Тайна Высокого Замка - Златослава Каменкович

— Это правда, — задумчиво, совсем по-взрослому вмешался в разговор Франек.

Разумеется, маленький чистильщик не мог сказать, что днём видел старшего брата, и тот велел ему завтра в одиннадцать часов утра ждать на площади Рынок, около бассейна с Нептуном. Владек обещал передать деньги для пани Оскольской. Он уже знал об аресте своей невесты и, как успел заметить Франек, тяжело это переживал.

Едва ли сидящие в комнате могли подозревать, какая отчаянная мысль зародилась в голове Петрика. Юлька, она, конечно, знала, что Петрик очень честный. Он сам никогда не врал и терпеть не мог, когда это делали другие. Но сейчас он решил соврать или, вернее, пожертвовать своей честью ал я спасения жизни невесты Владека и её старенькой матери.

Петрик обманет пана Тибора и скажет, что панна Ванда заболела и просила Петрика заменить её. Он может пару деньков попеть за неё под музыку. Петрик знает уйму всяких-разных песен, в том числе и «О донна Клара», которую всегда исполняет панна Ванда… Если мама узнает, что Петрик наврал хозяину бара, так ей можно сказать: «А разке сам пан Тибор не обманывает своих посетителей?» Обманывает! Это всегда утверждает пани Франческа. Только ей не жаль этих «жуликов-разбойников», которых обманывает пан Тибор. Все они грабят бедных людей… А ещё пани Франческа утверждает, что «крашеная холера» водку разбавляет водой.

Развивая свой план, Петрик как-то совсем позабыл о буфетчице. А ведь ей ничего не стоит прикачать своим кельнерам, и они выпроводят Петрика на улицу, как всегда выпроваживают пьяных.

«Что же делать? — мысленно терзался Петрик. — Ах, да! Мама говорила, что буфетчица — разбойница… И пани Франческа часто говорит, в баре полно «жуликов-разбойников…»

Франек как-то давно объяснил Петрику: разбойники и пираты — одно и то же, только по-разному называются. И Петрик решает, раз это так, надо им спеть пиратскую песню: «Йо-хо-хо, и бутылка рому»

Наспех простившись с друзьями, Петрик мчится в бар.

Выждав, пока стихла музыка, Петрик с сильно бьющимся сердцем, стараясь не смотреть в сторону буфета, где за стойкой с кем-то кокетничала буфетчица, пошёл сквозь густой табачный дым, прямо к музыкантам. Взобравшись по ступенькам, устланным красной плюшевой дорожкой, на подмостки. Петрик поднял вверх худенькие руки и изо всех сил крикнул:

— Пшепрашам, панове![7]

Петрик видел — так делал дядька, ходивший по дворам с гитарой.

В большом зале шум и смех стихают не сразу.

Превозмогая тяжёлое чувство жалости к панне Ванде, её матери и к самому себе, Петрик шагнул ближе к освещённой рампе и промолвил:

— Панове, я знаю много всяких-разных песен… Я вам буду петь… Добре?

— Просим! Про-о-осим! — зааплодировали в зале.

Это, конечно, смутило Петрика, однако он все же запел вечную песню «пиратов».

Пятнадцать человек на сундук мертвеца;Йо-хо-хо, и бутылка рому!

За ближайшим к Петрику столиком зареготала какая-то пьяная компания:

— Ха-ха-ха-ха!

— Браво! Браво!

Это «браво!» настолько сконфузило Петрика, что у него даже задрожал голос. Он ещё не знал, что «браво!» означает похвалу.

— Мой бог! Куда всемирно известному Карузо до этого певца! Ха-ха-ха! — запрокинув голову, смеялась элегантно одетая смуглянка с ярко накрашенными губами. За столиком с ней сидел большелобый красивый брюнет лет тридцати пяти. Он то и дело выкрикивал громче всех непонятное Петрику «браво!»

Уголком глаза Петрик замечает поднимающегося на подмостки кельнера Яноша Доби.

Петрик бледнеет, зубы его чуть-чуть начинают предательски стучать, но он всё же продолжает петь.

А случается самое неожиданное: красивый брюнет легко взбегает на подмостки, опережая венгерца, и властно говорит:

— Оставь в покое мальчишку! На вот, — при этом он бросает кельнеру целый злотый.

Янош Доби ловко поймал на лету монету, благодарно пробормотал «падам до нуг»[8] и попятился назад.

— Иди сюда, Ян Кепура[9], — подзывает к себе Петрика красивый брюнет. От улыбки узенькая чёрная полоска усов змеится у него над верхней губой.

Думая, что неожиданный покровитель обознался, Петрик счёл своим долгом сказать:

— Меня зовут Петрик…

— Ах, Петрик? Чудесно!

За ближайшими к подмосткам столами захохотали.

— Пан хочет, чтобы я пел «О донна Клара»? — спросил брюнета Петрик.

— А танцевать он умеет? — сквозь смех выкрикнула из зала смуглянка с накрашенными губами.

— Умеешь танцевать? — переспросил брюнет.

Честно говоря, Петрику танцевать никогда не приходилось.

— Фокстрот?

Нет, такого танца Петрик не знает.

— Танго?

— «Танго»? — С опаской, озирается по сторонам Петрик, боясь, что сейчас выскочит курносый бульдог.

— Танцуй, не бойся. Маэстро! — взмахнул покровитель рукой.

Заиграла плавная музыка.

— Ну? Танцуй…

— Знаете, прошу пана, я умею фею танцевать.

В самом же деле никакой «феи» он танцевать не умел. Но однажды он видел (это было, когда девочки устроили во дворе «театр»), как внучка профессора Стефа, из девятой квартиры, танцевала «фею». Совсем не трудно так танцевать.

— А вальс умеешь? — наклонился над малышом брюнет, обаятельно улыбаясь.

Слово «вальс» было новым, непонятным. Всецело полагаясь на своего покровителя, Петрик ответил ему улыбкой и утвердительно кивнул головой.

— Маэстро! — приостановил музыкантов брюнет, — «Сказка венского леса»!

Теперь уже зазвучала совсем другая мелодия, очень хорошая, под неё Петрику захотелось танцевать. Он плавно взмахнул руками и старательно принялся «плясать», иногда опускаясь на одно колено и перегибаясь назад, как это делала «фея» с их двора.

Неподдельное веселье охватило зал.

— Нравится тебе, Ядвига, эта обезьянка? — спросил свою даму брюнет.

— Ты прелесть, Казимеж, — закуривая сигарету, хохотала смуглянка, — с тобою нигде и никогда не скучно.

Покачиваясь на коротеньких ножках и покручивая иссиня-чёрные усы, к стойке подходит пан Тибор.

— Что это за цирк, Магда? — хмурясь спрашивает он буфетчицу.

Но та только одними глазами показала на столик, за которым сидел брюнет с дамой.

— А-а-а, — кивнул хозяин головой и, проглотив налитую буфетчицей рюмку коньяка, удалился в свой кабинет.

На подмостки, где «танцует» Петрик, взобрался подвыпивший владелец большого текстильного магазина. Величественно скрестив руки на груди, едва ворочая языком, он требует:

— Пляши на пузе… пся крев! Ну! Дам пятьдесят грошей… Ну! Пся крев…

На вспотевшем лице Петрика одно за другим отражаются самые противоречивые чувства: удивление, обида и, наконец, возмущение.

— Сам танцуй на пузе, синерожий пьяница! — гневно топнул ногой Петрик, точь-в-точь, как пани Андрииха. Потом не совсем уверенно додал: — А чтоб тебя уже дохлого домой принесли!

Зал взорвался хохотом.

По знаку брюнета кельнер Янош Доби подбежал к опешившему коммерсанту и, нежно взяв того под руку, стал уговаривать спуститься в зал.

Петрик заметил это, как, впрочем, и то, что его покровителя буфетчица почему-то боится.

— Прошу пана… — подбегая к брюнету, взмолился Петрик, — скажите пану Тибору… Заступитесь…

Петрик хотел сказать: «Заступитесь за панну Ванду, чтобы хозяин бара её не уволил», но у него явно не хватало слов объяснить свою просьбу.

— Храбрее, малыш, — сквозь смех посоветовала Петрику смуглая красавица и, достав из продолговатой лакированной сумочки серебряную монету, дала Петрику.

— Учти, артист, это два злотых. Большие деньги, — улыбнулся покровитель. — Отдашь отцу, он тебе купит новые башмаки, много конфет и пряников. Где отец работает?

Петрик хотел сказать правду, мол, полицаи его посадили в тюрьму. Но тут же больно прикусил язык.

А «добрый дядька», как на зло, допытывался:

— Где? Где твой отец, хлопчик?

Этого Петро не скажет… Пусть даже «добрый дядька» даст ему целую кучу злотых… Нет, не скажет ни за что!

— Прошу пана, — выкручивается Петрик, — я лучше отдам эти деньги старенькой маме панны Ванды. Добре?

— Ах, какой он наивный, — провела рукой по мягким волосам Петрика красавица. От неё так приятно пахло, что Петрик сильно потянул носом и спросил:

— Прошу пани, это чего от вас так красиво пахнет?

— Духи.

Петрик видел у Юльки один великолепный флакон от духов. Ей отец принёс. Юлька настаивала, чтобы Петрик понюхал флакон, уверяя, будто духи необыкновенно дорого стоят и пахнут, как цветы. Но от Юлькиного флакона почему-то воняло рыбой.

Вдруг Петрик узнал заказчика дяди Тараса, который уселся за столиком. Он не сводил глаз с буфетчицы, а она делала вид, что не хотела его замечать…