Ловкачи - Александр Дмитриевич Апраксин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я все обдумал, – сказал Илья Максимович, – положись во всем на меня. Бывают случаи скоротечной горловой болезни, от которой умирали колоссы в какой-нибудь месяц или полтора. А там, по приезде, я его не сразу докторам покажу. Ну, да что тут говорить! Верь мне, если я тебе доверяю. По рукам, что ли?
– По рукам, отчего же? Дело, кажется, верное. Ты страхуешься, полис передается в мою пользу, там, в Крыму, ты всячески всех от больного отклоняешь, а когда он умирает, берешь свидетельство о смерти, как бы ты сам умер, и возвращаешься сюда с его бумагами…
– Только не сюда, меня могли бы узнать и накрыть.
– Одним словом, ты продолжаешь уже далее существовать на свете под именем твоего умершего друга, и Илья Максимович Пузырев раз навсегда вычеркнут из списка живых. Затем ты передаешь мне свидетельство о кончине твоей, и я с полисом иду в страховое общество получить шестьдесят тысяч, которые мы с тобою братски делим пополам. Дело блестящее, и я от него не отказался бы, мой милый и дорогой товарищ, если бы сам я сейчас не был на пути к крупной и еще более безопасной наживе.
– Ты отказываешься?
– Наотрез.
Этого Пузырев всего менее ожидал. Он даже побледнел и отклонился от стола, на котором все время разговора почти лежал, облокотясь.
– Ты со мною не шути, – резко сказал он наконец.
– Я и не думаю шутить. Да погоди, – остановил его Хмуров, видя, что он хочет еще что-то сказать. – Как бы ни было чисто твое дело, в нем все-таки есть риск. В том же, что я теперь наметил, риску ровно никакого.
Но Пузырев обозлился.
Ему было досадно и то, что он все разболтал товарищу, но более еще досадовал он, как смел Хмуров действовать, и, по-видимому, действовать успешно, помимо него.
Он сверкнул глазами и сказал:
– Как бы в твоем, тобою самим намеченном, деле тебе не напортили.
– Кто это, не ты ли уж?
– Зачем мне? Найдутся, брат Иван Александрович, и другие, которым, если уж на то пошло, и поверят-то более, нежели мне.
При этих словах Пузырев упорно смотрел прямо в глаза товарищу, и тот в конце концов не выдержал резкого взгляда этих страшных глаз. Он опустил взор и спросил дрогнувшим голосом:
– Кто же это? О ком ты говоришь? Я не догадываюсь.
– А, ты не догадываешься, ты позабыл, слаба же у тебя память, мой друг! – прошипел, придвигаясь к нему снова, Пузырев. – Так я тебе напомню, кто может все разрушить разом, единым появлением своим.
Он выждал с добрую минуту и потом с расстановкою сказал:
– Ольга Аркадьевна в Москве и поклялась тебе за все отомстить. Понял?
VII. Кто ловче?
На этот раз Пузырев не ошибся: его давнишний товарищ и компаньон по преступной деятельности, красавец и смельчак Иван Александрович Хмуров, не на шутку встревожился и прямо-таки даже струсил. Он сильно побледнел и не скоро был в состоянии спросить:
– Откуда взял ты, что Ольга Аркадьевна в Москве?
– Я сам ее видел.
– Этого быть не может! – гневно воскликнул Хмуров, все еще надеясь, что товарищ его угрожает по-пустому.
– Мне шутить не приходится, – сдержанно ответил Пузырев. – Во-первых, твое участие в задуманном мною деле я считаю необходимым и, как видишь, после некоторого размышления, сам тебе об этом откровенно заявляю, а во-вторых, цели у меня никакой не может быть лгать.
– Ты просто меня запугиваешь.
– Пожалуй, да. Я и этого от тебя не скрою.
– Вот видишь?!
– Но позволь! Я действительно хотел тебя несколько пугнуть присутствием в Москве Ольги Аркадьевны, но при этом и не думал лгать. Я только хотел испытать тебя, а с другой стороны, мне нечего от тебя скрывать, что теперь, когда я знаю несомненно, почему ты так боишься ее появления на сцене, то, конечно, мне и задумываться не приходится в случае крайней надобности воспользоваться ее местью, обратить ее острым оружием против твоего упрямства.
– Я никогда угрозам не подчинялся! – снова и столь же горячо, как прежде, воскликнул Хмуров.
– Угроза – пустое слово, – ответил, улыбаясь, Илья Максимович. – Почему же нам не поставить вопрос несколько иначе? Допустим, что упорным отказом твоим участвовать в задуманном мною деле ты захочешь мне доказать несостоятельность моего плана или, по крайней мере, опасность приведения его в исполнение. В таком случае и я, с моей стороны, захочу доказать тебе, что завязанный тобою роман с некоей Зинаидою Николаевной Мирковой еще менее безопасен и уже ни в каком случае к доброму концу привести тебя не может.
– Позволь, пожалуйста! – крайне возмутился Хмуров. – В том и другом случае решительно ничего нет общего.
– То есть как же это?
– Да если я не соглашаюсь почему-либо на твое предложение пойти в страховое общество за премией и даже не соблазняюсь дележом ее между нами обоими пополам, то ведь я не угрожаю тебе никакими доносами. Ты же, напротив, чтобы доказать мне несостоятельность моих личных планов, готов уже подсылать моих злейших врагов и сам мне мешать в моих действиях. Не знаю, как это, по-твоему, называется, а по-моему, да и на языке каждого понимающего вещи человека, это можно назвать только подлостью.
– Называй как хочешь, – все с прежнею сдержанностью сказал Пузырев. – Не в словах и не в наименованиях наших поступков дело. Ты со мною свел счеты только под влиянием угрозы, а стало быть, и сам-то не особенно честно до сего времени поступал…
– Я не имел денег, – сказал несколько застенчивее Хмуров.
– Не лги! – вскрикнул в свою очередь, теряя всякое терпение, Пузырев. – Ты сейчас сам проговорился и сознался, что все мои предположения относительно Мирковой совершенно справедливы.
Хмуров встал с места и с вызывающим видом спросил:
– А хотя бы и так?
– Больше мне ничего не нужно, – сказал Пузырев, стараясь снова овладеть собою.
– Нет, ты врешь! Ты переходишь со старым товарищем на поприще шантажа! Ты хуже сыщика проследил мою тайну и теперь хочешь запугать меня. Так знай же, что я не поддамся. Силою со мною ничего нельзя поделать. Я против силы ставлю двойную. Я могу только подчиняться разумному выводу, и если на то пошло, так я лучше же и тебе, и себе размозжу череп доброю револьверною пулею, нежели поддамся твоим глупым угрозам.
Он точно вырос еще более, и
