Зима - Наталья Игоревна Гандзюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они познакомились в знаменательный день Нининого решения завершить карьеру распространителя белья. Нина выходила из офиса, а Паша заходила и стала задавать вопросы. А, как известно, вопросы сближают людей. Нина вернулась в офис, они сели друг напротив друга и наговориться не могли, темы выпрыгивали из них, как птицы из клетки. Скоро они сидели, окружённые роем колибри, пьющих нектар их симпатии. Выяснилось, что Паша работает бухгалтером. Ей нравятся числа, числовые ряды, уравнения и математические действия, но чего-то её в работе не хватает. Нине же не хватало чего-то в том, чем она занималась в офисе рядом с еврейской синагогой. Не отрываясь друг от друга, они оделись и пошли в сторону метро, по дороге соображая, что им предпринять, чего они могут и как им быть. На «Добрынинской» они уже говорили, что неплохо бы выпустить линию футболок, на «Краснопресненской»разрабатывали дизайн, рисунок и принт. Всего-то и надо было – соединить знание числовых рядов с умением рисовать, а для начала – закупить партию белых и чёрных футболок, краску и попробовать запустить процесс. На «Пролетарской» они уже заходили в торговый центр, опытным хищным глазом выискивая хороший трикотаж и правильный крой, потому что даже футболки скроены очень по-разному. На Пашиной кухне Нина рисовала эскиз за эскизом, а Паша подвергала большинство рисунков критике, но что-то было сделано так хорошо, что не обнаружить это было невозможно.
– Всё, Нинэль, вот это я бы купила, мимо бы точно не прошла. Делаем пробный вариант, потом и выясняем спрос, а потом…видно будет.
Нина была уже на пятом месяце беременности, когда обнаружила, что «потеряла» живопись. Странная история. Испортив два-три холста, Нина упаковала масло и убрала подрамники.
В свой день рождения Николай купил бутылку коньяка и закрылся в квартире. Он знал, что этот опыт не слишком хорош, можно было бы позвать друзей и отпраздновать в ресторане, но ему не хотелось никого видеть. И не хотелось заражать других своей печалью. Ему хотелось посмотреть ей в лицо и задать вопросы. Печаль имела имя. Гульнара. Он потерял её уже давно, гораздо раньше физического расставания. Он думал, что размеренная спокойная жизнь будет ею оценена и принята с благодарностью. Он боялся сцен обоюдногогнева, ругани, сам никогда не поднимал руки на женщину. Слишком ярки были страшные сцены из детства. Они жили в деревне. Отец бил мать так, что каждый раз ему казалось, что она умерла, но та оживала, тихонько кряхтела и охала, и они жили дальше. Однажды скорая приехала слишком поздно. Отцу дали срок, и Николая приютили родственники. Наверное, он был слабым, не бойцом, да и не любил драться, хотя понимал, что в своём пределе жизнь – бесконечная борьба за выживание. Драка без начала и конца. Война. Но войны и беды хватало. Её хватало. На середине бутылки печаль притупилась, Гулино лицо исчезло, и пришло одиночество вопрошающее:
– Что? Плохо тебе? Сосредоточься на чём-то одном, делай одно дело, отдай лишнее, останься ни с чем.
В дверь постучали. Николай посмотрел в глазок и увидел Гулю с Игорем. Очень мило! Но зачем? Он не открыл. И погрузился в сон без сновидений. Ночью он проснулся совершенно трезвым. Ему захотелось чьего-то присутствия так сильно, что он встал и подошёл к окну. На горизонте пошёл на посадку самолёт.«Кошку что лизавести?»– он даже выглянул на улицу в надежде увидеть ожидающую его бездомную кошку. Улицы были пусты, в домах горели редкие бессонные окна. Прихватив начатый коньяк, Коля на свой страх и риск сел в машину и поехал по адресу, однажды данному ему Гулей. Выгрузившись перед домом, где жила Нина, он стал вычислять, какое окно – её.Ему пришлось влезть на разросшийся средних лет клён и всматриваться в темноту окон. Ничего определённого он там не увидел. Первый этаж был достаточно высоким, и, чтобы постучать в окно, которое Коля выбрал наугад, пришлось пожертвовать веткой выше обозначенного клёна, а потом вдобавок примотать к ней носовым платком прихваченную бутылку. На самом деле, Коля не ожидал от себя такой прыти, в три часа ночи он никогда никому в окна не стучал, но именно ночью в нём пробуждались совсем другие дерзкие сущности, отважные, способные на многое. Он постучал. Она подошла к окну. Она открыла ему дверь подъезда. Очень хотелось её обнять и прижать к себе. Очень хотелось говорить ей разные нежные слова. Очень хотелось гладить её по голове. Но он сдержался. И не сделал ни одного, ни другого, ни третьего. А вдруг он «останется в дураках»… Это самое «в дураках», наверное, решало всё в его жизни. Он не хотел проигрывать и не вступал в игру. Нина. Эта планета всегда была для него недостижимой. И сидя за небольшим обеденным столом в коммуналке, он, неторопясь, разглядывал её профиль, волосы, изгиб шеи, перешёл к плечам, изучил линию груди, живот округлился, но незначительно. Глаза были серые и яркие, он боялся в них посмотреть и потерять сознание. Может, потому, что у него давно не было женщины? Но его ни к кому не тянуло, кроме Гули. А теперь? Запрет нарушен уже дважды. Наяву и в сердце.
– Что-то случилось?– спросила Нина?
– У меня день рожденья, – ответил Николай.
– Поздравляю,– сказала Нина.
– Захотелось тебя увидеть.
– Ты всегда ночью празднуешь?
– Не всегда. Можно мне с тобой выпить?
– Можно. Погоди, я что-нибудь принесу поесть, – Нина исчезла в темноте коридора.
Николай развернулся и посмотрел на Аришку. Она спала на нижней части двухъярусной кровати и обнимала подушку. Подушка была мокрая. Во время сна дети сильно потеют. Волосы у
