Смерть консулу! Люцифер - Жорж Оне

Антуанета первый раз встретила его в Тюильри на большом празднике и сделала вид, что не узнала его, но он так упорно становился на её пути, что она поневоле должна была обменяться с ним несколькими словами. Она обошлась с ним очень холодно и старалась держать его от себя в почтительном отдалении. Ей было стыдно перед ним: она помнила, как уверяла его в Вене, что никогда не будет играть роли в Тюильри и не желает этого! Как ни таинственно было появление шевалье при дворе Наполеона, но на его стороне было то преимущество, что он открыто высказывал своё мнение об узурпаторе. Она не имела права упрекнуть его в измене своим убеждениям, тем более что сама была близка к худшей измене, нежели та, которую мог когда-либо задумать или совершить Цамбелли.

С краской на лице вышла она в соседнюю комнату, где шевалье вёл оживлённую беседу с её родными. Он поклонился ей как старый знакомый, но воздержался от улыбки из боязни оскорбить её. Ему было достаточно, что гордая красавица смущается в его присутствии. Опыт показал ему, что нежные объяснения не действуют на сердце Антуанеты. Чтобы сделать его доступным любви, он должен удалить соперника. Он не подозревал, что в этом тщеславном сердце другая тень, ещё более величественная, уже затмила ненавистный ему образ Вольфсегга.

Оба одинаково желали остаться наедине. Тяжелее всякого объяснения было для них молчаливое наблюдение друг за другом и обмен незначительных фраз, где каждое слово имело свой затаённый смысл. Антуанета, потеряв терпение, дала понять своим родным, что желает остаться наедине с гостем. Граф и графиня Мартиньи тотчас же удалились под предлогом визита.

— Наконец-то! — сказал Цамбелли. — Благодарю вас, что вы избавили меня от присутствия посторонних людей. Принуждение было слишком тяжело. Я не в состоянии был более скрывать своих чувств. Мне оставалось только удалиться и упустить случай, который, быть может, не появится более.

— При нашей дружбе, шевалье, это опасение кажется мне совершенно напрасным. Вы можете видеть меня, когда вам угодно.

— Разве вы не знаете, что во всех салонах и на улицах толкуют о предстоящей войне с Австрией? Мысль, что уже сочтены часы вашего пребывания в Париже, приводит меня в отчаяние.

— Я ещё не думаю об отъезде, — ответила уклончиво Антуанета. — Наш посланник граф Меттерних надеется на восстановление мира.

— Он только обманывает других. Может ли он думать, что император позволит усыпить себя и будет спокойно ожидать, пока нападут на него?

— Что бы ни случилось, но меня привязывает к Парижу святая обязанность спасти моего брата. Я не уеду отсюда, пока не узнаю, что он на свободе.

— Всякий поймёт и одобрит это намерение, даже ваши родители, так как вы возвратите им потерянного сына. Вы представляете собой редкий пример сестринской любви. Если бы вы слышали, с каким восхищением говорит о вас император.

— Его величество слишком милостив ко мне, придавая такое значение моему поступку.

— Его великодушное сердце всегда было способно понимать высокие дела и помыслы. Как ошибается мир относительно этого человека!

— Вы восхищаетесь им, и он, со своей стороны, вероятно, также ценит ваши достоинства...

— Я никогда не скрывал своего уважения к нему, даже в Вене, где небезопасно было хвалить его.

— Опасно! Только не для шевалье Цамбелли!

— Именно мне, потому что вы постоянно нападали на него.

— Теперь вы можете вполне торжествовать. Я сложила оружие и сознаюсь, что благодаря предрассудкам воспитания и моим родным у меня составилось крайне нелестное мнение о Бонапарте. Я ожидала встретить тирана, узурпатора, а вместо этого увидела человека, который совместил в себе Цесаря и Августа.

— Вы уже не станете больше сердиться на меня за желание видеть вас при дворе великого Наполеона, — заметил с улыбкой Цамбелли, — где вы заняли положение, достойное вашей красоты и ума.

— Я не могу играть здесь никакой роли; вы забываете, что я иностранка.

— Разве Франция не настоящее ваше отечество? Мы оба — простите такое сопоставление — не можем считать себя детьми холодной и мрачной Германии, мы немцы только по нашим матерям. Здесь свободно развивается страсть, гений не стеснён никакими ограничениями, нет пределов желаниям. Пример императора налицо. Его маршалы мечтают о герцогствах и королевствах. Благодаря ему я наконец почувствовал, что начинаю жить.

Цамбелли выразил то, в чём Антуанета ещё не решалась сознаться самой себе.

— Если я поняла вас, — сказала она, — то вы связали вашу судьбу с Наполеоном.

— Я добровольно и сознательно сделался его слугой. Обязательства, которые мы сами принимаем на себя, не могут тяготить нас. К тому же я наполовину итальянец и считаю себя его подданным.

— Не мечтаете ли вы, как его маршалы, сделаться королём или герцогом?

— Главная цель моих стремлений вне власти императора, — ответил Цамбелли. — Она в ваших руках. Я скорее ищу около него удовлетворения той жажды деятельности, которая составляет основу моего существования, нежели чего-либо другого. Я принадлежу к ненасытным людям. Иногда мне кажется, что даже королевская корона не могла бы осчастливить меня. Я никому не решился бы говорить об этом, кроме вас. Вы заглянули в самую глубь моего сердца. Моё счастье...

— Мне кажется, шевалье, — холодно заметила Антуанета, прерывая его, — что есть вещи, о которых не следует возобновлять разговора.

— Я не хотел напоминать вам самого печального момента моей жизни, когда я должен был навсегда отказаться от счастья и спокойствия. Мне осталась одна надежда, что шум битв и волнения политических дел заполнят пустоту моего существования; но мне вечно будет недоставать того, чем я никогда не наслаждался, и моё горе никогда не затихнет...

Голос Цамбелли дрожал. Он говорил с театральным пафосом, которому умел придать вид непритворного страдания. Гордая аристократка вторично отталкивала его.

«Опять этот Вольфсегг!» — подумал Цамбелли вне себя от ярости.

Но на этот раз он не был так обезоружен, как в тот вечер, когда она бросилась от него в объятия своего дяди. Если он не мог заслужить её любовь, то хотел доставить себе зрелище её смущения.

— И война, и политические дела могут увлечь вас и сделаться главной целью жизни, — ответила Антуанета равнодушным голосом. — Как часто человек ищет своего счастья там, где он не может найти его!

— Вы правы, — ответил поспешно Цамбелли. — Самые умные люди сбиваются с дороги и