Смерть консулу! Люцифер - Жорж Оне
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эгберт должен был убедиться в справедливости слов графа Вольфсегга. Всемирное государство Бонапарта, которое издали представлялось каким-то гигантским сооружением с незыблемым фундаментом и верхушкой, достигающей облаков, оказывалось вблизи обманчивым миражом, который должен был исчезнуть бесследно.
Ничто не удерживало более Эгберта в Париже, и он решился немедленно вернуться на родину по совету Меттерниха и графа Вольфсегга, который написал ему по этому поводу длинное убедительное письмо. Но тут неожиданно пришёл приказ от императора, по которому он должен был явиться в Тюильри на следующее утро, в половине десятого.
— Он завтракает в это время! — говорили Эгберту его знакомые. — Это большая честь!
Но честь эта не радовала Эгберта. Хотя всё кончилось для него благополучно, но он не мог без ужаса вспомнить свой разговор с Наполеоном в Malmaison. Он представлял себя карликом, который неожиданно должен встретиться с великаном, так как не мог вообразить иной картины, выражавшей более наглядно то тяжёлое сознание бессилия и унижения, которое охватило его душу.
В назначенный час явился он во дворец. Камергер с удивлением разглядывал юношу, так как Наполеон во время завтрака допускал к себе только самых близких людей, знаменитых учёных и художников или своих любимцев.
— Императору угодно говорить с вами наедине, месье Геймвальд, — сказал камергер. — Я сейчас доложу о вас.
Но едва он скрылся за красной бархатной портьерой, усеянной золотыми пчёлами, как из противоположных дверей вышел камердинер, которому все обязаны были докладывать свои имена, и, подойдя к Эгберту, поспешно сунул ему в руку небольшую записку.
Эгберт прочёл следующие слова:
«Не теряйте хладнокровия. Ни слова о Бурдоне. Rue de Moineaux № 3. Иосиф из Египта».
Он только что успел спрятать записку, как вернулся камергер и знаком пригласил его следовать за ним. Камердинер стоял на прежнем месте; но Эгберт был так озадачен, что не догадался взглянуть ему в лицо.
Он должен был пройти две залы, прежде чем очутился в комнате императора. Он впал в какое-то полуобморочное состояние, и он опомнился только тогда, когда камергер громко произнёс его имя.
Сделав обычные поклоны, Эгберт вытянулся во весь рост и застыл в этой позе.
Наполеон стоял к нему спиной, с руками, скрещёнными на груди, перед столом, на котором лежала карта. Голова его была опущена как бы в раздумье.
У камина, на маленьком столике из красного дерева, покрытом белою скатертью, был сервирован завтрак. В нескольких шагах от императора стоял дворцовый префект Боссе в придворном платье с треугольной шляпой под мышкой, ожидая приказаний его величества.
Обои, обивка мебели, драпри были зелёные. Всюду над окнами, дверями, на часах, над мраморным камином в виде украшения виднелись орлы с распростёртыми крыльями с лавровыми венками в клюве, обвивавшими императорский вензель N. На всех столах лежали карты, книги, бумаги. Наполеон занимался делами даже во время своего короткого завтрака.
Занятый своими мыслями, он не обращал никакого внимания на Эгберта. Префект также не двигался.
Наконец Бонапарт поднял голову и медленно обернулся.
Он был, как всегда, в мундире, но без шпаги и орденской ленты.
— А! Вы тут, месье Геймвальд!
Эгберт поклонился.
— Я недавно был в ваших странах на Дунае, — сказал он, садясь в кресло и положив руку на карту. — Австрийцы думают застать меня врасплох; но мы сами явимся к ним с быстротою молнии. Моя главная квартира будет в Вене. Вы, вероятно, хорошо знаете её окрестности. Вы уроженец Вены?
— Так точно, ваше величество.
— Подойдите сюда. Как вы находите, правильно ли нарисована эта карта?
На столе лежала большая карта русла Дуная от баварской границы близ Пассау до Пресбурга.
— Насколько я могу судить, карта совершенно верна, ваше величество.
— Тут под Веной несколько островов на Дунае. Как называется самый большой из них?
— Лобау, ваше величество.
— Крепкий грунт или болото?
— Всё лес и кустарник. Насколько мне известно, остров почти необитаем.
— Вы имеете дом в Вене?
— В предместье Landstrasse и небольшое имение около Шёнбрунна.
— Мы скоро будем с вами по соседству, — заметил император со свойственной ему холодной улыбкой. — Я слышал, вы уезжаете из Парижа?
— Да, ваше величество.
— Довольны ли вы своим пребыванием в нашей столице? Как шли ваши занятия? Немцы прилежный, трудолюбивый народ. Ваша молодёжь не проводит время в одних удовольствиях, пустой болтовне и не увлекается политическими бреднями, как наши юноши. Она учится и живёт среди книг. Я уважаю её за это. Осмотрели ли вы музеи и библиотеки?
— Далеко не так основательно, как я желал этого. Нужны годы, чтобы изучить сокровища наук и искусств, которые собраны здесь вашим величеством. Наполеоновский Париж представляет полное подобие Рима времён Траяна.
— Только Траян был счастливее меня. Когда он одерживал на границах империи лёгкие победы над варварами, ему отдавали в Риме божеские почести. Никто не помышлял мешать внутри государства. Даже вечно недовольный римский сенат не вмешивался в его действия. Замолкли софисты, политические болтуны и пустомели. Желчный Тацит с похвалой отзывался о нём. Я сделал больше для Франции, нежели Траян для Рима. Но чем отблагодарили они меня за это? Якобинцы до сих пор не могут успокоиться; они не хотят видеть Францию могущественной и счастливой. Их следовало бы посадить в тюрьму под замок. Сумасшедший дом был бы для них ещё лучше. Но, к несчастью, врачи принадлежат к их числу. Кстати, вы, кажется, знакомы с Беньямином Бурдоном?
— Точно так, ваше величество, я передал ему поклон от его умирающего отца.
Говоря это, Эгберт смело смотрел в лицо императору. Так делают с львами, когда хотят избежать неожиданного прыжка. Император показался Эгберту ещё меньше ростом и шире в плечах, чем в Malmaison.
— От умирающего отца? Это что за история?
Эгберт рассказал в нескольких словах историю насильственной смерти Жана Бурдона.
На строгом лице Наполеона не изменилась ни одна черта, не дрогнула ни одна жилка. Глаза тоже смотрели спокойно и пристально, лоб оставался таким же высоким и гладким, как всегда.
— Да, помню, — сказал он. — Это происшествие было напечатано в газетах. Австрия не может похвастаться своей
