Лукреция с Воробьевых гор - Ветковская Вера

Эта история, громко прошумев, стала забываться. Но отныне черная магия прочно поселилась на нашем факультете. Однажды чудным майским вечером я вернулась со свидания в счастливом лучезарном настроении, прилегла на диван и закрыла глаза.

— Не хочу вмешиваться в твою личную жизнь, но решила, что это ты должна знать, — тихо и вкрадчиво начала Аська.

— Ну что еще? — равнодушно спросила я, не открывая глаз.

Аська даже встала из-за своего стола и присела на краешек моего дивана, из чего я поняла, что новость архиважная.

— Наша бабка-ёжка Гонерилья поделилась со своими приятельницами одним соображением. Она считает, что ты приворожила бедного Иноземцева!

Я не только распахнула глаза, но и уставилась на нее испуганно и изумленно. Аська была очень довольна произведенным впечатлением. Она меня предостерегала, что этот заморский принц со своей свитой принесет мне только несчастья. И вот ее предсказания начали сбываться.

— Она говорит, что только с помощью экстрасенса или колдуньи ты смогла привязать к себе Игоря. В тебе якобы нет тех качеств, которые могли привлечь такого незаурядного мужчину. В ней самой, конечно, этих качеств навалом. Рыжая шмара! — возмущалась Аська.

— И за что она меня так ненавидит? — вырвался у меня тоскливый вопрос. — Вьется возле меня, как черный ворон. Что ей нужно?

— Как раз это нетрудно понять, — хищно обрадовалась Ася. — Она влюблена в Иноземцева как кошка чуть ли не с первого класса.

Я вспомнила, как еще зимой Гонерилья зазывала меня в свой семинар для гениев. Аська тут же разгадала умысел злодейки:

— Она бы выставила тебя круглой дурой на этом шабаше. И обязательно пригласила бы на экзекуцию Иноземцева. Но сначала швабра набилась бы к тебе в подруги, чтобы выведать подробности. Ее же гложет ревность. Дуреха! Да из тебя клещами не вытащишь никаких откровений.

Это уже был камешек в мой огород, но я его словно не заметила. Я сидела на своем диване ошеломленная, прибитая свалившимся на меня несчастьем. Вдобавок и Гонерилья меня ненавидит, а ее я боюсь. Чувствую себя совершенно бессильной перед ее кознями, изощренными, подлыми и всегда неожиданными.

А на Аську накатило вдохновение. Она расхаживала по комнате с горящими щеками и не умолкала:

— Ольга, конечно, тебе не соперница. С ее внешностью и характером не видать ей личной жизни! Если кто на ней и женится, то только ради прописки или из жалости. И вот, представь себе, это море страсти и энергии, которое должно обрушиться на счастливого избранника Гонерильи, теперь уходит на интриги. Она постоянно с кем-нибудь воюет…

— Какая ты умная, Анна, — похвалила я. — В тебе пропал дар психоаналитика.

Через несколько лет я смеялась над своими страданиями вместе с Люсей. История казалась мне забавной. Но тогда… Я не сомкнула глаз до утра. Представляла, как завтра появлюсь на факультете. Все тычут в меня пальцами и шепчут: колдунья!

У каждого свой бред. Эта картина стала моим бредом на долгие дни.

Во всех романах, особенно о романтической любви, описание первого поцелуя занимает выдающееся место. Не буду отступать от правила. Тем более, что и для меня он, конечно, стал событием.

Если бы я имела обыкновение делиться с подружками своими любовными тайнами, они бы не поверили, что мы с Игорем поцеловались по-настоящему только через несколько месяцев нашей дружбы. Они нашли бы подобное целомудрие ненормальным и странным. Моя Люська нисколько не удивилась, когда спустя год узнала об этом. Для нее поцелуи вообще мало что значили. Если нужно, она могла поцеловать кого угодно — о дальнейшем умалчивала. В деловых отношениях с партнерами-мужчинами поцелуи стали для Людмилы дополнительным инструментом для заключения выгодных сделок.

Было в нас с Иноземцевым какое-то старомодное целомудрие. И пожалуй, рациональность: мы больше наблюдали и обсуждали свои чувства, чем переживали их. До этого весеннего дня Игорь часто меня целовал в щечку, в висок, в затылок, в плечико. Это были шутки, поздравления, просьбы о прощении каких-то маленьких обид. Ну и конечно, к ручке он прикладывался постоянно, очень церемонно и тоже не всерьез.

И вот одним прекрасным весенним днем мы прятались от дождя в кинотеатре. Сидели в пустом зале и шептались, поглядывая на экран. Там ничего интересного не происходило. Перед этим мы не виделись целую неделю, и я поняла, как соскучилась.

Пока я, простуженная, сидела дома, Игорь звонил каждый день, вежливо осведомлялся о здоровье и спрашивал, когда вернусь. Теперь мы сидели рядом, взявшись за руки, чувствуя, что не виделись лет сто. Но поцеловались мы не в темном зале, а на улице, на глазах у всего честного народа.

Когда сеанс закончился, на улице смеркалось, дождь и не думал утихать. Мы стояли под узким козырьком газетного киоска и хохотали. Снова накатил ни с того ни с сего приступ беззаботного счастья и веселья.

Сначала он наклонился и прильнул щекой к моему виску, и тут же губы наши встретились так просто и естественно, как будто мы целовались по десять раз на дню. Но это было впервые, и я, ошеломленная, задохнулась. Ощущения вспомнить очень трудно. Я ослепла и оглохла. Электрический разряд в груди. Ватные ноги.

Незадолго до этого Аська познакомилась на дискотеке с неким философом-марксистом, которого она нам представила как настоящего мужчину. Проводив до двери, философ страстно обнял нашу Аську и запечатлел на ее губах поцелуй, лишивший ее разума.

— Раньше я не понимала, что такое «пасть, падение, павшая», — рассказывала нам Аська, томно развалившись на диване. — Не понимала, как может женщина пасть по доброй воле, навлечь на свою голову позор и беды. Теперь я понимаю. У меня подкосились коленки. Еще немного, и я бы рухнула — в прямом и переносном смыслах.

— Но это же далеко не первый твой поцелуй? — ехидно спросила Катя, наша соседка.

— Как можно сравнивать! Жора — настоящий мужчина. Я уже за десять метров чувствую мощную волну энергии, которая исходит от него.

Смеху и шуток было много. Мы рекомендовали Аське не терять бдительности. Но почему я вспомнила эту глупую историю, когда мы вскочили с Игорем в первый подошедший автобус и поехали неизвестно куда? Меня снова разобрал смех, какой-то нервный, нездоровый. Хорошо, что история Аськиного «падения» быстро улетучилась из памяти.

Мы стояли на задней площадке автобуса, взявшись за поручни, и смотрели на убегающую дорогу, на поток автомобилей, гуськом следовавших за нами. Пока автобус шел пустым до Ленинского, мы целовались снова и снова. Кажется, это происходило бессознательно, даже помимо нашей воли.

Шофер «Жигулей», долго преследовавших наш автобус, очень радовался. По его круглой, оживленной физиономии было заметно, что развлечений в жизни бедняги негусто: только поиски автозапчастей, конфликты с ГАИ и тещей. Ни театра, ни зрелищ, ни ярких впечатлений. Мы помахали ему на прощание, а он нам.

Приехали к площади Революции. Это оказался сто одиннадцатый маршрут. Развернулись у Большого театра и покатили в обратном направлении. Но нам было безразлично, где скитаться: в центре Москвы или в глухих полутемных окраинах — Кузьминках, Бибиреве, Ясеневе. Все равно за окном только туман и завеса дождя, в которых тонут освещенные витрины и окна.

С этого дня началось безумие. Иного слова не подберу. Справиться с ним не было сил. Он поджидал меня после очередной лекции, и мы бросались на поиски укромного уголка, пустой аудитории, чтобы тут же очутиться в объятиях друг друга. Мы целовались часами, до одурения, искр в глазах и головной боли. В вечерние часы на темной лестнице, в то время как стопки книг напрасно дожидались нас на столах в читалке. В нашей комнате, если Аська уезжала домой подкормиться. В пустынных аллеях на Воробьевых горах. Благо, наступила весна и парочки могли бродить всю ночь до утра, не рискуя замерзнуть.

Почти ничего не помню из этого дурмана. Все дни слиплись в один ком. И докатился он до первых чисел июля, когда мы простились на лето. Я даже почувствовала какое-то облегчение, тоска пришла потом. В этом мареве я ухитрялась сдавать сессию и сдала ее! К счастью, летние сессии всегда давались легче и безболезненней, чем зимние.