Девятый чин - Олег Егоров

Вскоре Капкан, сопровождаемый шустрым гостиничным доктором и консьержем, который нес сложенные брезентовые носилки, вышел на улицу.

По пути доктор и консьерж, перебивая друг друга, внушали Павлу Андреевичу, что «Либерия — свободная страна, а за свободу надо платить».

— Ничто не дается так дешево и не ценится так дорого, — с пафосом вещал доктор, наблюдая, как Джонни и консьерж перекладывают бесчувственного Никиту с заднего сиденья такси на брезентовые носилки.

— Как дорого? — перебил его Павел Андреевич, которому вся эта галиматья уже стала надоедать.

— Существенный вопрос, — осторожно заметил доктор. — Предлагаю остановиться на нем более подробно.

— Остановимся в номере, — сделал Капкан ответное предложение.

— Хорошо, — согласился доктор. — Но если здоровье спутника для вас дороже, чем собственное благополучие, мы договоримся. Свободная страна — свободный рынок цен. Здесь все договариваются.

«Неудивительно, что у них такой высокий уровень жизни при таком низком налогообложении, — размышлял Капкан, следуя к лифту за добровольными санитарами, впрягшимися в носилки с Брусникиным. — Видимо, кто хочет — платит, кто не хочет — не платит. Батьку Махно бы им в президенты».

Говард Прайс

Кондиционер в номере «люкс» работал исправно. Тем не менее каждые полчаса Капкан принимал холодный душ. Остальное время он мотался по апартаментам в одном только махровом набедренном полотенце, пил минеральную воду со льдом и разговаривал по мобильному телефону. Сначала он переговорил с адвокатом Дрозденко. Беседа велась, разумеется, на английском языке:

— Господина Прайса, пожалуйста. Господин Прайс? Это русский партнер Дрозденко. К сожалению, господин Дрозденко болен и предлагает перенести встречу на завтра. Также господин Дрозденко просит иметь с собой все финансовые отчеты и учредительские документы «Ферст Ойл Компани».

Говард Прайс, личный адвокат и друг семьи русского судовладельца, насторожился.

Перед вылетом в Москву Антон предупредил его, что в связи с арестом танкера «Любовь Яровая» возможны эксцессы. Эмили, жена Антона, также советовала Говарду быть с русскими начеку. Из Москвы Дрозденко сообщил, что конфликт между соучредителями компании улажен и консенсус достигнут. Но без подробностей. Подробности адвокату предстояло узнать при личной встрече после возвращения Дрозденко из России. И почему-то в гостинице.

Теперь же, когда Дрозденко вернулся, Говарду, неизвестно с какой стати, звонит сопровождающая Антона персона. Над этим стоило задуматься. С другой стороны, Антон платил Говарду немалые деньги. Причем во многие детали своего бизнеса он адвоката не посвящал, исходя из личных соображений.

Дрозденко вообще был человеком скрытным от природы, и природу эту Прайс за длительный период общения изучил довольно хорошо. То, что они играли в теннис, ловили вместе тунца и дружили семьями, особенно их не сблизило. Во всяком случае, Эмили, жена Антона, находилась с Говардом в куда более интимных отношениях. Прайс точно не знал, подозревает его Дрозденко в чем-то или нет, но вполне допускал, что подозревает. Поэтому Говард избегал лишних вопросов, даже когда они были связаны с бизнесом. Ведь лишние вопросы могли возникнуть и у клиента. Либерия — свободная страна. Здесь каждый отчитывался каждому в меру собственных интересов.

— Также господин Дрозденко просит вас пригласить в гостиницу нотариуса для регистрации обновленного пакета, составленного по обоюдному согласию, — закончил Капкан излагать адвокату свои пожелания, не догадываясь, какие мысли проносятся у того в голове.

— Я понимаю, — растерянно ответил Прайс. — Но почему господин Дрозденко не просит сам?

— Он не может разговаривать. Господин Дрозденко очень болен.

— Я понимаю. А как он себя чувствует? С ним все в порядке?

— Да. Но он очень болен.

— Я понимаю.

Тут возникла продолжительная пауза.

— Господин Дрозденко болен? — адвокат наконец придумал, что бы ему еще такое спросить.

— Очень.

— Но он может разговаривать?

— Нет. Он очень болен. Господин Дрозденко может завизировать новый пакет учредительских документов и доверенность на перевод активов компании. Этого требуют обстоятельства, возникшие после задержания судна «Любовь Яровая».

— Мы ведем переговоры об экстрадиции, — поспешил Говард обозначить свою работу.

«Ну да, — мысленно усмехнулся Капкан. — Ведете вы крысу на поводке. Так и вернули нам союзники танкер с контрабандой».

— Я понимаю, — посочувствовал он вслух адвокату.

— Но это решение господина Дрозденко? — уточнил Говард.

— Это решение совета директоров.

— Я понимаю. А что с господином Дрозденко?

— Он болен. Господин Дрозденко сломал челюсть, когда убегал от собаки.

— Мне очень жаль.

— Нам всем очень жаль. Особенно господину Дрозденко.

Следующая пауза была куда более продолжительной. Из трубки доносилось лишь нечленораздельное мычание. Но Капкан проявил подобающую выдержку. Негоже волку суетиться, когда он уже корову от стада отрезал. Пусть себе помычит.

На самом деле Говард имел привычку напевать про себя, когда обдумывал нечто существенное. На этот раз «нечто» было столь важным, что он напевал про себя чуть громче обычного.

— Наверное, следует сообщить его жене? — неожиданно спросил Прайс.

Но русский был тот еще, и смелая идея адвоката врасплох его не застала.

— На этот счет господин Дрозденко иного мнения.

— Я понимаю, — расстроился Говард. — Но она имеет право знать.

— Разумеется, — охотно поддержал Капкан адвоката. — Хотя с господином Дрозденко сейчас другая женщина. Господин Дрозденко собирается начать бракоразводный процесс. Он считает, что вы очень хороший адвокат.

— Я понимаю.

Говарду Прайсу вдруг явилось предчувствие удачи. Впереди засветили крупные барыши. Несмотря на всю скрытность Дрозденко, Говард знал о существовании конфиденциального и довольно содержательного счета, открытого Антоном тайно от русских партнеров. Он даже знал его номер и сам банк в Швейцарии, потому что номер и название банка знала Эмили, супруга богатого клиента. Если бы Прайсу стала известна поговорка: «Что знают двое, то знает и свинья», он бы не поморщился.

«Если я останусь адвокатом Антона, мы с Эмили обдерем его как липку». Вот это сравнение Говарду было знакомо, потому что когда-то, по настоянию и на деньги отца, он учился в советской России маркшейдерскому делу. Годы обучения не прошли даром. После получения диплома Прайс не стал сильнее в минералогии, зато в торговле джинсами преуспел наилучшим образом. Правда, в результате угодил за спекуляцию на скамью подсудимых. Защищал его русский коллега. Защита велась по тем правилам, какие «диктовали» кураторы из органов безопасности. Отец к тому моменту практически разорился, потому отпрыску, нарушившему законы чужого государства, оказать материальную помощь уже не мог.

Вступив на путь исправления и досрочно освободившись, Говард решил впредь защищаться самостоятельно, для чего добросовестно освоил новую профессию. Адвокатская практика в родной Монровии оказалась куда более прибыльным занятием, чем оптовая торговля портками, когда-то приходившими с дипломатическим грузом в посольство африканской страны.

«Если я буду представлять интересы Дрозденко на бракоразводном процессе, я обчищу его, да еще и официальное вознаграждение получу!» — возликовал Говард Прайс.

— Ваши услуги стоят тех денег, что он вам платит. — Хитроумный Капкан, импровизируя, продолжал расставлять свои силки. — Это мнение господина Дрозденко.

— Разумеется, — поспешно отреагировал Говард.

— Но в Монровии есть и другие адвокаты, — вкрадчиво закончил Капкан, почувствовав, что птица попалась. — Это мое мнение.

— Они не такие хорошие, — возразил его собеседник.

— А это уже ваше мнение. Но я его понимаю. Мы ждем вас с господином Дрозденко завтра в полдень. Отель «Атлантика».

— Разумеется, — буркнул Говард, заслышав короткие гудки.

Утомленный переговорами, Капкан отправился было в душ, но протяжный стон Брусникина вернул его к постели страдальца.

После инцидента на площади Никита представлял собой жалкое зрелище. Распухшая лодыжка левой ноги была туго перетянута эластичным бинтом, челюсть — закована в гипсовый каркас, место укуса на правой ягодице — залеплено пластырем. В глазах Брусникина стояли слезы.

«Я умру?» — обратился Никита к «продюсеру», начертав эту фразу нетвердой рукой в блокноте.

— Мы все умрем, — успокоил его Капкан в устной форме.

Губы Никиты задрожали.

— Не сегодня, — поспешил Капкан внести поправку в свою сентенцию. — Собака — не кобра. Да и наширяли тебя вакциной под самую завязку.