Девятый чин - Олег Егоров

«Я умру?» — обратился Никита к «продюсеру», начертав эту фразу нетвердой рукой в блокноте.

— Мы все умрем, — успокоил его Капкан в устной форме.

Губы Никиты задрожали.

— Не сегодня, — поспешил Капкан внести поправку в свою сентенцию. — Собака — не кобра. Да и наширяли тебя вакциной под самую завязку.

Брусникин снова взялся за карандаш.

— Ну, это вряд ли, — улыбнулся Капкан, ознакомившись с записями артиста. — Откуда здесь змеи? Гостиница все-таки. Ты давай, опохмелись лучше. Доктор тебе расширение сосудов прописал.

Ничего подобного, надо признать, гостиничный лекарь Брусникину не прописывал. Он лишь проделал весь комплекс положенных уколов, забинтовал подвернутую лодыжку, наложил на челюсть гипс и затребовал за оказанные услуги двести американских долларов. Тут был важный нюанс, ибо либерийские денежные единицы тоже называются долларами. При этом эскулап непрестанно хихикал, за что Капкан его, в сущности, не осуждал. История болезни, в кратком виде поведанная им доктору, выглядела забавно: «Белый человек бросился бежать от черной собаки, споткнулся о бордюр, сломал при падении челюсть и был укушен за ягодицу».

Рассказывать о том, что за всем этим воспоследовало, Капкан счел излишним. А произошло следующее. Поглазеть на пострадавшего сбежалась толпа человек в двести. Зрители окружили Брусникина плотным кольцом. Надо полагать, нападения собак на белых туристов случаются в Монровии не каждый день, и картина была экзотическая. Толпу взялся разгонять полицейский патруль. Свободолюбивый и вспыльчивый южный народ оказал сопротивление. Когда его лишали хлеба, он еще мог потерпеть, но зрелищ!..

С обеих сторон в ход пошли, соответственно, дубинки и фрукты, каковыми (фруктами, а не дубинками) торговали на площади чернокожие коробейники. В воздухе замелькали довольно крепкие ананасы. Шестерых раненных бунтовщиков и двоих контуженных полицейских забрала подоспевшая карета «скорой помощи». Бешеный пес был застрелен при попытке к бегству и брошен в кузов патрульной машины — на предмет выяснения личности.

Капкан же, после допроса на месте офицером полиции, где он выступил в качестве полномочного представителя укушенного, воспользовался услугами такси. «Скорая помощь» и возможная дальнейшая госпитализация Брусникина в расписание поездки не укладывались.

«Как я буду сниматься в джунглях?!» — продолжил Никита эпистолярное общение с «продюсером», выпив полбанки «Хайнекена» через трубочку.

— Никак, — ответствовал Капкан, вытирая мокрые после душа волосы полотенцем. — Съемочная группа уже извещена. Завтра прибудут страховой агент и нотариус, которые официально заверят твое состояние. А заодно и наше. Для тебя это даже выгодней. Дрозденко получит за тебя страховку, а ты за него — гонорар. Жаль, что комедию придется пролонгировать.

«И все?!» — начертал Никита.

— Не все, — вздохнул Капкан. — К их приходу тебе предстоит освоить автограф Дрозденко. Над своим ты уже в Шереметьево-два поработал, так что — вот тебе образец.

Копия контракта за подписью Дрозденко легла на постель жертвы кинофобии.

— Не облажайся, — предупредил Капкан подопечного. — Законы здесь суровые. За подделку автографов пальцы обрубают. Свободная, брат, страна.

Настроив таким образом Никиту на самый серьезный лад, Капкан снова исчез в ванной комнате.

После очередной порции холодного душа он позвонил в Москву.

— Я на месте, — отчитался он Глебу Анатольевичу Малютину. — Пока все в масть. С адвокатом встречаемся завтра.

— Молоток! — похвалил своего подручного Малюта. Голос его в трубке отдалился и зазвучал приглушенно: «А это зачем?!» — «Сам же велел…» — едва расслышал Капкан восклицание Соломона. «Унеси эту хрень! — забушевал Малюта в далекой столице. — У меня и так их четыре штуки в сейфе!»

— Урод, — вернулся Малюта к беседе с Капканом. — О чем я говорил?! Ах, да. Соломон базарит, что за какую-то декларацию триста баксов на таможне отвалил. На тебя ссылается.

— По ушам ездит. — Капкану были известны повадки старого мошенника. — Верни ему сотню, чтобы не канючил.

— Ты мне, Капкан, не указывай, кому и сколько! — тут же взъерепенился Глеб Анатольевич. — Обидеть можешь!

— Ладно, забудь, — погасил Капкан разгоравшийся по пустячному поводу конфликт. — Завтра у нас сделка века. Лимонов двести откусим.

«У нас?! — подумал Малюта, втягивая ноздрей со стола кокаиновую тропинку. — Оборзел ты, Капкан».

— Молоток! — вслух одобрил он своего министра внешних дел. — С меня причитается! Считай, что новый «мерин» у твоего подъезда уже стоит!

«Надейся, — подумал Павел Андреевич, залпом осушая стакан минеральной. — Доверенность на меня будет оформлена. Так что тридцать процентов мой куш, не меньше».

— Будь здоров на добром слове, Малюта.

— Сам не хворай.

Отключив мобильник, Капкан взялся проверять у Брусникина уроки чистописания. Никита, преодолевая слабость и духоту, разучивал в блокноте подпись Дрозденко. Получалось у него, в целом, похоже. «Дар имитации у парня просто в крови!» — порадовался Капкан, сличая подписи.

Сдернув с кровати простыню и запахнувшись в нее, Павел Андреевич вышел на лоджию. Вид на столицу Либерии открывался отсюда хоть и весьма усеченный, но вполне достаточный, чтобы составить общее представление. Океан, по которому, словно мускулы под шкурой мощного дремлющего зверя, медленно катились волны, упирался в портовые склады с оцинкованными крышами. На оконечности пирса белел маяк, напоминавший издали шахматную пешку. Над сухогрузом, приставшим к видимому с лоджии причалу, возвышался башенный кран. Стрела его тащила из трюма наполненную мешками авоську. Буксир торопился к выходу из акватории порта, где на рейде дожидался своей очереди еще один океанский транспорт — от него виднелась лишь корма с булавочным флагштоком.

Завершив обозрение грузового порта — пассажирский, очевидно, скрывался за углом гостиницы, — Павел Андреевич удостоил вниманием и сухопутную панораму города. Железобетонные билдинги, состоявшие на службе у политики и экономики «свободной страны», держали оборону в центральной части, их осаждали босяцкие пригороды, все вооружение которых состояло из пальмовых копий, увенчанных рваными зелеными зонтиками. «Нет, — подумал Капкан рассеянно. — Такая свобода нам даром не нужна».

Ближе к вечеру в состоянии больного произошел заметный перелом. Это случилось после визита в номер полицейского чиновника. Толковал с ним на языке Шекспира и Диккенса опять же Капкан.

— Сожалею за беспокойство, джентльмены. — Чиновник предъявил удостоверение. — Рад вас снова видеть в Либерии.

— О да! — воодушевленно подхватил Капкан, предвосхищая следующую реплику негра в черном костюме, черной рубашке, черных носках и черных ботинках, словом, самого черного негра из всех, каких он только видел. — Свободная страна! Но нам, белым, этого не понять! Мы за деньги не то что свободу, мы — родину продадим!

Полицейский с брезгливым недоумением глянул на протянутую ему сотенную купюру. Капкан смекнул, что этот негр — «неправильный», и поспешно убрал деньги в бумажник.

— Как себя чувствует господин Дрозденко? — осведомился чиновник официальным тоном.

— Господин Дрозденко себя не чувствует, — приврал Капкан, отыгрывая позицию. — На улицах много бешеных собак, сэр. Его укусила очень бешеная собака. Сейчас у него атрофия.

— Вот как? — Полицейский нахмурился. — Но я побывал у него дома. Жена ничего не знает о возвращении господина Дрозденко в Монровию. Нам пришлось наводить справки.

— Мы не хотели ее пугать, — поспешил Капкан объяснить ситуацию настырному чиновнику. — Она беременна, сэр. Вы понимаете. Непроизвольный выкидыш огорчит господина Дрозденко.

— Вот как?

Никаких признаков беременности у супруги Дрозденко чиновник не заметил, но это было уже делом семейным.

Он достал из черной папки заранее заполненную официальную бумагу.

— Господин Дрозденко должен расписаться, что он не имеет претензий к муниципальным властям и не станет частным порядком обращаться в суд. Чистая формальность, сэр.

Капкан внимательно ознакомился с документом, отпечатанным на машинке. Текст был очень бледный. «Компьютера, я так понимаю, у них нет, — отметил он про себя ядовито. — И принтера нет. Честные полицейские, надо же. Их лозунг — „охранять и защищать“».

— Но ведь собака действительно была бешеной? — спросил Капкан, покончив с чтением.

— В каком-то смысле, — невозмутимо подтвердил чиновник. — Эта собака страдала водобоязнью, сэр. Но она была очень грязной. Хозяин стал мыть ее из шланга. Собака испугалась и убежала.

— А пена?

— Стиральный порошок, — объяснил посетитель. — Хозяин мыл ее со стиральным порошком. Она была очень грязной.