Рукотворный рай - Дмитрий Николаевич Москалев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
–Разве можно отказаться от пятнадцати копеек? Обижаешь! Тут никаких "но"! Бери!
Мальчик схватил монету, проверил её положил в карман.
–"Какой щедрый дядя" – подумал он.
–По рукам! – Григорий схватил руку мальчика и пожал её, закрепив их негласный договор о взаимопомощи.
–Как я уже сказал, мой дорогой мальчик, нам с другом нужна твоя помощь, мы уже большие с ним, для таких дел. Пойми, дело мелочь, тебе же тепло и уютно, и деньги уплачены! Мы гостеприимны, нам от этого удача! Пойдем уже! Время к вечеру!
Внутреннее предчувствие подсказывали мальчику – не идти, но такая удача! Но такая сумма в кармане – говорила об обратном! Такой азарт терять нельзя!
Возможно, мальчик полагался на свой опыт улепетывать в сложных ситуациях, на свою проворность и везение, и на этот раз, желание насытиться покорило чувство опасности. Так мальчик попал в лапы самого опасного чудовища.
За последнюю неделю мальчик сильно истощал, и сделался слаб и худ, ему попался удобный случай подработать, вместо планов отправиться в город ***, он отправился с незнакомцами к их съемной квартире. То, что квартира не их, а съемная он не знал, не знал, что они и не земляки ему вовсе, а чужие.
Чувство голода постоянно напоминало о близкой смерти. В такие минут жизнь человека всегда висит на волоске, каждая секунда промедление – утраченные силы и энергия. Истощаются скрытые силы, организм начинает увядать, словно росток без воды, отбрасывая лист за листом со своих веток. А душа человеческая хватается за любую возможность сделать свою жизнь лучше, вылечится, избавиться от страха голода и мучений.
Мальчик делил жалкие крошки на порции и подолгу держал их под языком, чтобы почувствовать вкус, вместо пустоты и безвкусного воздуха.
Все его богатство – кусок плесневелого хлеба в сумке, и две копейки в худом валенке, завернутые в тряпочку, грели сердце. К ним прибавилось ещё и пятнадцать копеек!
Он достал её и принялся любоваться, такой большой он никогда не видел! Она свела её о с ума, помутила его разум!
Согласиться – это так естественно.
–"Рискну" – подумал малыш, и осчастливленный, улыбнулся, положил монету во внутренний карман фуфайки.
Осенние ноябрьские дни придавали улице унылости и грязи, гряз расплылась по всему городу, превратив дороги в трясину, вязли люди, вязли проезжающие телеги.
Разруха и голод проникли в эту грязь, и вместе с ней жили, вместе с ней растекались до самого порога домов, затекали в подъезды, коридоры, проникали под дверные щели, и оставались в комнате навсегда, грязь затекала и забиралась в самие души людей, пачкая их, мажа в черноту. Война изменила людей, там где не было войны – людей изменил голод. Он искалечил их. Иных превратил в уродов, иных в юродивых.
Голод бывает разным. Кому-то не хватает пищи и воды, кому-то воздуха и надежд, кому-то не хватает жизни.
Глава 12.
Основную массу скитающихся и просящих милостыню составляли старики и дети.
Сначала их было мало, несколько десятков, затем – тысячи. Огромная серая масса бродила по деревням, городам, словно стая птиц перелетая с места на место в поисках счастья и тепла. Постепенно, не находя себе пристанища, стая их рассеялась, умерла и исчезла навсегда, оставив от себя лишь единицы выживших и мертвые трупы по обочинам дорог. Оставив лишь горькие воспоминания и грязь дорог.
В числе их, бродивших, был и мальчик Егорка.
Толпа шла к полям, рыть гнилую картошку. Обтесанные наспех и небрежно палки, служили орудием труда, и конечно же – голые руки.
Зима миновала, земля оттаяла так, что её можно было рыть. Земля не высохла, чернозем обволакивал ноги, мешал идти, мешал копать, он был мягким и липким, словно хотел всосать в себя, словно трясина.
Холодный весенний ветер сушил глаза, губы, грубую кожу лица, рук, но люди с головой врывались в землю, в грязь, находили, что искали. Серые тучи разгоняли весенние лучи, принося с собой надежду на возрождение, на будущее.
Из гнилой прошлогодней картошки лепили лепешки, толкли с водой, и на жалком костре жарили. Лепешки пахли гнилью и сырой землей, основным ингредиентом которая та и являлась.
Подошла очередь сиротки, он закинул на угли наспех слепленную грязную лепешку. Запахло плесенью, и через несколько минут он достал маленькую обугленную лепешку, теплую внутри и черную снаружи.
–О, как вкусно, – прошептал он, – такой вкуснятиной можно питаться всю жизнь!
–Скорее помрешь, или живот свернёт тебя в калач, – услышал кто-то слова мальчика и ответил, – все же, она гнилая… эта картошка.
–Но есть можно! Главное пропечь получше! – посоветовал старик.
–Можно рыть её, пока земля сырая, чуть подсушит, и лопатой не возьмешь! Как камень!
–И с собой не заберешь, эту дрязгу в кармане нести, что ты?!
–Все же, ненадежная еда.
–Могу рассказать, как нас прошлой осенью смотрящий гонял по полям, – предложил сытый мальчик, своим компаньонам. Угли в костре догорали.
–Пойду ещё наберу, а то догорит, – сказал старик, молча поднялся и ушел за хворостом в тощие посадки.
–Рассказывай, все равно здесь ночь коротать, а спать в стогу, нас сколько вон много, тысяча и более. Всем стогов не хватит, придется тесниться, а тесниться – блох больше, ох кусать будут!
–Блохи нам меньшая беда… – подхватил кто-то.
–Так слушайте, – воскликнул радостно сиротка! Слушайте!
Глава 13.
Все хорошее когда-нибудь заканчивается, и не только хорошее – исключительно все.
Утро для мальчика началось в одиноко стоящем стогу сена на поле. Погода стояла ясная, морозная. Сбор урожая закончился, упавшие колоски рассыпались по полю, никто и не думал их собирать – прорастут. Никто, кроме мальчиков, сбившихся в кучу, так было теплее спать. Ночи стояли холодные и влажные, пронизывающие холодом своим через лохмотья до костей. По утрам густой туман, перед зарей, вскоре рассеивался, после подъема солнца и падал росой, на голые ноги беспризорников.
Когда становилось достаточно светло, мальчики выползали из своих нор, из землянок, присыпанных обломленными ветками, из стогов, собирать колоски и упавшее зерно.
Тихо перебирая маленькими ножками километры по полю, стараясь не затоптать ни одного колоска, стараясь не погрузить ни одного маленькое зернышко неудачным нажатием маленьких пальчиков в грязь, набирали небольшие мешочки. Но ночам толкли камнями, и лепили мучные лепешки, которые к утру высыхали, которые служили хлебом для голодных и босых детей.
Так прошла неделя, другая, хлеба становилось все меньше, начались дожди, которые стали смывать колосья с полей, чернозем превращался в трясину.
Однажды