстати, вы не имеете отношения к расследованию, которое проводит антитрестовский отдел?

Агенты заверили его, что не связаны с этим расследованием. Им занимается спрингфилдский офис ФБР, а они из Чикаго.

– Это хорошо, – отозвался Дэниел.

Закончив разговор, Бассет и Д'Анжело вернулись к прокурорам отдела по борьбе с мошенничеством.

– Похоже, они готовы предоставить в наше распоряжение все материалы, какие нам только понадобятся, – сказал Д'Анжело.

– Кроме шуток? – удивленно рассмеялся Маккей. – А мы угробили столько времени, пытаясь выколотить хоть что-нибудь из этих ублюдков.

По-видимому, адвокаты «Уильямс и Конноли» решили изменить тактику и перейти к сотрудничеству, предположил Д'Анжело.

Цюрихской прокуратуре быстро удалось нащупать связь Уайтекера с Битом Швейцером, которого он уполномочил распоряжаться своим банковским счетом. И теперь команда прокуроров, возглавляемая Фридоленом Трие, разыскивала счета Уайтекера в швейцарских банках.

В день, когда Расти Уильямс нашел Уайтекера в гараже, Трие позвонил Рольфу Брюггерману из юридического отдела Объединенного швейцарского банка. Выйти на него не составило труда: название банка было указано на аннулированном чеке на два с половиной миллиона долларов, выписанном по фиктивному контракту с компанией «Эй-би-пи». А найти в банке счет, управляемый Уайтекером и Швейцером от имени «Эй-би-пи трейдинг», было нетрудно. Трие заявил Брюггерману, что он замораживает средства на этом счете: никаких чеков и никаких переводов денег. Он также затребовал копию выписки со счета о всех банковских операциях.

Брюггерман согласился. Он выдаст копию, если Трие вышлет ему факсом официальный запрос.

Херндон еще был в отпуске, когда однажды вечером пришло сообщение с просьбой позвонить Мучнику домой. Он воспользовался телефоном отеля. Трубку сняла жена Мучника и, поинтересовавшись, как ему отдыхается, позвала мужа.

– Что-то случилось? – спросил Херндон.

– Да, – мрачно ответил Мучник. Помолчав, он добавил: – Марк пытался покончить с собой.

– Не может быть.

Мучник рассказал, как было дело, и добавил, что сейчас Уайтекер в лечебнице в пригороде Чикаго.

Повесив трубку, Херндон набрал номер Шепарда.

– Я только что разговаривал с Джимом, он сообщил мне новость об Уайтекере. Поверить не могу.

– Да, знаю, – отозвался Шепард.

– А ты-то как? У тебя все в порядке?

– Да, – сразу ответил Шепард, – у меня все в порядке.

На следующий день Мэри Спиринг, Дон Маккей и Джим Никсон направлялись в один из кабинетов Министерства юстиции. Настало время связаться с прокуратурой Спрингфилда – хотя бы для соблюдения формальностей. В конце концов, территориально преступление находилось в юрисдикции спрингфилдского окружного прокурора Фрэнсис Хьюлин.

Включив аппарат громкой связи, Спиринг попросила позвать Хьюлин. Но той не оказалось на месте, вместо нее к телефону подошел ее первый помощник Рик Кокс. Спиринг сообщила ему, что министерство решило доверить ведение дела Уайтекера ее отделу.

– Почему? – недоуменно спросил Кокс.

– До сих пор расследовалось нарушение антитрестовских законов и делом занимался соответствующий отдел. А теперь решено, что это уголовное преступление.

Кокса это объяснение не убедило. Он сказал, что их офис и сам может расследовать уголовные преступления, совершенные на их территории.

– Тут есть и другие соображения, – сказала Спиринг. – Против агентов ФБР, расследовавших фиксирование цен, выдвинуто обвинение. Подозревают, что они были сообщниками Уайтекера, и поэтому нежелательно доверять это дело спрингфилдским юристам.

– Что-что? – взвился Кокс. – Это неслыханно!

Маккей досадливо поморщился. Спиринг, конечно, никого не хотела оскорбить, но звонить в Спрингфилд и высказывать подозрения в адрес местных агентов, по мнению Маккея, никуда не годится – тем более что эти подозрения основывались всего лишь на анонимном письме. Это могло вызвать никому не нужные трения.

В спрингфилдском офисе ФБР бушевали страсти. Узнав о звонке Спиринг Рику Коксу, руководство вышло из себя. Слова Спиринг можно было понять так, что против Шепарда и Херндона заведено уголовное дело. А если это так, то почему они узнают об этом от Спиринг, а не от офиса профессиональной ответственности – отдела ФБР, который рассматривает нарушения, допущенные агентами? Почему никто не предупредил Шепарда и Херндона, что им нужны адвокаты?

Они позвонили в Вашингтон и потребовали, чтобы офис профессиональной ответственности провел расследование. Если отдел по борьбе с мошенничеством подозревает их в нарушении закона, то пусть все будет сделано по форме. Нельзя походя швыряться обвинениями в адрес агентов и ставить под удар их карьеру, не заявив официально о заведении дела против них. Однако по какой-то непонятной причине в проведении расследования им было отказано.

Похоже, вашингтонским чиновникам нужен был предлог, чтобы отстранить спрингфилдских агентов от расследования. А для настоящего криминального расследования голословных обвинений недостаточно.

Вероятно, это и были политические игры в чистом виде.

Вечером в четверг 10 августа доктор Дерек Миллер сидел за столом и диктовал машинистке свои заметки о двух днях бесед с Уайтекером. Он провел за этими беседами в общей сложности четыре с половиной часа, не считая разговоров с Джинджер и Эпстайном.{309}

Во многом речи Уайтекера напоминали классический случай мании преследования: «Гигантская корпорация хочет погубить меня! Я был осведомителем ФБР!» – с той поправкой, что это было правдой. И тем труднее отделить факты от вымысла.

Вторая беседа с Уайтекером проходила трудно. Пациент был подавлен. Миллер обвинил его в нечестности и сказал, что, по его мнению, Уайтекер не сказал всей правды ни ему, ни Эпстайну. Уайтекер вяло согласился.