Такой же предатель, как мы - Джон Ле Карре

— И холод, — пожаловалась Гейл, драматическим жестом обхватывая плечи. — Какой бывает в нежилых домах. А еще леденящий запах, как на кладбище. Я думала только об одном: где же девочки? Почему их не видно и не слышно? Почему не слышно вообще никого и ничего, кроме ветра? А если в доме ни души, то для кого же готовится сюрприз? Кого мы обманываем, не считая себя? Перри, ты ведь тоже об этом подумал, ты сам мне потом сказал — ведь так?

У Димы, который по-прежнему стоял, прижав палец к губам, лицо стало другим, говорит Перри. Все веселье с него как ветром сдуло, оно сделалось безжалостным. Суровым. Дима действительно хотел, чтобы мы боялись. Разделили его страх. Мы огляделись, озадаченные — и, да, испуганные, — и вдруг перед нами, в углу крошечного «холла», возникла призрачная фигура Тамары. Она стояла там все время, просто мы не замечали, — в самом темном углу, подальше от слоеных солнечных лучей. На ней было то же длинное темное платье, что и прежде — на корте и когда они с Димой наблюдали за детьми из микроавтобуса. Тамара и впрямь походила на привидение.

Гейл снова перехватила инициативу:

— Первое, что я увидела, — массивный крест. Все остальное как бы нарисовалось вокруг него. Тамара заплела и уложила волосы по случаю праздника, накрасила щеки и губы — точнее, размазала помаду вокруг рта, честное слово! Она казалась абсолютно сумасшедшей. Ей даже не было необходимости прикладывать палец к губам, вся ее фигура представляла собой черно-красный сигнал предупреждения. Куда там Диме, подумала я, вот это действительно номер! Разумеется, я продолжала гадать, что такого произошло у нее в жизни. Что-то из ряда вон выходящее — это уж точно.

Перри начал было что-то говорить, но Гейл упрямо продолжала:

— В руках она держала листок бумаги, сложенный пополам. Она протянула его нам. Я подумала: зачем? Это религиозная брошюра? «Готовьтесь встретить Господа вашего»? Или она вручает нам судебную повестку?

— А что в этот момент делал Дима? — спросил Люк, поворачиваясь к Перри.

— Наконец отпустил мое плечо, — поморщившись, ответил тот. — Но не раньше, чем удостоверился, что я внимательно смотрю на листок в руках у Тамары. Она продолжала совать его мне. Дима кивнул: прочти. Он все так же прижимал палец к губам. Тамара действительно вела себя как одержимая. Точнее, они оба. И они хотели, чтобы мы разделили их страх. Чего они боялись? Я взял листок и прочел. Не вслух, разумеется. Даже не сразу. Я стоял в тени, так что пришлось отойти к окну. По-прежнему на цыпочках — это доказывает, что мы находились во власти их чар. Мне пришлось повернуться спиной, потому что свет был слишком яркий. Гейл достала из сумочки мои запасные очки…

— …потому что свои он, как обычно, забыл в отеле…

— Потом она крадучись подошла и встала позади меня…

— Ты меня сам поманил.

— …ради твоей же безопасности… и стала читать через мое плечо. Кажется, мы прочли текст как минимум дважды.

— Плюс еще пару раз, — поправила Гейл. — Подумать только, такое безоговорочное доверие! Но почему? С чего они взяли, что мы им подходим? Черт возьми, нам навязали эту роль!

— У них не было иного выбора, — мягко заметил Перри. Люк рассудительно кивнул, Ивонн сдержанно повторила его жест, и Гейл почувствовала себя одинокой, как никогда.

Возможно, напряженная атмосфера в душном подвале действует Перри на нервы, подумала Гейл. А может быть, на него с запозданием нахлынуло чувство вины. Он рывком откинулся на спинку стула, опустил костлявые плечи в попытке расслабиться и ткнул пальцем в кожаную папку, которая лежала на столе перед Люком.

— Так или иначе, упомянутый текст есть у вас, в документе, поэтому мне не придется цитировать по памяти, — сердито сказал он. — Можете прочесть сами и успокоиться. Удивительно, если вы этого еще не сделали.

— И все-таки, — вздохнул Люк, — процитируйте, Перри, пожалуйста. Для полноты картины.

Гейл не сомневалась, что он испытывает Перри. В научных джунглях, которые ее возлюбленный так хотел покинуть, он был известен своей способностью цитировать целые абзацы художественного текста после одного-единственного прочтения. Как только воззвали к его тщеславию, Перри заговорил — медленно и без выражения:

— «Дмитрий Владимирович Краснов — он же Дима — европейский директор международной торговой корпорации „Арена“, Никосия, Кипр, предлагает, прибегнув к посредничеству профессора Перри Мейкписа и адвоката мадам Гейл Перкинс, заключить взаимовыгодное соглашение с властями Великобритании. Он готов, в обмен на предоставление постоянного места жительства его семье, сообщить ее величеству важную, безотлагательную и срочную информацию. Дети и члены семьи вернутся домой приблизительно через полтора часа. В этой комнате Дима и Перри могут побеседовать, не опасаясь быть подслушанными. Гейл, будьте добры, пройдите с Тамарой в другую часть дома. Не исключено, что в доме много звукозаписывающих устройств. Пожалуйста, храните молчание, пока все гости не вернутся с крабьих бегов».

— Потом зазвонил телефон, — сказала Гейл.

Перри сидит на стуле прямо, как будто его призвали к порядку, руки, как и прежде, лежат на столе, спина прямая, но плечи опущены. Размышляет, правильно ли собрался поступить. Челюсти упрямо стиснуты, хотя никто еще не попросил его ни о чем таком, чему следовало бы воспротивиться, — не считая Гейл, которая смотрит на любимого с выражением сдержанной мольбы. То есть она надеется, что смотрит именно так, хотя, возможно, взгляд получился скептическим. Гейл не уверена, что именно читается теперь на ее лице.

Люк излучает добродушие, даже беззаботность — надо полагать, наигранные.

— Я пытаюсь представить себе эту картину, — спешит объяснить он. — Очень необычный момент, согласна, Ивонн? Вот вы стоите бок о бок в комнате. Читаете. Перри держит письмо, а вы, Гейл, заглядываете ему через плечо. Оба в буквальном смысле лишены дара речи. Вы получили фантастическое предложение, на которое никоим образом не можете дать ответа. Кошмар. По мнению Димы и Тамары, вы, храня молчание, тем самым уже наполовину стали их сообщниками. Никто из вас, насколько я понимаю, не намеревался бежать прочь из дома. Вы как будто окаменели. Физически и эмоционально. Я прав? Таким образом, с точки зрения Димы и Тамары, все шло по плану, вы дали молчаливое согласие. У них неизбежно сложилось такое впечатление. Абсолютно без вашего участия. Ничего не делая, просто стоя там, вы ввязались в их опасную игру.

— Я думала, они совсем спятили, — говорит Гейл, чтобы хоть немного его притормозить. — Два параноика, честное слово, Люк.

— И какую конкретно форму приняла их паранойя? — немедленно уточняет тот.

— Откуда мне знать? Возможно, им чудилось, что кто-то нашпиговал дом «жучками». Что их подслушивают зеленые человечки.

Но Люк не так безобиден, как кажется. Он тотчас же режет в ответ:

— Разве это так уж маловероятно, Гейл, с учетом всего, что вы оба видели и слышали? К этому моменту вы уже должны были догадаться, что одной ногой стоите в мире русской организованной преступности. Ведь вы опытный юрист, если не ошибаюсь.

Повисла долгая пауза. Гейл не собиралась пикироваться с Люком, но если ему приспичило — пожалуйста.

— Так называемый опыт, о котором вы упомянули, Люк, — в ярости начала она, — к сожалению, относится не к той сфере… — Но Перри ее прервал.

— Зазвонил телефон, — мягко напомнил он.

— Да. Да, зазвонил телефон, — подтвердила она. — В метре от нас, если не ближе. Зазвонил так громко, как будто сработала пожарная сигнализация. Мы аж подпрыгнули от неожиданности. А Дима и Тамара даже не вздрогнули. Допотопный, черный стационарный аппарат сороковых годов, с диском и шнуром, стоял на шатком ротанговом столике. Дима взял трубку и что-то рявкнул по-русски, и прямо у нас на глазах его губы растянулись в фальшивой подхалимской улыбочке. И пошло кривляние. Натянутые улыбки, неискренний смех, наигранная веселость, каждую секунду что-то вроде «да, сэр» и «нет, сэр», в переводе — «так бы и удавил тебя голыми руками». Он не сводил глаз с чокнутой Тамары, ловя подсказки. И все так же прикладывая палец к губам, умолял нас не издавать ни звука, пока он разговаривает. Так, Перри? — Гейл из принципа игнорировала Люка.

Так.

— Видимо, ему позвонили те люди, которых он так боялся. И Дима хотел, чтобы мы тоже их боялись. Тамара дирижировала. Кивала, качала головой, а когда он говорил что-нибудь не то, лицо у нее становилось как у нарумяненной Медузы Горгоны. Я верно описываю, Перри?

— Цветисто, но довольно точно, — неловко подтвердил тот. А потом, слава богу, широко, искренне улыбнулся, пусть даже улыбка и получилась виноватой.

— И это был лишь первый из многих звонков за вечер, если не ошибаюсь? — ловко ввернул Люк, переводя взгляд своих быстрых и до странности безжизненных глазок с одного на другую и обратно.