Территория Альфы - Ирина Субботина

В девятом классе я дружил с девочкой-армянкой. И благодаря этой дружбе у меня по жизни осталось особое пристрастие к армяночкам.

В юности я жил под впечатлением фразы отца: «Нашу кровь ни с чьей мешать не надо». Это не шовинизм. Просто, как объяснил мне отец, не надо участвовать в вырождении малых народов и их традиций. Это был позитивный настрой.

Я начал ходить на процедуры к Саре. Во время массажа она кое-что рассказывала о себе, делала это тактично – ловила момент, когда разговор был необходим.

Чем-то она была похожа на Бьянку – немного внешне, немного европейской манерой быть открытой, но при этом чётко держать дистанцию.

Однажды я лежал под какой-то маской и попросил Сару – хотя это и так входило в данный комплекс услуг – сделать мне массаж рук, по локоть. Получилось так, что непонятно, кто кому начал массаж делать.

И внутри меня всё взволновалось, в общем, меня торкнуло.

Сара была не похожа на всех тех женщин, которые до сих пор населяли мою жизнь. Она была современна, многоязычна. Выросла в интеллигентной семье: папа – академик, мама – учительница. Сама Сара окончила какой-то финансовый институт. Почему массажем занималась? Я так и не понял.

Говорила она на пяти языках, но по-русски писала неграмотно. Собой представляла экзотический микс – яркая восточная внешность: длинные вьющиеся волосы, маленький рост, попа круглая, небольшая грудь. Не толстая, но такая округлая девушка.

При моём почти двухметровом росте, она, со своим маленьким, была для меня вроде экзотической игрушки.

Не знаю, как она себя чувствовала рядом со мной, но я всегда боялся об неё споткнуться.

Сара ушла с работы. Первая причина – чтобы её не съело начальство за то, что подцепила богатого клиента. Вторая – чтобы мы могли чаще видеться.

Первое время, пока отношения были в начальной стадии и Сара всё ещё работала в косметическом салоне, я встречал её после работы или присылал за ней машину.

Как-то я не смог её встретить и попросил самостоятельно приехать ко мне. Она приехала, – её подвёз отец, – и она мне призналась, что отец расстроен. Потому что впервые сам привёз дочь к мужику, которого никогда не видел и знает только по рассказам.

Её родителям важно было знать, что я за человек. Что это за «русский Иван» посягнул на ассирийско-армянскую кровь.

Я понимал волнения отца, – у самого росла дочь, и я знал, что рано или поздно точно так же могу быть зависим от решения своего ребёнка. А может быть, даже и от решений её ухажера.

Я приехал в гости к родителям Сары, представился и попросил разрешения ухаживать за их дочкой. Получил согласие, несмотря на то что Сара всё ещё считалась замужней. Но её брак был зарегистрирован за рубежом, а это сочли смягчающим обстоятельством.

Дальше начались отношения.

Сара сопровождала меня в деловых поездках. Ей хотелось знать, чем я занимаюсь. Ей было интересно в тех местах, куда мы приезжали. Со мной или без меня она находила, чем заняться на новом месте. И если я не мог составить ей компанию, она красочно и увлечённо рассказывала, где была, что видела, что почувствовала.

Мне было хорошо с ней. Она оказалась такая живая и активная, что я не сомневался: очутись мы в горах, на туристической тропе, Сара могла бы пойти впереди проводника. И что самое интересное, проводник согласился бы с таким положением вещей.

Когда возвращались в Москву, она приезжала ко мне несколько раз в неделю и оставалась ночевать. А остальное время проводила в доме родителей, со своим маленьким сыном.

Сара отлично готовила и любила это делать. Вся еда, приготовленная ею, была вкусной и разнообразной. Каждый раз она приезжала ко мне с пятью или шестью кастрюлями. При таком обилии еды, которое она мне обеспечила, мы перестали ходить в рестораны и все вечера проводили дома.

Когда Сара рассеяла мои представления о сексуальной строгости восточных женщин, объяснив, что у некоторых говно в жопе не держится, столько там всего перебывало до замужества, зато жених в жёны берёт девственницу, – и она сама достаточно демократично на всё это смотрит, – тогда я окончательно понял, что для меня эта женщина – абсолютная экзотика.

Она была бестия номер один, переплюнула всех, кого я знал. Про таких говорят – как в омут с головой.

Допускаю, что Сара боялась того, чего не боялись другие, и наоборот, не боялась того, чего большинство женщин опасались.

У неё была смещённая ось страха. Такой перекос интересен для экзальтированных отношений. Но неудобен для семейных. С моей привычной точки зрения. Но я стал задумываться, а почему бы и нет?

Наш опыт отношений устраивал меня. Её тоже. Она любила меня, я видел это. Я тоже любил её, и она это знала и ценила. Что же смущало меня в том, что мне досталась такая необычная женщина? Её готовность к экстриму? Я и сам был таким, и мне была понятна природа этих людей.

Поначалу я не видел серьёзных причин, из-за которых наш брак мог не состояться. Но уже через какое-то время начал понимать, что наша с Сарой жизнь – без будущего.

Наше совместное будущее не строилось, потому что она жила по законам диаспоры. А я не понимал этих законов. Слишком разные у нас традиции.

Когда окончательно выяснилось, что Сара, несмотря на все её попытки сбежать от родителей и мужа ради обретения независимости от диаспоры, всё равно тесно связана со своим народом, стало очевидно: женитьба на Саре будет равносильна женитьбе на традициях и самобытности её диаспоры, на всех её родственниках сразу.

Она могла заявить:

– Я не пойду на эту свадьбу одна.

– Почему?

– Потому что все знают: у меня есть мужчина.

– Скажи, что твой мужчина занят. Дела.

– Так нельзя. О дате свадьбы мне сообщили ещё полгода назад.

– Я смогу на час заехать, посидеть рядом с тобой и уедем вместе.

– Нельзя. Во-первых, если у меня есть мужчина, мы должны появляться вместе. Это правило. Иначе на меня будут косо смотреть.

– Ну тогда не ходи на эту свадьбу. Кто тебе эта невеста вообще?

– Очень дальняя родственница. Но я не могу не пойти. У нас так принято, что все женщины нашего рода участвуют в свадьбе со стороны невесты. И это, во-вторых. Поэтому я не могу пропустить и не могу уехать раньше.

– Сара, придумай что-нибудь сама. Скажи, что я заболел. Срочно улетел на переговоры. Сама придумай.

Я, например, не понимал, что такое кума троюродной сестры и почему она мне родня. Я не отношусь к ним плохо. Меня просто десятая вода на киселе – кто-то там моего пятиюродного брата – не интересует. А их интересует, и они, как маленький народ, всё это понимают.

Разве этому можно так просто научиться? Думаю, нельзя. С этим надо вырасти. Я рос иначе.

Но это была не самая неразрешимая проблема.

Я начал осознавать, во что, в случае брака, могут вылиться наши с Сарой семейные конфликты, от которых не застрахована ни одна супружеская пара. Готовые на генетическом уровне всегда защищаться от проникновения иноземных захватчиков, все её родственники будут бдительно следить за развитием наших с ней отношений. И в случае любого, в том числе и бытового конфликта, группироваться исключительно в лагере Сары.

Она же, при всей своей европеизированности, всё равно не сможет выдержать натиска с их стороны. А уж тем более если они, на фоне борьбы с исторической несправедливостью, сделают её своим местным божком или кем-то в этом роде. И рано или поздно она согласится с любыми их требованиями. И тем быстрее, чем чётче они будут завуалированы высказываниями об этническом геноциде. Я понял, что в границах её диаспоры мне не стать тем, кем должен стать мужчина для женщины.

Быть добрым королём-покровителем можно до известного предела. Но зачем, когда заранее очевидно, что, выйдя за пределы этого образа, я автоматически попадаю в ранг варвара-завоевателя.

Но только рядом с Сарой ко мне пришло понимание, что у меня есть жена, есть ребёнок.

Я всегда старался, как мог, защитить свою дочь. Может, поэтому так и не решился на брак с другой женщиной, оттягивал этот шаг до момента совершеннолетия своего ребёнка.

Боялся: а вдруг причиню ей боль, после которой она долго не сможет прийти в себя. И она возненавидит меня, сделает эту ненависть ко мне главной темой своей жизни, в итоге получая удовлетворение не от самой жизни, а от того, насколько, как и в чём будет выражена ко мне её неприязнь.

– Ты когда вернёшься в Москву?

– Точно не знаю.

– Как это? Мы же планировали, что ты полетишь со мной в Австрию.

– Я не могу. Я записалась волонтёром социальной службы.

– Ты с ума сошла! Тебе же всего четырнадцать!

– Да, с четырнадцати уже можно. Я останусь здесь ещё на неделю.