На грани фола - Чингиз Абдуллаев

– Вы говорили о побудительных мотивах подобного поведения, – напомнила Марина, – поэтому я и поняла, кто именно мог стоять за этими отравлениями. Конечно, эти лекарства Епифанцеву подмешивал наш врач, а приказывала ему Эмилия Максимовна.

– Зачем? Она ненормальная? Хочет, чтобы бизнес ее мужа терпел убытки? Или она не понимает, к чему могут привести эти поражения?

– Именно потому, – кивнула Марина. – Ей кажется, что муж слишком много времени уделяет футбольному клубу, в ущерб другому бизнесу. Бочкарев – владелец контрольного пакета акций санкт-петербургского «Динамо», но его активы размещены в нефтегазодобывающих и металлургических компаниях. Она считает, что будет правильно, если он продаст акции клуба и более детально займется другими проблемами. Тем более что у нас в прошлом году финансовый год завершился с большим минусом, несмотря на успешную игру команды.

– Только из-за этого?

– Не только, – ответила Марина. Она вдруг вспомнила, что не захватила с собой сумочку, и попросила: – У вас есть сигареты? Закурить хочется.

– Нет, – ответил Дронго, – я не курю.

– Жаль. – Она немного помолчала и снова заговорила: – Я убеждена, что это сделал Юхнин по просьбе Эмилии Максимовны.

– Откуда такая убежденность?

– Одно время Юхнин ухаживал за мной. В общем, пытался приударить. Он давно развелся со своей супругой, вернулся домой уже холостым. А я замужняя женщина и сразу ему сказала, что между нами ничего не может быть. Он, конечно, обиделся и с тех пор разговаривает со мной подчеркнуто холодно и отстраненно. Я думаю, что он мог придумать разные небылицы супруге Бочкарева, чтобы она решилась на такой шаг с целью убрать мужа из нашей команды и оторвать его от меня. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Можно личный вопрос?

– Я даже знаю какой. Хотите спросить, имеют ли подобные слухи реальную основу?

– Да, именно об этом я и хотел вас спросить.

– Черт возьми! – вырвалось у Марины. – Как же хочется курить. – И продолжила безо всякого перерыва: – Да, мы с Бочкаревым были достаточно близки.

– Вы его любовница?

– Я бы этого не утверждала. У него есть почти официальная любовница в Санкт-Петербурге. Я скорее женщина, которая сопровождает его во всех командировках. Это ведь удобно, когда все под рукой. И нужная женщина, и толковый помощник.

– Извините за циничный вопрос: ваше замужество в данном случае не мешает?

– Мешает. И очень сильно, – честно ответила Марина. – И вы напрасно думаете, что я безумно влюблена в своего шефа. Это всего лишь бизнес, как говорят в таких случаях американцы. Вы сегодня утром спрашивали меня о моей зарплате. Так вот, я получаю больше, чем все режиссеры в театре моего супруга. Их там трое. И соответственно раз в пятьдесят больше моего мужа, – повторила она.

– Вам не кажется, что вы тоже достаточно циничны? Не встречаетесь с холостым врачом из-за своего замужества и готовы встречаться с женатым руководителем…

– А разве я говорила, что считаю себя ангелом? Ничего подобного – я такая же, как все. Насколько я помню, вы тоже не всегда были идеальным мужем, хотя и семейный человек. – Она намекала на свою подругу с телевидения, с которой Дронго встречался несколько раз.

– Я тоже не подхожу на роль святого, – усмехнувшись, согласился он, – но хотя бы не подвожу под свое поведение некую псевдонравственную базу. Значит, когда Юхнин пытается за вами ухаживать, вы сразу вспоминаете о своем муже, а когда то же самое делает Бочкарев, вы считаете это достаточно нормальным?

– Да, – ответила Марина без тени смущения. – В моем положении девяносто девять женщин из ста воспользовались бы подобной ситуацией. Тем более что Бочкарев уже давно не в той форме, в какой мог бы находиться в своем возрасте. Он, конечно, не импотент, но получается у него не всегда. Через раз или через два. В последнее время чаще вообще не получается. Вы видите, я достаточно откровенна. У нас с ним такая платоническая любовь, если можно так выразиться. Но Эмилия все равно дико ревнует. Я думаю, она подозревает меня в отсутствии соответствующих желаний у ее мужа, поэтому и хочет любым способом оторвать его от клуба и соответственно от меня, – повторила она.

– Интересная версия, – задумчиво произнес Дронго, – и вполне возможная в данных обстоятельствах.

– Единственно возможная, – убежденно произнесла Марина.

Наступило недолгое молчание.

– В каком номере живет Юхнин? – спросил Дронго.

– На вашем этаже, в двести двенадцатом номере.

– Я лично поговорю с ним, но у меня есть к вам еще несколько вопросов.

– С кем еще я встречалась? – мрачно пошутила Марина.

– Нет. Если вы понимаете, что жена президента клуба плохо к вам относится и готова пойти на все, чтобы отдалить своего мужа от клуба, почему вы рискуете и остаетесь здесь? Ведь в следующий раз врач, ухаживаниям которого вы предпочли своего босса, может увеличить дозу лекарства, и она окажется в вашем стакане.

– Я об этом не думала, – призналась Марина. – Теперь буду следить за своей едой и напитками.

– Так будет правильно, – согласился Дронго. – А Григурко вы, значит, не подозреваете?

– Нет. Конечно, нет.

– Кого-нибудь еще?

– Никого, – сразу ответила Марина, – футболисты не стали бы этого делать из-за своеобразной корпоративной этики…

– Подождите, – прервал ее Дронго, – кажется, кто-то стоит за дверью.

Он быстро поднялся, подошел к входной двери и посмотрел в глазок. В коридоре никого не было. Он открыл дверь, выглянул. Никого. Неужели ему показалось? Или кто-то действительно проходил мимо его номера? Он вернулся на свое место.

– Показалось, наверное. А сама Эмилия Максимовна пробовала поговорить с вами?

– Нет. Хотя… был один случай. Мы с ней случайно оказались вместе в женской туалетной комнате, когда летали в Париж на жеребьевку отборочных игр. Я стояла у зеркала, когда туда вошла Эмилия. Она подошла ко мне и внимательно меня осмотрела, словно увидела в первый раз. Затем неожиданно сказала:

– Вы хорошо выглядите.

– Спасибо, – ответила я ей.

– Сколько лет вы в браке? – уточнила она.

– Восемь.

– И почему у вас до сих пор нет детей?

Меня даже немного смутил этот своеобразный допрос.

– Мы решили с мужем немного подождать, – достаточно честно ответила я.

– Понятно. – Она еще раз внимательно осмотрела меня и ушла, больше ничего не добавив.

– У них есть совместные дети от брака с Бочкаревым? – уточнил Дронго.

– Одна девочка. Ей только восемь лет. Эмилия Максимовна – вторая супруга Бочкарева. От первой у него уже взрослый сын. Он работает в московском филиале компании отца.

– Больше никаких разговоров с ней у вас не было?

– Нет. Она обычно меня полностью игнорирует, когда видит. Смотрит сквозь меня, как сегодня в баре. Не здоровается, не разговаривает, не прощается. Устраивает такие демонстрации, чтобы показать мне разницу между нами. Указать мне мое место. Я уже привыкла к подобным выходкам и даже не обижаюсь. В конце концов это ее муж бегает от нее ко мне, а не наоборот.

Цинизм молодой женщины был поразительным. Дронго подумал, что он совсем не знает это поколение. Когда развалился Союз, ей было не больше десяти лет. И все, что она увидела и узнала, пришлось на «окаянные девяностые годы». Когда слова «честь», «достоинство», «патриотизм», «любовь», «верность», «идеалы», «нравственность», «мораль» были всего лишь пережитками прошлого и пустыми, ничего не значащими звуками. Обогащаться любой ценой, добиваться успеха, невзирая ни на что, беспринципность и откровенный прагматизм стали нормами поведения, а цинизм и бессердечность были возведены в ранг абсолюта. Если в семнадцатом году религию заменили коммунистической идеологией, которая вместе с тем сочетала в себе некоторые нормы морали и нравственности, то в девяносто первом эту идеологию опрокинули вместе со всеми нормами поведения. И начали строить безыдейное общество, лишенное всяких нравственных норм.

– Кажется, я начинаю сознавать, что уже не всегда понимаю представителей вашего поколения, – невольно признался Дронго.

– Возможно, поэтому мы кажемся вам слишком циничными, – согласилась Марина. – А мы всего лишь рациональные прагматики.

– В последнее время я часто слышу это выражение, – заметил он, – но не уверен, что ваш рациональный прагматизм делает вас счастливыми.

– Нет, – согласилась она, – совсем не делает. Зато мы становимся более обеспеченными, более свободными, более независимыми. Нужно выбирать. Либо вы отказываетесь ото всех принципов и зарабатываете на свою свободу и нормальную жизнь, либо остаетесь со своим «счастьем» без денег, свободы и с пустым животом в коммунальной квартире. Я выбрала первый вариант, но вполне допускаю, что есть и такие, кто хочет жить по второму варианту. Хотя лично я их не понимаю. У вас есть еще вопросы или я могу уйти?