Глаза цвета неба (СИ) - Комаровская Элли

Забежал парень из охраны.

— Показался на горизонте корабль с гербами, вроде из Франции.

— Как не во время! — Егор раздраженно заходил по кабинету. — Никиту позови.

Подошел Никита.

— Никит, не в службу, а в дружбу, — сходи к купцу Ксенаксису, отнеси отрез парчи и эту птицу в подарок его дочери. Скажи, от купца Тимофеева.

— Лучше бы сам зашел. За одно с невестой познакомился.

— Некогда мне. — отмахнулся Егор, — у меня корабль с товаром, пришел, ждать не будет.

— Ладно, схожу.

Никите было двадцать четыре года. Он вместе с матерью и младшим братом переехал с Тимофеевыми в Константинополь. Хорошо, разбирался в делах, помогал в счетах приказчику и был правой рукой Егорке. Парень он был простой и честный. Все еще не был женат. И не особо торопился обзаводиться семьей. Одно время ему нравилась Глаша, но она оставалась холодна на его ухаживания. История с ней незаметно сошла на нет, а новой так и не возникло. Идя, петляя узкими улочками, он вышел к дому купца. На плече его был отрез материала, в другой руке клетка с птицей.

Дверь в воротах дома была не заперта. Он предусмотрительно постучал. Но ему не ответили. Тогда он открыл дверь и зашел во двор. Перед домом был небольшой сад. Никита невольно залюбовался, смотря вокруг. Тут на него со злым лаем откуда ни возьмись набросилась большая лохматая собака.

— Ах, черт, какой злой! Откуда ты только взялся! — птица испугано затрепетала по клетке, чем еще сильнее привлекла внимание собаки. Пес обнажил зубы, зарычал. Никитка завертелся, поднимая повыше клетку с птицей и стараясь не уронить отрез ткани.

— Атуг, нельзя, сидеть! — из-за деревьев выбежала девушка в простом легком платье из холстины. Спереди был повязан фартук, перепачканный землей. Она оттащила за ремешок собаку.

— Не укусил тебя?

— Нет, — Никита огляделся. Штанина от колена до щиколотки была разорвана. Да оказия. Что это за оборванец, подумают? Никита постарался скрыть дыру.

— Ты кто будешь?

— Я от Егория Тимофеева с подарком для дочери купца.

— Ааа. Это ей, что ли, птица? Ну, она такое любит. Ей понравится. Госпожа в верхних покоях отдыхает. Мы гостей сегодня не ждали. Сегодня пришло много кораблей. Господин уехал в порт.

Девушка, крепко держа все еще рычавшую собаку, повела ее в сторону и привязала возле ворот. Ворота закрыла на засов. Подошла. Никита рассматривал спасительницу, лицо ее было простое, глаза не большие, далеко посаженные. Волосы выбились из-под платка.

— Порвала, гляжу? — кивнула спасительница на штанину.

— Да, есть немного, — Никита поморщился.

— Не дело в таком виде подарки-то дарить, — девушка весело поглядела на Никиту.

— Пойдем со мной. Только быстро, пока никто не видит.

— Да ладно. Не страшно, — Никита засомневался. Прилично ли. Это ее: «никто не видит» его смутило.

— Пойдем, пойдем! Я не кусаюсь. Зашью, — она уверено взяла его за рукав и повела в дом, по дороге рассказывая. — Это все мой младший брат. Тренировал пса, да к цепи не пристегнул, видно, друзья играть зазвали, отвлекся. Слышал, участились нападения на дома купцов? Говорят, какая-то банда орудует. Вот брат и занялся охраной, так сказать.

К центральному входу девушка не пошла, а свернула в маленькую неприметную с торца дверь. Они оказались в темном коридоре. Спутница Никиты не растерялась, потянув за собой, не выпуская рукав, вывела, и вскоре они оказались в небольшой комнатке. Здесь через маленькое слюденое окошко струился слабый свет. Возле стены была простая постель, сундук. Стол у окна, рядом обычная длинная деревянная лавка. Из сундука девушка достала нитки и иглу.

— Ну, чего встал? Садись.

Девушка вдела нитку в иголку и, присев рядом на корточки, стала зашивать дыру.

— Тебя как звать-то?

— Никита. А тебя?

— Ида.

Никита стал рассматривать девушку. У нее было простое открытое лицо, слишком широко посаженные глаза, слишком длинный нос. Но она была живой и открытой, и когда улыбалась, лицо ее казалось вполне милым.

— Ты не местный, да?

— Почему ты так решила?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Говор у тебя странный, слышится в речи. Ты не византиец.

— Русич. Мы переехали с семьей купца Тимофеева. Десять лет назад из Суздаля.

— Где это? Никогда не слышала о таком.

— Ну, это довольно далеко. Как тебе объяснить?… За морем и далее.

— Ты, наверно, много видел. А я вот всю жизнь прожила в этом доме, мне кажется, я и сама часть этого дома. Какая она, твоя земля?

— Ну, там широкие луга, полноводные реки, полные рыбы, а леса такие дремучие, что кажется вот-вот выскочит леший или бабай, или на ветвях вот-вот русалку углядишь.

— Русалку?

— Да, ты, кстати, не нее похожа!

Ида сердито посмотрела на Никиту. Она знала, что не красавица, и в словах русича ей слышался подвох.

— Что, такая же красивая? — иронично спросила девушка.

— Лик русалок необычен, тем и завораживает. Путники засматриваются на них, и русалка утаскивает их в свое царство.

Ида улыбнулась. Она закончила шить и, подняв лицо, озаренное улыбкой, посмотрела прямо в глаза Никите.

— А ты тоже засматриваешься?

Никита замер. Ее глаза захватили его. На миг между ним и этой девушкой возник будто неизвестный, таинственный и притягательный — совсем другой мир.

Дверь резко со скрипом открылась. Никита и Ида вздрогнули от неожиданности. Девушка смутилась, опустила лицо и встала.

— Это кто тут?! Ида? С кем это ты тут?

На пороге комнаты стояла старая полноватая сгорбленная женщина с палкой в руке.

— Я тебя в саду кличу, весь голос сорвала, а она тут! Совсем стыд потеряла?

Никита, от таких слов весь красный, порывисто встал.

— Не гневись, Мати. Что ты думаешь сразу худое?! А это юноша к госпоже, от жениха с подарками. Да вот собака ему штанину порвала. Зашиваю.

— Сама?! Одна?! Незамужняя девка!!! — горячилась и хватала воздух Мати.

— Не подумайте худого, я с добрыми намерениями. Ведь от жениха, что ж это, его имя позорить буду дурными поступками? — решил вмешаться смущенный Никита.

— Тааак! — Мати отдышалась. Успокоилась. — Ты! От жениха, пойдем со мной. Карачи пришел, ему подарки отдашь. Я провожу. А ты — бесстыжая, сиди здесь. Видала бы тебя твоя мать! Я с тобой после поговорю!

Глава 10

Кто не ведал ни мук, ни бед, для того исцеленья нет, если есть в душе твоей свет, ты, как тысяча душ, глубок. Юнус Эмре (1240–1320)

Выйдя за ворота дома, Настя, к своему удивлению, вдруг заметила, что в Константинополе царила, как и всегда теплая, солнечная, летняя погода, но она совсем не трогала и не радовала ее. Медленно шла она по хорошо знакомой, отделанной булыжниками дороге, погруженная в свои тревожные думы. Ногая она оставила с Фролом, но мыслями снова и снова возвращалась домой.

Ногаю не становилось лучше. Раненая глазница все же воспалилась, под раной распухла, образовался нарыв. Поначалу он стал плохо есть, левая часть лица его не слушалась. Без твердой пищи тело быстро слабело. Он не жаловался, но искусанные губы и жар говорили сами за себя. Она нашла лекаря, тот посмотрел — лечить отказался. Сказал, рана смертельная, странно, что он вообще еще жив. Нашла другого, тот посмотрел, покачал головой, поцокал языком. Оставил микстуру. За визит взял двойную плату. Микстура не помогла.

Положение раненого ухудшалось. Все реже бывал он в сознании, мучимый, похоже, сильными болями, все дольше находился в забытье.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Настя раздобыла через Фрола в портовой таверне дурман-траву и, боясь давать ее много, разводила по чуть-чуть на ночь.

От нее боли утихали, но начинался бред. Ногай отдавал распоряжения, рвался куда-то, в сознание не приходил.

Настя терзалась от беспомощности и незнания, что же еще сделать. Надо было найти по-настоящему хорошего лекаря. Да только вот кого? Где? Расспросить знакомых? Так пришло решение сходить на рынок, к тому же Егор давно просил заглянуть, проверить счета. Совсем она про все забыла. Счета, счета, безликие цифры на бумаге требовали своего внимания…