Iskatel 1979 3 - Сергей НАУМОВ

—   Зря мы здесь загораем. Нарушитель сюда не сунется, он сейчас другую дорожку ищет — за нашу КСП…

Ксения Алексеевна промолчала. Она думала о муже. Вот здесь, под этим разбитым козырьком, лежал Павел Стриженой и короткими очередями из ручного пулемета сдерживал балду. Лучшей позиции придумать было невозможно. Автомат Ивы Не­дозора и «Дегтярев» Павла держали на мушке подступы к гра­нице.

В жизни человека бывают часы, хогда прожитое как бы кон­центрируется, сжимается в короткие, как вспышки, мгновения. Они, эти мгновения, озаряют прошлое, дни и годы обыкновен­ного существования или даже войны. Павел прошел войну, а погиб здесь в осенний ночной час, и его наган с серебряной пластинкой холодит сейчас ей руку.

О чем он думал в те минуты, когда нажимал на спусковой крючок пулемета? У него не было времени для боли, для угры­зения, для печали. Может быть, он думал о том, что хотелось прожить — ведь для него, веселого отзывчивого человека, сорок лет было только полднем жизни.

Познакомились они в предвоенный год. Ксения кончала кон серваторию по классу фортепьяно. Тогда много выступали я парках, на открытых эстрадах. Она играла шопеновские нок­тюрны. После концерта к окруженной подругами Ксении реши тельно подошел смуглый кареглазый –военный с двумя кубика ми в петлицах. Он попросил уделить ему млнуту времени. Она чувствовала его молчаливый восторг и неуловимую робость перед вей.

—Вы хотите пригласить меня в кино? — игриво спросила ©на.

—   Куда хотите, — мягко и растерянно сказал он.

—   А вы хитрый… — кокетливо заметила Ксения, оглядыва ясь на подруг.

—   Не очень… А вот вы…

И он заговорил о музыке. Он заговорил о ней, как о своей неосуществимой мечте. И спустя много лет Ксения помнила этот удивительно страстный монолог, прерываемый лишь дове рительным прикосновением к ее руке, в поисках, может быть, вдохновения. '

Он открылся как самому близкому человеку. Ее поначалу ого– решнла такая откровенность и прямота, потом она поняла, что человек этот весь соткан нз чистых, благородных помыслов, что он естествен и бесхитростен в каждом своем порыве.

Они встретились в следующую субботу и пошли в кино. По­том посидели в кафе, выбрались за город, бродили по лесу и вернулись в Москву поздно. Они дружили по-юношески светло и чисто. И уехали в Среднюю Азию, на границу, к месту служ­бы Павла. А затем война, рождение Андрейки…

…— Поклонись своей любви, Ксения, — сказала себе Стри­женая. Ей показалось, что она произнесла слова вслух. Взгля­нула ha Колесова. Сержант, поджав губы, крутил барабанчики окуляров на бинокле. Она посмотрела на западную часть тигаят– ского лесного массива. Там, над зубчатой кромкой, в розово светящемся небе застыл неправдоподобный красный шар солнца. «Оно похоже на этот сумасшедший тревожный день», — поду­мала Ксения.

Полковник Поважный любезно предложил провожатого. И мо­лоденький сержант Константин Колесов, узнав, кого будет со­провождать на заставу, был сама предупредительность и вни­мание. И все же Ксении стоило большого труда уговорить сер­жанта подняться на башню разрушенного замка. Он уступил только после того, как Стриженая рассказала ему о ночном бое и гибели мужа. И все-таки, прежде чем подняться на башню, Колесов подключился к розетке, связался со штабом отряда и внезапно получил приказ остаться на башне и вести наблюде­ние до подхода «тревожной» группы.

Ксения ощутила в кармане плаща холод нагана. В нем семь патронов с войны. Полный барабан. Мужнин наган. Единствен­ная вещь, которую Ксения оставила на память. Может быть, потому, что он именной. Тонкая серебряная пластинка на руко­ятке. И на ней малопонятная гравировка: «От Гангута до Кор– суни — 1945 год».

Сам Стриженой никогда не объяснял смысла надписи на пла­стинке, однажды только сказал: «Не знаю оружия надежнее, чем наган».

И вот пришла пора распрощаться с дорогой сердцу вещью. Ксения твердо решила подарить наган заставскому музею, где все дышало подвигом мужа и его бойцов.

—   Мы здесь не зря, Костя, — запоздало ответила Стриже ная, — даже у тренированного человека есть предел физических возможностей. К тому же, как тебе' сказали, нарушитель ранен. Он может прийти сюда зализать свою рану и отдохнуть.

—   Да ведь развалипы-то эти с башней у всех на виду, — возразил Колесов.

—   Ему нужно где-то укрыться… Он ушел по воде и сбил след. И он знает, где его ищут. К границе он не подойдет — умен. Вам известно, что такое схрон?

—   Не видел пока. А слышал много, — ответил Колесов.

—   Тайники и схроны строили немцы. Вы, конечно, знаете, что такое ОУН. Для этих бандитов и делались подземные кварти ры. Сколько их еще на нашей земле осталось… В сорок шестом году у бандитов были далее свои бронетранспортеры и тяжелые минометы. Оуновцы — фанатики, хотя и среди них было немало обманутых бандеровской пропагандой простых крестьян.

—   Нам рассказывали, — серьезно сказал Колесов и вдруг спросил: — А кто такой Гонда? Жухов сказал — нарушитель Гонда, и все…

Ксения Алексеевна прищурилась и взяла из рук сержанта бинокль. Долго рассматривала окрестности.

—   Я не знаю, кто он сейчас… В ОУНе носил чин надрайон– ного «проводника»… Жестокий и страшный человек. Недаром его прозвали Палач. Говорят, только один вид горящего села доставлял ему огромную радость. Пыткам и зверствам Гонды нет числа…

Шар солнца скатился за лес, оставив призрачный слабый след. Зубчатая кромка бора уходила в сумрак, буквально на глазах исчезала, сливаясь с еще теплившимся мягким светом горизон­том.

. — Все, — сказала Стриженая, возвращая бинокль, — через полчаса сюда явится Андрей с «тревожной». Теперь можно и на заставу. Иногда, Костя, человеку просто необходимо почув­ствовать, что он делает важное и опасное дело… Звездный час не случился, значит, не о чем и жалеть. Осмотри еще раз под­ходы, а я вниз: Подожду тебя под аркой.

Она спустилась по каменным стертым ступеням в узкий, стис­нутый кирпичными стенами двор. Двор был глухой, и только в дальнем углу зиял пролом. И в нем стоял человек. В сумерках он казался вырезанной из фанеры черной мишенью. Стриженая вздрогнула. Инстинкт бросил ее на холодные плиты. И, тотчас глухо хлопнуло. И пуля, трижды срикошетив от стен, бесформенным комочком свинца подкатилась к самому лицу Ксении.

«Костя!.. Он же будет спускаться. Ему не сделать и двух ша­гов по лестнице. И он ничего не слышит там… наверху…» — молнией пронеслось в мозгу.

Снова глухо щелкнул бесшумный пистолет. И снова стены отозвались на выстрел тройным стуком.

«Он меня плохо видит.— серый плащ на серых плитах. На­ган!» — вспомнила Ксения. Она успела рвануть из кармана ору­жие, когда осколки гранитной плиты ударили в лицо, обжигая нестерпимой болью. Ослепленная, она стреляла наугад в на­правлении пролома, предупреждая Колесова о появлении Гонды.