Северный ветер с юга - Виталий Владимиров

- ...как зеркало, - добавил Костя Гашетников. - Ты не суеверный, Виталик?

- Нет, - не очень уверенно ответил Вехов.

- Просто я предлагаю тебе снять последний кадр в зеркале. И зеркало разбить. Получится, что кадр, что мир разлетелся на куски. Правда, интересно... А фильм получится хороший. И нужный - антиалкогольный. Поздравляю... с новым щастьем! Есть у кого-нибудь еще идеи?

- А можно совсем сырую? - спросил Коля Осинников, один из наших опытных операторов, который, кстати, снял "Стройотряд".

- Можно. В случае чего добавим жару, а вообще-то, сейчас сырое считается полезным, не так ли, Валерий? Вас в больнице кормят сырым или жареным? - спросил Гашетников у меня.

- Главное, кормят, - ответил я. - Но чтобы сделать рагу из кролика надо по крайней мере иметь кошку.

- Давай, Коля, твою кошку. Хорошо бы не дохлую.

Коля Осинников говорил медленно, как бы беседуя с самим собой:

- Давно хочу увидеть или снять фильм о студенте, впрочем, какая разница кто он, фильм о молодом человеке. Знаете, когда я поступал в институт, то мне наняли репетитора, мать настояла. Он - преподаватель с кафедры математики. Старший. За пять занятий он разложил мне в голове алгебру, геометрию и тригонометрию по полочкам так, что и за десять лет в школе не разложили. Я спросил его - почему же он не напишет учебник? Рассмеялся в ответ. Для этого, говорит, мне надо стать профессором, а когда я им стану, то позабуду все, что знал, когда я был студентом. Вот и мы забываем, какие мы были. А ведь самая важная пора - пора молодости. Я не знаю, какой это будет сценарий и о чем, я только знаю, что главный герой должен быть средний, ничем не выдающийся человек, молодой человек. Он непохож на Славу Трифонова, вы его все знаете - окончил вечернюю школу, техникум, прошел через армию и только потом попал в институт. Член партии и верный ее рядовой. Главный герой непохож и на вожака нашего институтского комсомола - этот пройдет сквозь огонь и воды ради карьеры. Нет, мой герой - не герой, он средний. А у среднего принципы простые и четкие: не прикажут - лишнего не сделает, не позовут - не пойдет, не поднимут - не встанет. В то же время прикажут - расстреляет...

Слушали Колю очень внимательно, слова его были больше похожи на исповедь, чем на либретто будущего сценария. Быть того не может, думал я тогда, что вернемся к расстрелам, как говорят было в тридцать седьмом или тридцать восьмом - год моего рождения, но культ личности развенчан и дорога прямая и ясная ведет нас к коммунизму, даже дата известна - первое января одна тысяча девятьсот восьмидесятого года от рождества Христова, а проблема среднего, конечно есть, она всегда будет и то, что мы успеем или не успеем сделать в этой жизни, наверное, во многом зависит от того, сколько среди нас таких вот средних, которые безропотно выполнят любой приказ, тем более , когда скажут, что расстрелять надо во имя Родины... и врага... и возникло странное ощущение своего времени, времени своей жизни, которая идет вот сейчас и я еще молод, но если я не сделаю того, чему предназначен, то молодость моя, как и молодость моего поколения, пройдет и никогда не вернется, никогда, а мы неповторимы, мы молодые люди шестидесятых советских годов...

Наступившую паузу прервал Гашетников:

- Интересно, что мы думаем об одном и том же. Примерный сюжет сценария, о котором говорил Коля, есть. И я хотел бы предложить снимать его всей нашей студией, всем писать, всем играть. А начнется фильм так... На экране темно, долго темно, но постепенно начинает светать. Двор института. Темный тяжелый куб серого здания на фоне светлеющего неба. Труба берет подряд все ноты октавы: до-ре-ми-фа-соль-ля-си-до... Настраивается оркестр. И когда первый луч солнца брызнул из-за здания института возникла мелодия-гимн и ласковый голос сказал: "Доброе утро! Когда-то здесь цвели деревья и бегали динозавры, а теперь стоит современный Технологический институт. Когда-то здесь ходили на мамонта с каменным топором первобытные люди, а теперь с логарифмической линейкой идут на экзамены студенты. Когда-то здесь было почти ничего, а теперь есть почти все. На каждого студента приходится по одной трети преподавателя, по одной пятисотой профессора, по одной двухтысячной академика. Учатся студенты в аудиториях, работают в лабораториях, питаются в столовой, живут в общежитии, влюбляются везде. Зимой ходят без шапки, в трамвае ездят без билета. За полторы тысячи дней учебы студент сдает полсотни экзаменов, сотню зачетов и получает за это один диплом. - Дип-дип-диплом! - воскликнул Виталик Вехов.

- Ага, - подтвердил Гашетников. - Фильм будет называться "Ночь открытых дверей". Вы замечали, как красива Москва ранним утром, без потока машин и сутолоки толпы? Так и наш институт будем снимать ночью. Аудитории, лаборатории, деканаты. Представьте себе, что завтра надо сдавать чертежи. У всех есть задолженности. И вот в чертежном зале на ночь собираются дипломники. Ночью все призрачно, таинственно. Оказывается, в институте живет Вечный Студент. У него на чердаке странные вещи, например, календарь тридцать седьмого года. Вечный Студент, как капитан Немо для оставшихся на ночь. А они, бродя по ночному институту, вспоминают свое прошлое и вдруг осознают, что здесь прошли их лучшие годы. Студентка встречает в коридоре ту девочку с косичкой, которая пришла сюда пять лет назад. Их диалог. Отличник садится в кресло декана с урчанием голодного тигра, настигшего добычу. Шалопай ездит по коридорам института на мотоцикле. Ночь открытых дверей кончается... утром. Время идет. Впереди новые годы. Восходит солнце. Исчезают видения. Пустой двор института. Шалопай гоняет, делая финты, как Пеле, консервную банку. Она гулко гремит в пустом дворе. И голос диктора: "Ты - будущий командир производства... Инженер, интеллигент... Ты - будущее... То, что не удалось сделать нам, сделаешь ты..." Мы долго еще потом говорили, обсуждали, мечтали и решили в конце концов создать архив-копилку коллективного творчества членов студии. Не знаю, где сейчас этот архив и сохранилось ли в нем мое посвящение пятилетию студии:

Пять лет пяти-конечное время, портрет пятилетья в поэме. Пять лет это не пятилетка, это столетий пять, сжатых в кулак искусства, это не мыслить, не су-ще-ство-вать без кино, так как кино это наше шестое чувство!

Из студии все поехали к Таньке Олиной, а я - в диспансер, в палату номер девять, вторая койка от окна.

Глава одинадцатая

Ян Паулс явился ко мне прямо с работы.

Пижон - в пенсне. Всегда носил круглые очки, и глаза у него были большие и добрые, а теперь стали холодными, ироничными.

Хлопнул меня по плечу. По-моему, в этом что-то искусственно бодрое, когда проверяют твою устойчивость крепким ударом.