Мальчик из спичечной коробки - Эрих Кестнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Максик подумал: «Что за чушь! Мне ведь ещё по крайней мере четыре года расти, пока на подбородке появится первый пух. Вот уж Йокус удивится, когда прочтёт этот вздор!»
Но и остальные плакаты были не лучше.
Странные люди! Чего только они не выдумывают, чтобы избавиться от своих товаров! Вот теперь они пытаются внушить прохожим, что Маленький Человек ведёт себя как взрослый. А ведь все знают, что он мальчик.
«Ну и бред! — подумал Максик. — Йокус совершенно прав, когда говорит, что у этих рекламных дядей нервы из канатов. Неужели действительно люди, прочитав такую рекламу, сломя голову помчатся в магазины покупать электробритвы, сигары и шампанское, которые им так настойчиво навязывают?»
Мальчик собрался было бежать дальше. Но тут его взгляд остановился на афише, которая была скромнее и меньше соседних и которую он чуть было не упустил из виду.
Ежевечерне Цирк «Стильке» Для детей дневные представления три раза в неделю. БОЛЬШОЙ ВОР И МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК СЕНСАЦИЯ ИЗ СЕНСАЦИЙ! ВОСТОРГ И ИЗУМЛЕНИЕ БЕЗ ПРЕДЕЛА! Открыта предварительная продажа билетов.На афише не было пёстрых рисунков. Не было и фотографий. Но от текста, который он прочёл, его бросило в дрожь:
«Ой, какой ужас! — подумал Максик. — А вдруг сегодня среда, или суббота, или, может быть, воскресенье?! Только бы не опоздать к дневному представлению! Йокус даже не знает, где я!»
И он помчался, не чувствуя под собой ног.
В цирке посреди манежа сидел господин директор Грозоветтер, в белых перчатках и чёрном цилиндре, и читал газету.
Максик вихрем ворвался в цирк.
— Что горит? — осведомился директор, глядя поверх газеты.
— Простите меня, пожалуйста! — крикнул запыхавшийся мальчик. — Но я не знаю, среда сегодня или нет.
Директор поднял брови.
— А может, суббота? — продолжал мальчик. — Или воскресенье?
— Ты в своём уме? — рассердился директор. — Врываешься в цирк и спрашиваешь, не среда ли сегодня. Ты нарушаешь неприкосновенность жилища!
Потом он снова спрятался за своей газетой.
— Но господин директор Грозоветтер!.. — Максик стоял как громом поражённый. Почему этот человек был так недоброжелателен к нему, к новому любимцу публики?!
— Ты даже не знаешь, как меня зовут!
— Грозоветтер!
— Меня с самого моего рождения зовут Громовержец! — строго поправил его директор. — Понял? Не Грозоветтер, и не Километр, и не Сантиметр, а Гро-мо-вер-жец!
— Громовержец! — чуть слышно повторил Максик. Ему очень хотелось провалиться сквозь землю.
Но тут к ним подошёл наездник Галопинский и спросил:
— Что это вас так рассердило, господин директор Громовержец?
— Да вот мальчишка мне на нервы действует, — ответил директор. — Врывается на манеж, спрашивает, среда ли сегодня, и называет меня Грозоветтером!
— Пошёл вон! — зашипел на него наездник. — Сию же минуту убирайся!
— Но господин Галопинский!.. — испуганно начал Максик.
— Вот вам! Слышите? — закричал директор и всплеснул белыми перчатками над цилиндром.
— Меня зовут Рысаковский, а не Галопинский! — рявкнул наездник.
— И сегодня четверг, нервотрёпщик, — ворчал директор. — Иди домой делать уроки.
— Но я же артист! — робко возразил мальчик.
— Новое дело! — вздохнул директор. — Час от часу не легче. Что же ты умеешь?
— Шнурки развязывать, — прошептал Максик.
Тут оба — и директор и наездник — побагровели; казалось, их вот-вот хватит удар.
Наездник сжал кулаки:
— Ах вот как! Шнурки умеешь развязывать! Я это умел трёх лет от роду.
Директор пыхтел и сопел, как морж.
— Можно сойти с ума, — стонал он. — Умеет шнурки развязывать! Гениальный ребёнок!
— А ещё я могу отстёгивать подтяжки, — прошептал Максик со слезами в голосе.
— Довольно! Всему есть предел! — взвыл директор. — Это уж верх наглости!
— И галстук я умею развязывать, — продолжал Максик тихо и жалобно.
Тут наездник вскочил, схватил Максика за шиворот и стал трясти его изо всех сил.
Директор тоже поднялся, продолжая стонать.
— Всыпать ему как следует! — сказал он. — И выбросить вон!
— С огромным удовольствием! — заявил наездник и по всем правилам искусства положил мальчика к себе на колени. — Эх, жаль, очень жаль, что я не захватил свой новый хлыст, — прибавил он. Й стал бить мальчика.
— Помогите! — заорал Максик, и крик его доносился до самой вершины купола. — Помоги-и-ите!
В этот момент на манеже появился профессор Йокус фон Покус.
— Кто это кричит так жалобно? — спросил он.
— Это я, дорогой Йокус! — крикнул мальчик. — Пожалуйста, спаси меня! Они меня не узнают!
Он вырвался из рук наездника, подбежал к профессору и, еле дыша, повторил:
— Они не узнают меня!
— Прежде всего спокойствие! — сказал профессор. Потом он посмотрел на мальчика и спросил: — Они тебя не узнают?
— Не узнают, Йокус!
— А кто же ты? — осторожно спросил профессор. — Дело в том, что я тоже тебя не узнаю.
Словно бездна разверзлась под ногами мальчика. Голова закружилась. В глазах поплыли круги.
— Йокус меня не узнаёт, — прошептал он. — Даже Йокус меня не узнал…
Слёзы ручьями потекли по его щекам.
Стало совсем тихо. Даже директор и Рысаковский молчали.
— Откуда же мне тебя знать? — спросил растерянно профессор.
— Но ведь я же твой Максик, — рыдал мальчик. В отчаянии он закрыл лицо руками. — Я же твой Мак-сик Пихельштейнер!
— Врёшь! — раздался звонкий мальчишеский голос. — Максик Пихельштейнер это я!
Большой мальчик опустил руки и в ужасе посмотрел на нагрудный карман профессора. Из кармана высовывался Маленький Человек и гневно размахивал руками.
— Пожалуйста, унеси меня отсюда! Я не люблю лгунишек!
— Дорогой Йокус! — крикнул большой мальчик. — Останься здесь! Останься со мной! У меня ведь только ты один на свете!
— Ну, Максик! — сказал профессор. — Почему ты так расплакался? Я ведь с тобой, я всегда с тобой! Тебе плохой сон приснился?
Максик широко раскрыл глаза. На его ресницах ещё висели слезинки. Но он видел над собой озабоченное лицо Йокуса. Он вдыхал запах ландышей и знал, что сидит в цветочном горшке на балконе своего номера. И всё опять было хорошо.
Глава 13
Это был всего лишь сон. Разговор об изобретателе застёжки-«молиии». Отчаянные ребята и закадычные друзья
— Правда, это был только сон? — Маленький Человек облегчённо вздохнул. Словно камешек с его души свалился. — Ох, Йокус, милый, какое счастье, что ты меня опять узнаёшь!
— Я тебя не узнавал? Ну знаешь ли…
— Да, это потому, что я очень вырос, — объяснил Максик. — Я был такого же роста, как все мальчишки моих лет. Но, кроме того, я был ещё и маленький, как теперь, и торчал в твоём кармане.
— Значит, ты был и Макс и Максик одновременно? Здорово!
Маленький Человек рассмеялся. Правда, в горле всё ещё стоял комок. Но Максик знал, что скоро ему опять станет весело.
— Пожалуйста, возьми меня в руки, — сказал он. — Тогда мне не будет страшно.
— Кстати, на балконе довольно холодно, — заметил Йокус и вынул его из цветочного горшка. — Искупайся в мыльнице — и марш в спичечную коробку. Перед сном ты мне расскажешь, что тебе приснилось.
— Всё-всё-всё?
— Да, всё-всё-всё. От начала до конца. Потому что сон — дело хитрое. Вдруг Йокус испугался: — Ты не голоден? Или ты во сне ел сосиски?
— Нет, — ответил Максик, — сон был совсем без еды. Но всё равно я сыт.
При свете ночника Максик рассказал свой сон. Всё до последней мелочи. О доброй фрау Хольцер и о том, как она чихала. О профессоре Ваксмуте, который оказался взаправдашним волшебником и превратил Максика сначала в великана, а после в обыкновенного школьника. Потом он рассказал о драке с мальчишкой с соломенными волосами. И о тумбах с глупыми афишами… О цирке, о директоре Громовержце и наезднике Рысаковском. И наконец, о том страхе, который он пережил, когда к ним подошёл Йокус с Маленьким Человеком в кармане и даже не узнал его — настоящего Максика.
Йокус молчал довольно долго. Потом откашлялся и сказал:
— Вот видишь. Сон всё и выдал. Ты мечтал стать обыкновенным мальчишкой, вместо того чтобы оставаться самим собой.
Максик кивнул печально:
— Мечтал уже давно. Только никому не рассказывал. Даже тебе. Хотя я тебе всегда всё рассказываю.
— И вот, когда ты вырос, тебе стало жутко!
— Ага, — подтвердил Максик смущённо. — Ты как-то говорил, что надо кем-то быть и что-то уметь. А тут я вдруг стал никем и ничего не умел. Когда я рассказал директору и Рысаковскому, что умею развязывать шнурки, они смеялись надо мной.