Iskatel 1979 3 - Сергей НАУМОВ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— План хороший. Даже очень хороший. Но его можно улучшить. — Король еле заметно пожал плечиками. — Жела тельно, чтобы царь Петр… погиб до битвы… Выпишите Розен– кранцу чек покрупнее, пообещайте рыцарство ордена Бани… Так будет надежней.
-ч Ваше величество, вы сразу отыскали слабый пункт плана! — с отменной лестью заметил Брайтон.
Он присел без приглашения и отметил не без удовольствия, что Георг ни взглядом, ни жестом не выдал своего раздражения.
— Есть не менее важное, чем разгром русского флота… Сэр Рой Дженкинс с помощью красавиц давно сбивает с толку црестолонаследника, царевича Алексея. Прибрав его к рукам, мы сможем в будущем превратить Россию в нашу колонию…
— Да, да, поручите сэру Дженкинсу и это!
2На набережной Невы перед кабацкой избой остановились два морских офицера. Метлой у порога обмели снег с порыжелых ботфортов и широко распахнули тяжелую певучую дверь. Бригадир Бакаев, коренастый и широкий в плечах, с бычьей короткой шеей и золотистой гривой курчавых волос, вскидывая пшеничную бровь, сильно потянул поздрями хмельной дух. С улыбкой покосился на своего спутника.
— Тут и отведем немного душу. — Помедлив, он многозначительно добавил: — Ляжем в дрейф.
— Ну что ж, эта гавань вроде ничего, — согласился коман дор Змаевяч — тонкий и хрупкий, с косоватыми прорезями синеватых глаз. — Только выбери место потише да от любо пытных глаз подальше.
Бакаев понимающе кивнул и, чуть прихрамывая, прошел в дальний темноватый угол.
Дверь кабака со ржавыми скрипами несколько раз бухнула — вошли англичане, шведы, разный суетпый люд.
Меж столиков живо зашныряли два шута, стали приставать к кабацкому люду. Рядом с буфетом в сизых пластах табачного дыма разноголосо запели скрипки, гобой п волынка.
Проходя к буфету, Змаевич удивленно загляделся на сидевшего среди англичан человека в голландском платье. Оба об– радованпо уставились друг на друга, и капитан потащил иноземца к лавке, где скучал Бакаев.
Иноземец оказался юрким, невысоким, жпдко-белесоватым, имел улыбку хитрую и скользкую.
— Эй, Яков, глянь, кого я встретил! — повеселел Змае вич. — Moii приятель, Лаэрт Розенкранц! Вот с кем я готов выпить ппва хоть бочку!
Трактирщица — баба редкой толщины — поставила перед компанией три высокие оловянные кварты, положила несколько вяленых рыбок.
Розенкранц вытянул обметанные пупырышками простуды губы и весело глянул поверх горы белой пены. Изрядно отпив, достал полосатый платок, вытер широкое и дряблое с навислим носом лицо, повернулся к Змаевичу.
— А что, капитан-командор! Давно мы с тобой не виде лись?!
— Да, почитай, с полтавской баталии. — Змаевич смотрел с затаенной насмешкой.
— Где же ты все это время был?
— Где? — Капитан-командор откинулся к стене, коснулся напомаженных, словно нарисованных черных усиков. — Не на лебяжьих перинах валялся! Разные были гавани…
— Это так, — с заметной ухмылкой подтвердил Розен кранц. — А я вот слыхал, ты и в свейских землях бывал…
— И там меня носило. Но не для разорения, конечно, госу дарь нас туда посылал, а чтобы при споре о мире со шведами было чего уступить, окромя Выборга и Карелы. Так что, Ла эрт, не без хитрости тогда обошлось. Сказывают, государь так и отписал генерал-адмиралу Апраксину: «Ежели бог допустит летом до Абова, то шведская шея легче гнуться станет…»
Розенкранц неопределенно улыбнулся.
— Ну и как? С той поры гнется?
— Да не очень. Уж больно они, подлые, влакомились в Финляндию! Хотя оно и понятно — сия провинция вроде тить ки — всю Швецию кормит… А под Абовом жарко было. Ух, как жарко! Но, правда, мы шибко потеснили шведа. От той баталии в нашем полку осталось, почитан, не более сотни.
— Вот как! — Датчанин отвернулся к шутам и сделал вид, что смеется над ними.
— Да оно и не то, чтобы очень мало нас осталось, — метнул Змаевич тяжелый взгляд. — К вечеру подъехал государь и зычно справился: «А много ли вас осталось, ребята?» Фланговый ему и ответил: «Да еще фортеции на две хватит, господин первый бом-бар-дир!» Во как разошлись — до лютости. '
— И в то же время мы под Штеттином, главным, померан ским городом, мира искали, — сказал Бакаев, пытливо вгля дываясь в Розенкранца. Со злой услужливостью справился: — Это на Одере, знаешь?
— Как не знать! Там ведь и наши воевали.
— Да, ваши повоевали! — Бригадир так ударил по кремню, что целая туча искр брызнула из-под кресала.
Шуты затеяли потешную драку. Яростно вцепившись друг в друга, лаяли, мяукали. Неистово лупили по столам пузырями с горохом, опрокидывали пустые лавки. Английские шкиперы, дивясь необыкновенному развлечению, топотом и свистом подзадоривали шутов.
Бакаев, бледный от злости, наклонился к Змаевичу, леденисто зацедил:
— Кабак, кажись, русский, а от иноземного комарья ш; продохнуть! На черта ты еще этого Лаэрта звал? Уж больно он что-то крутит — по всему видать.
Змаевич заискрился белозубой улыбкой.
— Да брось ты спьяну нести околесицу! Датчанин в пашем флоте служил. Заслуги от государя имеет, ко двору бли зок. — И зашептал, понуро горбя плечи: — Слыхал, вчера Адмиралтейская коллегия по всем рапортам о повышении в чинах резолюции учинила. Не иначе, как скоро в поход…
— Скорей бы, — вздохнул Бакаев, вытаскивая трубку. — А я-то думал — пошто моих гренадеров во флот переписали?
Он отпил пива, неожиданно поднялся и легонько потащил подслушивавшего датчанина к себе за рукав.
— Шел бы отсель, герр майстер… А то, ей-богу, перешибу!
У датчанина запрыгали губы. Не понявший в чем делоЗмаевич вскочил, удивленно задрожал бровью.
— Стой, Яков, ты уже хватил липшего! Даже союзников перестал признавать. Иди-ка, я тебе суну под нос кое-что. — Он подвел упиравшегося приятеля к стене, где красовался*note 1грозный петровский указ. — Видишь? Сие — табель поведе ния! Ноне и не за то легко угодить в четыре царские степы. Крут государь!
Бакаев, пряча в карман трубку, глянул со злобой и отвращением. Шевельнул было могучим плечом, но Змаевич уже выталкивал его из кабака.
Все утро принцессу не покидало чувство смутной тревоги. Высокомерное выражение ее лица стало каменным, когда доложили о приходе Роя Дженкинса, — таким оно было и сейчас. С тоской думалось о брате, Карле XII, который после срама под Полтавой находился где-то далеко-далеко — за этим пятнисто-пегим балтийским небом, за бесконечными русскими далями, за Черным морем — в Турции… Сладко замирало сердце — туда уносились мысли пылкой и гордой Уль– рики.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});