«Мы от рода русского...» - Андрей Сахаров

Ответ на эти вопросы мы найдем все в тех же греческих источниках, которые, упирая на религиозное объяснение событий, тем не менее не могут скрыть истинный смысл происходившего. Обращает на себя вннмание упоминание в проповеди Фотия о неожиданном отступлении руссов. Имеются сведения и об определенном

конечном успехе руссов. Так, тот же Фотнй говорил следующее; «Народ непменитый, народ несчитаемый ни за что, народ, поставляемый наравне с рабами1, неизвестный, но получивший имя со времени похода против нас, незначительный, но получивший значение, уничиженный и бедный, но достигший блистательной высоты и несметного богатства — о, какое бедствие, ниспосланное нам от бога!» В одном из писем римского папы Николая I к византийскому императору Михаилу III говорится о том, что враги ушли неотомщенными. Венецианский хронист XI века Иоанн Дьякон сообщил, что нападавшие вернулись на родину с триумфом.

Теперь сопоставим эти сведения друг с другом. С одной стороны, мы видим версию о ;:чуде;, которое якобы уже в который раз сотворила богоматерь, а с другой — известие о том, что руссы ушли, торжествуя победу, неотомщенными, захватившими огромные богатства. Так в чем же все-таки причина отхода победителен от стен византийской столицы?

Ключ к разгадке тайны, сокрытой византийскими церковными и политическими «пропагандистами», заключается в тех же свидетельствах очевидцев. Тот же Фотий, например, говорил, что город не взят по милости руссов. В источнике того времени — «Слове на положении ризы богоматери во Влахерцах» — упоминается, что «начальник стольких тех народов для утверждения мирных договоров лично желал его (императора) увидеть». Интересно подчеркнуть, что о самом мире автор «Слова» говорит как о деле уже состоявшемся.

Наконец, вспомним, что Фотий отметил уход руссов от стен Константинополя с огромным богатством. Во второй проповеди он также заявил, что благодаря нападению на Византию руссы достигли «блистательной высоты и несметного богатства», т. е. константинопольский патриарх по существу коснулся вопроса о материальных результатах русского похода, который мог, согласно тогдашним обычаям, сложиться как из захваченных товаров, церковных ценностей, личного имущества греков, так н из огромного выкупа, военной контрибуции, которую греки, как правило, платили врагам за прекращение военных действий и уход от города.

Не можем мы не упомянуть и о предмете молений греков во Влахернском храме: они просили небо о мире. Все это приводит к мысли о том, что прекращение военных действий, уход руссов восвояси объяснялся отнюдь не вмешательством божественных сил, как на этом настаивали церковники, а вполне земными, прозаическими вещами. Как они нередко делали в случае тяжких военных невзгод, особенно неожиданных выходов «варварских» армий вглубь византийской территории, греки предложили врагу мирные переговоры и выкуп. И то и другое было вполне почетно, а выкуп, состоявший из золота, серебра, драгоценных камней, дорогих тканей, был той вожделенной целью, ради которой нередко предпринимались дальние и рискованные «варварские» рейды.

Такие переговоры, прекращавшие военные действия и восстанавливавшие статус-кво *, давно уже стали прочной дипломатической традицией. Неоднократно прибегали к ней и византийцы во время войн с персами, арабами, болгарами, аварами, хазарами и другими народами. Теперь настала очередь Руси. Для самой же Руси эти переговоры пока были еще внове, но теперь Русь впервые добилась в ходе победоносного похода права на проведение переговоров с Византийской империей на межгосударственном уровне. Так была перевернута еще одна дипломатическая страница истории Древней Руси.

Возникшая, во всяком случае для Византии, из политического небытия, молодая держава этим договором утверждала свою силу, свой престиж перед лицом великой империи, одним из сильнейших государств тогдашнего мира. Позади остались пограничные периферийные нападения, посольские полевые миры с провинциальными византийскими властями; новый договор на этот раз был заключен у стен Константинополя. Гордые и надменные греки были вынуждены признать «неизвестный» ранее в международном плане народ и вступить с ним в политические взаимоотношения.

Каковы же были условия этого первого межгосударственного соглашения Руси и Византии? Это мы можем с большой долей вероятия лишь предположить: во-первых, прекращение военных действий и уход руссов в свои пределы; во-вторых, уплата греками Руси выкупа, военной контрибуции; в-третьих, договоренность о проведении между Русью и империей посольских переговоров в ближайшем будущем для окончательного урегулирования отношений.

Так закончилась эпопея 860 года, послужившая прологом межгосударственных отношений двух государств.

Только что мы высказали мысль о том, что третьим пунктом соглашения мог быть вопрос о последующих переговорах. Для этого предположения есть весьма веские основания. Существуют свидетельства, говорящие, что по истечении небольшого срока после ухода русской рати из-под Константинополя в столицу Византийской империи прибыло русское посольство. Об этом идет речь в так называемом «Окружном послании» патриарха Фотия восточным архиепископам. Патриарх, недавно переживший ужасы, осады, вспоминает о тех днях .и информирует архиепископов о позднейших отношениях с Русью. ОБ пишет: «Поработив соседние народы и чрез то чрезмерно: возгордившись, они (руссы) подняли руку на Ромейскую (Византийскую) империю. . Но теперь и они променяли эллинскую и безбожную веру, в которой прежде, сего содержались, на чистое христианское учение, вошедши в число подданных (или преданных) и друзей, хотя незадолго перед тем грабили нас и обнаруживали необузданную дерзость, и в них возгорелась такая жажда веры и ревность, что они приняли пастыря и с великим тщанием- исполняют христианские обряды».

Византийский хронист Феофан также записал: «Немного времени спустя посольство их (руссов) прибыло в Константинополь с просьбой сделать их участниками в святом крещении, что и было исполнено». Наконец, есть на этот счет и еще одно сообщение. Сто лет спустя византийский император Константин Багрянородный, известный писатель своего времени, создавая биографию своего деда Василия I Македонянина, который, будучи любимцем Михаила III и его соправителем, в 867 году организовал убийство своего покровителя и занял единолично императорский трон, отметил: «И на-. род россов, воинственный и безбожный, посредством щедрых подарков, золота и серебра, и шелковых одежд император Василий привлек к переговорам и, заключив сними мирный договор, убедил их сделаться участниками божественного, крещения и устроил так, что они приняли архиепископа»,

Одна из позднейших русских летописей — Никонов-< екая, которая, как полагают, восприняла некоторые 4 древнейшие летописные тексты, не отраженные в иных летописных сводах, также упомянула о русско-византийском договоре тех времен: Василий Македонянин «сътворн же и мирное устроение,съ прежреченными русы, и приложи ихъ на христианство». ; Все эти сообщения убеждают?.во-первых, в том, что вскоре преле^снйтия.осады и,ухода руссов на родину в Византии появилось их посольство, которое заключило с империей какое-то мирное устроение, какой-то договор; во-вторых, в принятии руссами христианства. Но каким было это соглашение, при чем тут упоминание о крещении,— этого источники не раскрыли, что породило в исторической науке весьма противоречивые мнения. Но в одном ученые оказались единодушными: никто из них не объединял эти сообщения; сам по себе рассматривался факт заключения русско-византийского договора и сам по себе факт крещения.

Между тем, чтобы проникнуть в суть происходящих событий, правильно подойти к смыслу дипломатических событий того периода, необходимо как раз объединить оба эти сообщения, как, впрочем, это и сделано в сочинениях древних авторов. К этой необходимости приводит не досужее пожелание, не поверхностный домысел, а обращение к аналогичным отношениям Византии с другими окрестными странами и пародами. И самое неверное здесь — считать, что Русь представляла собой в отношениях с Византией какое-то уникальное явление. Ничего подобного! За свою долгую и богатую внешнеполитическую историю Византия повидала врагов разных рангов и мощи. И в течение столетий выработала в отношениях с ними определенные стереотипы. Одним из этих стереотипов являлось заключение с «варварами» договоров «мира и любви». Точку отсчета положил первый известный нам договор такого типа — между египетским фараоном Рамзесом II и хеттским царем Хатту-шилем, и относился он к 1296 году до новой эры, т. е. был заключен за две тысячи лет до описываемых событий. Обе державы договорились о «мире и братстве на все времена», обещали помогать друг другу против общих врагов, выдавать взаимно политических перебежчиков; в заключение на голову тех, кто из ныне царствующих персон или последующих поколений правителей нарушит договор, насылались проклятия богов.