Ракурсы - Наталья Иртенина

Это был тот парень, который хотел застрелиться и чей крик я услышал на лестнице. Я узнал его по клетчатой майке и зеленым штанам – от головы осталась только кровавая лепешка. Возле ног его растеклась, как мне показалось сначала, какая-то прозрачно-белесая слизь. И только присмотревшись внимательней, я понял, что это такое и почему парень попал под колеса. Это была большая, частично размазанная по асфальту медуза с каким-то бледным рисунком на спине. Парень поскользнулся на медузе, невесть откуда здесь взявшейся. И голову ему расплющила тоже невесть откуда вынырнувшая и черт знает куда и как пропавшая черная тачка-привидение.

Мне стало страшно. В воздухе отчетливо запахло жутью.

Я вспомнил его слова, сказанные после того, как он попросил пистолет, чтобы застрелиться: «Мерзкие, скользкие медузы…»

И рванул на спринтерской скорости прочь от проклятого места.

5

Где-то через неделю, после того, как у меня перестали трястись руки, я отыскал и со всей тщательностью трижды перепроверил дом № 11 по улице Акунина.

Дверь квартиры № 58 открыл непроспавшийся с виду, но при этом со строгим взглядом парень. Лет ему можно было дать сколько угодно – от восемнадцати до сорока. На нем были черные штаны и оранжевая жилетка, надетая на голое тело. Почему-то это очень походило на униформу, и я подумал, что где-то уже видел такую.

– Здрассьте, – сказал я. – Я от Джокера.

Униформист быстро цапнул меня за плечо, втащил в квартиру и захлопнул дверь.

– Мне нужен Лоцман, – я решил брать быка за рога, чтобы сразу же прояснить все возможные иронии судьбы, если таковые будут иметь место.

– Так-таки и нужен? – с непонятной мне желчностью в голосе спросил парень.

– Да.

Я вспомнил, где видел эти оранжевые жилетки. Это была универсальная одежда из категории «Мода для народа», и носили ее преимущественно дорожные рабочие обоего пола. Долго думать о причинах ее появления на шаманской хате я не стал. Может, они здесь исповедуют братание с пролетариатом, а может, это знак побратимства с тибетскими монахами – какая разница?

– Лоцмана нет, – тем же мрачно-язвительным тоном сообщил разновозрастный парень.

– Я могу подождать, – предложил я с нахальством, которое в разных обстоятельствах жизни вполне может играть роль вежливости.

Парень пожал плечами и ушел в комнату. Я за ним. По пути через полуприкрытую дверь другой комнаты я уцепил фрагмент сцены из жизни шаманов: за круглым столом на трех ножках сидели трое и оцепенело пялились на что-то лежащее перед ними. На этих униформы не было, но их синхронная одеревенелость и без того стирала между ними любые различия. Три чурбачка, занятых чем-то недосягаемым. Словом, шаманский промысел. Я сразу же проникся к ним уважением и прошел мимо двери на цыпочках.

В той комнате, куда я попал вслед за парнем в жилетке, господствовал уютный спартанский стиль. Ничего лишнего – узкая деревянная скамейка (похоже, спертая откуда-то из деревни), двуспальный матрас на полу, две табуретки (гарнитурного вида) и офисное кресло на колесиках. Вместо стола – широкий подоконник с окурками в тарелке, сушеными грибами на обрывке газеты, пустой бутылкой из-под водки и пакетиком жареного арахиса. На потолке – лампочка Ильича. Стены заляпаны страницами цветных журналов. Все вместе это производило глубоко мистическое впечатление.

Жилетка сел на лавку, вытянул ноги и зевнул.

– Зарезали Лоцмана, – вдруг сообщил он мне совершенно бесстрастным, даже скучным голосом.

– Когда? – поразился я, падая на табурет.

– Третьего дня.

Я почувствовал себя обманутым.

– Так вы же сказали, чтобы я подождал его.

– Ничего я тебе не говорил. А ты что, куда-то торопишься?

– Нет.

– Ну так и жди себе, раз притрюхал.

– Ладно, – ответил я. – А чего ждать?

– Лоцмана. Ты ж к нему приперся?

– А-а… Ну да. К нему. То есть вообще к вам.

Наверное, я чего-то недопонял в его скупых объяснениях и поэтому спросил:

– А где он сейчас?

– Лоцман-то? В морге, где ж ему еще быть.

– Понятно, – сказал я, но, по правде говоря, понятного было мало.

Тогда я решил сменить тему.

– А чем заняты эти трое? – я махнул рукой за стену.

– Отрабатывают Уджаяну.

– Чего? – я невежественно вытаращился на Жилетку.

– Контакт устанавливают, – снисходительно пояснил он.

– С кем?

– С Лоцманом.

– А-а… он же… того?

– Смерти нет, – скучным, дежурным тоном проговорил Жилетка.

Я ему не поверил и продолжал таращиться.

– А кладбища есть?

– Кладбища есть, – кивнул Жилетка и объяснил: – Для непосвященных.

Я тут же почувствовал себя непосвященным и хотел было воспользоваться моментом, чтобы намекнуть ему: мол, неплохо бы сделаться посвященным, но он не дал мне раскрыть рта.

– Смотри, – торжественно сказал Жилетка и протянул руку в сторону двери.

Я посмотрел – с опаской, потому что решил, что сейчас увижу оживший труп зарезанного Лоцмана.

Но его там пока не было.

– Не позднее ночи он войдет в эту дверь.

Я напрягся, обдумывая сказанное. Вкратце итог моих умственных усилий был таков: если смерть может случиться в результате страхолюдной чертовщины (коей свидетелем я стал неделю назад), то почему бы этой же чертовщине не сделаться причиной воскрешения покойного мага (шамана)? Или, в переводе на простой, понятный язык: чем черт не шутит? Так говаривала иногда моя бабка, рыща по дому в поисках спрятанных мною из хулиганских побуждений очков, ножниц, поварешек и другой хозяйственной утвари. Позднее я узнал, как назывались мои проказы – полтергейст и барабашки. Правда, перевести свои безобразия на научную основу мне не довелось – бабка к тому времени уже померла…

Словом, я поверил ему.

Вера же возбудила во мне жгучий интерес к шаманским делам – еще более жгучий, чем раньше.

В этот момент кто-то вошел в квартиру, щелкнув замком. Я замер на своей табуретке и, затаив дыхание, ждал чуда, обещанного Жилеткой, – явления воскресшего покойника. Сам Жилетка вдруг вскочил и, не говоря ни слова, метнулся в коридор. Какое-то время оттуда доносился приглушенный разговор, в котором я различал чьи-то вопросительные и жилеткины утвердительные интонации. Потом бубнение прекратилось, и в комнату вошли двое – Жилетка и тот, кому, по моим рассуждениям, полагалось быть ранее убиенным Лоцманом. Он был высокий, с волосами до плеч и в наглухо запахнутом темном длинном плаще. Брутальную картину сильно портили кроссовки на ногах и совершенно безвольное выражение лица.

Я поднялся (кажется, при этом у меня были ватные ноги) и сипло спросил:

– Вы Лоцман?

Вместо ответа он повернулся к Жилетке: