Голубой Марс - Ким Робинсон

Две версии – но как было на самом деле?

Вспомнить не получалось. Точно она не знала. У них с Фрэнком случалось столько ссор, столько примирений – могло быть и то, и другое. И невозможно ни отследить историю, ни вспомнить, что и когда происходило. У нее в голове все перемешалось, превратившись в смутные впечатления, отдельные моменты. Прошлое бесследно исчезало. Слабые шумы, будто зверь, страдающий от боли, – они исходили из ее собственного горла. Хныканья, всхлипывания. Бесчувственность и всхлипывания одновременно – какой абсурд! Что бы ни случилось тогда, она хотела вернуть то время.

– Ух!

Она не могла произнести его имя. Ей было больно, будто в сердце вонзили иглу. Ах, это же было настоящее чувство! Отрицать это было нельзя – она задыхалась от этой боли. Никто не мог этого отрицать.

Она медленно покачала ластами, оттолкнулась от песка, поднялась выше крыш с их бурыми водорослями. Что бы они сделали тогда, сидя в кафе в дурном настроении, если бы знали, что спустя сто двадцать лет она будет проплывать в этом месте, а Фрэнк будет уже давно мертв?

Конец видения. Дезориентация, переход из одной реальности в другую. Когда она продолжила плыть в темной воде, к ней снова вернулась бесчувственность. Но при этом оставалась и боль внутри – словно от укола булавкой, изолированная и настойчивая. Нужно было ухватиться за нее, ухватиться за любое чувство, которое удавалось вспомнить в этой черной массе. Что угодно, лишь бы не бесчувственность – всхлипывать от боли было блаженством в сравнении с ней.

Итак, Мишель снова оказался прав. Старый алхимик! Она осмотрелась, пытаясь его найти. Он где-то плавал сам по себе. Прошло уже порядочно времени, и остальные собирались в конусе света перед тралом, как тропическая рыба в темном прохладном водоеме, привлеченная теплом. Смутная, вялая невесомость. Она подумала о Джоне, как он парил голый на фоне черного космоса и кристальных звезд. Ах, сколько в этом было чувств! За раз можно было вынести лишь один осколок прошлого – этот затопленный город. Но она занималась любовью с Джоном и здесь, в общежитии в первые годы… с Джоном, Фрэнком, с тем инженером, чье имя ей редко удавалось вспомнить, и наверняка другими, забытыми или почти забытыми, – чтобы их вспомнить, ей нужно хорошенько постараться. Изолировать их всех, все эти драгоценные уколы чувств, которые оставались с ней навсегда, пока их не разлучала смерть. Вверх, вверх, вверх, находя путь между ярких тропических рыбин с руками и ногами, назад в дневной свет голубого солнца. О боже, да! Давление в ушах, головокружение от азотного наркоза, восхищение человечеством, тем, как долго оно жило, как держалось все это время.

Мишель плыл к поверхности, следуя за ней. Она подождала его, а потом крепко обняла – о, как она любила ощущать твердость чьего-то тела – доказательство реальности происходящего. Она сжимала его, думая: «Спасибо тебе, Мишель, ты мой чародей, и спасибо тебе, Марс, за все, что хранится в нас, пусть затопленное, пусть изолированное, но живет». Вверх, к прекрасному солнцу, к ветру, стянуть с себя костюм холодными неловкими пальцами, выйти из него, словно куколка, не обращая внимания на мужчин, охотно подчиняющихся силе женской наготы, а потом вдруг почувствовать свою обнаженность и позволить им смотреть на нее в лучах солнца. Далее секс во второй половине дня, глубокое дыхание на ветру, мурашки по телу от осознания реальности.

– Я все та же Майя, – повторяла она Мишелю, стуча зубами. Она обхватила свои груди и вытерлась полотенцем, наслаждаясь ощущением махровой ткани на влажной коже. Затем оделась, вскрикнула от холодного ветра. Лицо Мишеля излучало счастье, божественно сияло, точно на нем была маска радости, образ старого Диониса. Он громко смеялся, радуясь успеху своего плана, восторгу своей подруги и спутницы.

– Что ты видела?

– Кафе… парк… канал… А ты?

– Гору Хант… танцевальную студию… бульвар Тота… Столовую гору.

В каюте у них было ведерко со льдом и бутылкой шампанского. Он открыл его, выстрелив пробкой. Ее унесло ветром в море, где она мягко опустилась на поверхность и поплыла на голубых волнах.

Но Майя отказалась углубляться в подробности. Не захотела рассказывать больше о своем погружении. Другие рассказывали, а потом, когда наступил ее черед, все стали смотреть на нее, как хищники, жадные до ее ощущений. А она пила шампанское, тихо сидя на верхней палубе и наблюдая за волнами. Те выглядели чудно́ для Марса, крупные и грязные, внушительные. Она посмотрела на Мишеля, дав ему понять, что с ней все нормально, что он поступил правильно, позволив ей нырнуть. И больше не сказала ничего. Пусть хищники кормятся собственными впечатлениями.

Судно возвратилось в гавань Дю Мартерей, которая представляла собой небольшой бассейн в форме полумесяца, изгибающийся у подножия кратера Дю Мартерея, застроенного зданиями и заросшего зелеными насаждениями, тянущимися вверх до самого края.

Они высадились на берег и пошли в город, отужинали в столовой на краю кратера, наблюдая за закатом над водами Исиды. По уступу со свистом спускался вечерний ветер, который поддерживал высокие волны и срывал пены с их гребней, образуя белые струйки, разлетающиеся быстрыми радугами. Майя сидела рядом с Мишелем, держа руку у него то на бедре, то на плече.

– Вот удивительно, – сказал кто-то, – что ряд соляных колонн все еще блестит там, внизу.

– А окна в столовых горах! Видели, одно было разбито? Я хотел залезть и посмотреть, но побоялся.

Майя скривилась, сосредоточившись на происходящем вокруг. Сидящие напротив говорили с Мишелем о новом учреждении, касающемся первой сотни и прочих ранних колонистов, – чего-то наподобие музея, хранилища изустных историй, комитетов по защите первых строений от сноса и прочего, а также программ оказания помощи сверхстарым ранним поселенцам. Естественно, эти искренние молодые люди – а такими искренними могли быть только молодые – хотели получить какое-то содействие от Мишеля и найти и составить список всех членов первой сотни, кто остался в живых. Сейчас таких двадцать три, сказали они. Мишель говорил с ними очень учтиво и, казалось, действительно заинтересовался проектом.

Майе идея решительно не нравилась. Нырнуть к обломкам из прошлого, ощутить их соль, неприятную, но бодрящую – это еще ладно. Это приемлемо и даже полезно. Но зацикливаться на прошлом – просто отвратительно. Она бы сейчас с удовольствием вышвырнула этих искренних ребят за борт. Мишель тем временем согласился опросить оставшихся из первой сотни, помочь запустить проект. Майя встала и подошла к борту, наклонилась над ним. Там в темнеющей воде, на гребне каждой волны по-прежнему светились струйки водяной пыли.

К ней подошла девушка и тоже склонилась над бортом.

– Меня зовут Вендана, – сказала она глядящей на волны Майе. – Я в этом году местный представитель партии Зеленых.

У нее был красивый профиль, ровный и острый, как у индусов, желто-коричневая кожа, черные брови, продолговатый нос, маленький рот. Умные, проницательные карие глаза. Удивительно, как много о человеке говорит его лицо. Майе начинало казаться, что она узнала о ней все самое важное уже с первого взгляда. А учитывая, как часто слова молодых уроженцев теперь сбивали ее с толку, это было полезным и даже необходимым умением.

Впрочем, Зеленых она понимала – или думала, что понимала. Теперь она считала их название архаическим политическим понятием – ведь Марс уже давно был зеленым, равно как и голубым.

– Что тебе нужно?

– Джеки Бун и группа кандидатов от партии «Свободный Марс», которые баллотируются в нашем регионе, проводят кампанию к наступающим выборам. Если Джеки останется у руля и переизберется в исполнительный совет, она продолжит свою работу по запрету иммиграции с Земли. Это ее идея, и она упорно ее продвигает. И аргументирует тем, что земную иммиграцию можно перенаправить в любой другой регион Солнечной системы. Это неправда, но ее позицию поддерживают в определенных кругах. Землянам это, конечно, не нравится. Если «Свободный Марс» крупно выиграет с этой изоляционистской программой, то Земля, как нам кажется, очень неприятно на это ответит. Они и так еле справляются со своими проблемами, и наша маленькая помощь им просто необходима. А если Джеки добьется своего, они объявят это нарушением договора, который вы когда-то заключили. Они даже могут начать из-за этого войну.

Майя кивнула. Она уже многие годы, несмотря на заверения Мишеля, ощущала растущее напряжение между Землей и Марсом. Она знала, что это случится, она это предвидела.

– Джеки поддерживают многие группы, а «Свободный Марс» составляет сверхбольшинство в мировом правительстве уже много лет. Они постоянно входят в состав природоохранных судов. Суды поддержат любой ее запрет на иммиграцию. Мы хотим, чтобы ваш договор был соблюден или даже чтобы были немного увеличены иммиграционные квоты. Надо помочь Земле по максимуму. Но остановить Джеки будет непросто. Сказать по правде, я даже не знаю точно, как это сделать. Поэтому и хотела спросить у вас.