Трехгрошовая опера - Бертольт Брехт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Браун. Что эта такое?
Пичем. Музыка. Они музицируют в меру своих сил. «Песня о тщете человеческих усилий». Не слыхали? Можете кое-чему поучиться.
Золотистый свет. Орган освещен. Сверху на шесте спускается трехламповый светильник. На щитах надпись:
ПЕСНЯ О ТЩЕТЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ УСИЛИЙНищие.
1Своею головойНикак не проживешь.Увы, своею головойПрокормишь только вошь.
В человеке скуденХитрости запас.Где вам видеть, люди,Как дурачат вас.
2Составь прекрасный план,Умом своим блесни,Составь другой. А толку-то,А толку-то — ни-ни.
В человеке скуденПодлости запас.Но идеалы, люди,Украшают вас.
3За счастьем ты бежишь.Но лучше погоди!Настигнуть счастье ты спешишь,А счастье позади.
В человеке скуденСкромности запас,И наша воля, люди,Морочит только нас.
Пичем. Ваш замысел, Браун, гениален, но, к сожалению, неосуществим. Кого вы можете здесь арестовать? Нескольких молодых людей, которые, радуясь коронации, устроили небольшой маскарад. Если же на улицу выйдут настоящие горемыки — здесь таковых нет, — это будет многотысячная толпа. Вот тут-то вы и просчитались. Вы забыли об огромном числе бедняков. Если они выстроятся перед собором, картина получится далеко не праздничная. У этих людей вид неказистый. Вы знаете, Браун, что такое рожистое воспаление? Представьте себе сто двадцать рожистых воспалений. Молодая королева привыкла к розам, а не к рожам. А потом еще увечные на паперти. Надо избежать этого, Браун. Вы, наверно, возразите мне, что полиция сумеет справиться с нами, нищими. Но вы же сами в это не верите. А разве красиво будет, если в день коронации полицейские станут избивать дубинками шестьсот несчастных калек? Нет, это будет некрасивое зрелище. Я бы даже сказал — отвратительное. И даже тошнотворное. Просто дурно делается, когда об этом подумаешь, Дайте мне стул.
Браун (Смиту). Это угроза. Это вымогательство. Его нельзя трогать. Его нельзя трогать в интересах общественного порядка. Такого еще никогда не случалось.
Пичем. А сейчас случилось. Вот что я вам скажу. С королевой Англии вы можете вести себя как угодно. Но беднейшему человеку в Лондоне вы не смеете наступать на мозоли. А то вы сразу отбраунитесь, господин Браун.
Браун. Значит, я должен арестовать Мэкки-Ножа? Вам легко говорить. Прежде чем арестовать человека, нужно его поймать.
Пичем. Тут я ничего не могу возразить. Придется мне, видно, доставить вам этого человека. Посмотрим, существует ли еще на свете порядочность. Дженни, где изволит пребывать господин Макхит?
Дженни. На Оксфорд-стрит, 21, у Сьюки Тодри.
Браун. Смит, сейчас же ступайте на Оксфорд-стрит, 21, к Сьюки Тодри. Арестуйте Макхита и доставьте его в Олд Бейли. А я тем временем переоденусь. В такой день я обязан быть в парадном мундире.
Пичем. Браун, если в шесть его не повесят…
Браун. О Мак, ничего не вышло. (Уходит вместе с констеблями.)
Пичем (кричит ему вдогонку). Вот вы кое-чему и научились, Браун!
Снова барабанный бой.
Третий сигнал. Переориентировка. Новое направление — тюрьма Олд Бейли. Марш!
Нищие уходят.
Пичем (поет).
Недобр и нехорошТвой ближний. Ну так что ж!Ударь его ты промеж глаз.И будет он хорош.
В человеке скуденДоброты запас.Бейте смело, люди,Ближних промеж глаз.
Занавес
Дженни-Малина (выходит к рампе с шарманкой и поет).
ПЕСНЯ О СОЛОМОНЕ МУДРОМ[3] 1Знаком вам мудрый Соломон,Знаком его конец!Умом постигнув всех и вся,Все суетой назвал мудрецИ пожалел, что родился.
Велик и мудр был Соломон!А толку что? Прошли годаИ миру истина ясна,Что мудрость — сущая беда.Блажен, кому чужда она!
2Красивой Клеопатры вамЗнаком плохой конец!Беря героев римских в плен,Она погибла наконецИ превратилась в прах и тлен.
Была царица хоть куда!А толку что? Прошли годаИ миру истина ясна,Что красота и та беда.Блажен, кому чужда она!
3Знаком и храбрый Цезарь вам,Знаком его конец!Он захватил над Римом власть,Но был заколот сей храбрец,Как раз когда он правил всласть.
Он закричал: «И ты, мой сын!»Вы видите, прошли годаИ миру истина ясна,Что храбрость — сущая беда.Блажен, кому чужда она!
4Вам любопытный Брехт знаком,Он был вам прежде мил!Но докучал вопросом он:Кто богача обогатил?И вы его скорее — вон.
Как любознателен был Брехт!Но видите: прошли годаИ миру истина ясна,Что любознательность — беда.Блажен, кому чужда она!
5А вот пред вами тот, чья жизньНа волоске — Макхит!Пока он разуму внималИ грабил там, где надлежит,Он равных в мастерстве не знал.
Но вот он сердцу волю дал,И дни нужны, а не года,Чтоб стала истина ясна,Что даже чувственность — беда.Блажен, кому чужда она!
VIII
Борьба за собственность.
Комната в Олд Бейли. Люси. Входит Смит.
Смит. Сударыня, с вами хочет поговорить госпожа Полли Макхит.
Люси. Госпожа Макхит? Введи ее.
Входит Полли.
Полли. Здравствуйте, сударыня. Сударыня, здравствуйте!
Люси. Что вам угодно?
Полли. Вы меня узнаете?
Люси. Конечно, узнаю.
Полли. Я пришла, чтобы извиниться перед вами за свое вчерашнее поведение.
Люси. Очень интересно.
Полли. Собственно, единственное, что может меня извинить, это мое несчастье.
Люси. Да-да.
Полли. Сударыня, вы должны простить меня. Вчера я была страшно возмущена поведением господина Макхита. Ему не следовало ставить нас в такое положение, не правда ли? Вы можете сказать ему это, когда его увидите.
Люси. Я… я… с ним не встречаюсь.
Полли. Вы же с ним встречаетесь.
Люси. Я с ним не встречаюсь.
Полли. Простите.
Люси. Он же вас очень любит.
Полли. Ах нет, он любит только вас, я это отлично знаю.
Люси. Вы очень любезны.
Полли. Ах, сударыня, мужчина всегда боится женщины, которая любит его сверх меры. И конечно, эту женщину он покидает. Он избегает ее. Я сразу заметила, что он в некотором роде в долгу перед вами, в таком долгу, о котором я и не помышляла.
Люси. Вы говорите это искренне?
Полли. Конечно, разумеется, совершенно искренне, сударыня, поверьте.
Люси. Милая Полли, мы обе любили его сверх меры.
Полли. Может быть. (Пауза.) А теперь, сударыня, я объясню вам, как все это случилось. Десять дней назад я впервые увидела господина Макхита в гостинице «Каракатица». Со мной была моя мать. Дней через пять, точнее, позавчера мы поженились. Вчера я узнала, что его разыскивает полиция как преступника. А сегодня я не знаю, что с нами будет. Стало быть, еще двенадцать дней назад, сударыня, я не представляла себе, что я вообще когда-либо окажусь во власти мужчины.
Пауза.
Люси. Я вас понимаю, милая барышня.
Полли. Госпожа Макхит.
Люси. Госпожа Макхит.
Полли. Между прочим, за последние часы я очень много думала об этом человеке. Он не так-то прост. Знаете, я прямо завидую вам, вспоминая, как он вел себя с вами. Когда я его покидала — меня заставила это сделать мама, он не выразил ни малейшего сожаления. Может быть, у него в груди не сердце, а камень? Как вы думаете, Люси?
Люси. Да я, милая барышня, право, не знаю, во всем ли виноват один господин Макхит. Вам следовало оставаться в своем кругу, милая барышня.