Прелюдия к убийству. Смерть в баре (сборник) - Найо Марш

Личный шофер отвез ее в церковь. Приехав туда на несколько минут раньше, дама решила заглянуть в ратушу, чтобы посмотреть, ведет ли комитет Молодежного общества подготовку к завтрашнему вечеру. Безусловно, все декорации будут сделаны завтра утром под ее чутким руководством. Но было необходимо подмести полы, расставить скамейки и вынести столы. Может, там сейчас Элеонор, или отец Коупленд заглянул по дороге в церковь. В который раз за это утро она ощутила прилив счастья. Возможно, он будет в Пен-Куко во время этого нелепого прогона в пять часов, но лучше всего было то, что теперь ее очередь быть председателем в кружке любителей книги в гостиной у пастора. Когда все кончится, Идрис заглянет в кабинет, священник будет один, и они немного поговорят.

Велев своему шоферу подождать, Идрис пошла по усыпанной гравием тропинке.

Дверь была закрыта. Видимо, молодые люди решили, что уже и так достаточно сделали, и ушли, оставив половину работы на завтра. Она уже собиралась уходить, когда услышала неясное бренчание. Кто-то очень плохо играл на пианино, нажав на правую педаль. Мисс Кампануле стало интересно, кто это. Она постучала в дверь. Бренчание сразу же прекратилось.

– Кто там? – крикнула мисс Кампанула гнусавым от простуды голосом и постучала снова.

Ответа не последовало.

«Задняя дверь!» – вспомнила она. Идрис обошла вокруг здания, но дверь была закрыта. Мисс Кампанула с силой постучала, не пожалев свои черные лайковые перчатки, но ей никто не открыл. Ее лицо покраснело от напряжения и нарастающего гнева. Идрис еще раз обошла вокруг все здание. Замерзшие окна были выше уровня ее глаз. У последнего окна, к которому она подошла, рама была приподнята. Мисс Кампанула вернулась обратно и увидела, что шофер следовал за ней на машине.

– Гибсон! – закричала дама. – Гибсон, иди сюда!

Он вышел из машины и подошел к Идрис. У него были грубые черты лица, но хорошее телосложение. Мужчина отлично выглядел в бордовой ливрее и блестящих ботинках.

– Загляни в окно! – велела ему мисс Кампанула. – Там внутри кто-то есть и ведет себя очень подозрительно.

– Хорошо, мисс, – ответил водитель.

Он ухватился за подоконник. Мышцы под тонкой тканью ливреи напряглись, когда он пытался подтянуться так, чтобы заглянуть в окно.

Мисс Кампанула громко чихнула, высморкалась в огромный носовой платок, пропитанный эвкалиптом, и прогнусавила:

– Ты там что-нибудь видишь?

– Нет, мисс. Там никого нет.

– Но там должен кто-то быть! – возразила его хозяйка.

– Я здесь никого не вижу, мисс. Все помещение чисто убрано.

– Где пианино?

– На полу, перед сценой.

Гибсон спустился.

– Наверняка они ушли в одну из задних комнат, – пробормотала Идрис.

– Может быть, этот человек вышел через переднюю дверь, пока мы огибали здание?

– Ты кого-то видел?

– Не могу сказать. Я разворачивал машину, но они могли свернуть в сторону с тропинки прежде, чем я их заметил.

– Все это кажется мне странным и подозрительным!

– Смотрите! Мисс Прентис выходит из церкви.

Идрис стала близоруко вглядываться. Она увидела южные ворота церкви и фигуру в дверном проеме.

«Мне нельзя было опаздывать, – подумала она. – Элеонор меня опередила, как всегда». Дама велела Гибсону ждать ее около церкви и направилась к калитке. Элеонор все еще была на крыльце. Идрис увидела Элеонор и поприветствовала ее кивком, удивившись тому, как ужасно та выглядит.

В душе у нее затеплилась надежда, что пастор остался недоволен ее соперницей на исповеди. И она с радостью в сердце вошла в церковь.

В это же время Генри, остававшийся в Пен-Куко, находился в тревоге и нетерпении. Они с Диной соблюдали условия договора и после той встречи на холме больше не виделись наедине. Генри сообщил об их намерениях отцу за завтраком, пока Элеонор Прентис была в комнате.

– Это была идея Дины, – пояснил юноша. – Она называет это перемирием. Так как наши отношения развиваются на глазах у всех и ее отец был расстроен беседой, состоявшейся у вас прошлой ночью, кузина Элеонор, Дина считает, что нам следует отложить то, что вы называете тайными встречами, на три недели. После этого я сам поговорю с пастором. – Глядя прямо в глаза мисс Прентис, он добавил: – Я был бы очень признателен, если бы вы больше не говорили с ним на эту тему. В конце концов, это касается только нас двоих.

– Я должна делать то, что считаю своим долгом, Генри, – ответила мисс Прентис.

Они с Диной писали друг другу письма. Однажды Генри увидел, как за завтраком кузина пристально смотрела на письмо, лежавшее около его тарелки. Он убрал его в нагрудный карман, удивленный выражением ее лица. После этого случая юноша стал спускаться к завтраку пораньше.

В течение трехнедельного перемирия Джослин не говорил с сыном о Дине, но Генри точно знал, что мисс Прентис постоянно изводит эсквайра разговорами о племяннике и его любимой. Несколько раз юный Джернигэм заходил в кабинет и заставал там отца вдвоем с кузиной. Неловкие попытки эсквайра скрыть эти разговоры не оставляли сомнений о их теме.

В этот день Джослин был на охоте, а Элеонор отправилась в церковь. Она ходила в церковь пешком и в темноте, и под проливными дождями, а после страдала от простуды и сильнейших мигреней. Впрочем, сегодня погода была хорошей, иногда даже выглядывало солнце. Генри взял трость и вышел из дома.

Он пошел по дороге, обсаженной деревьями, которая вела к ратуше. Возможно, там потребуется его помощь. Но на полпути к клубу он встретил Дину.

– Я подумал, – начал Генри, – что тебе может понадобиться моя помощь.

– Мы все закончили в два часа.

– Куда ты идешь?

– На прогулку. Я не знала, что ты… Я думала, что ты…

– Я тоже не знал, – сказал Генри, и его голос задрожал. – Ты бледна, дорогая.

– Да, я просто устала. Ты тоже бледнее обычного.

– Дина!

– Нет! Нет! Не раньше, чем завтра. Мы обещали!

И как будто под воздействием какой-то неведомой силы они оказались в объятиях друг друга.

В этот момент появилась мисс Прентис (с высохшими слезами, но неутихающей бурей внутри) и увидела счастливо целующуюся пару.

– Я не понимаю, – возмущалась Селия Росс, – какое имеет значение, что говорят две старые злобные церковные крысы?

– Имеет, – ответил доктор и подбросил полено в камин. – У меня такая профессия, где личная жизнь влияет на профессиональную репутацию. И я не могу позволить себе лишиться практики, Селия. Моему брату удалось сохранить большую часть того, что осталось после смерти отца. Я не хочу продавать Чиппингвуд, но трачу все время и деньги, чтобы содержать его в порядке. И я не могу просить Фриду о разводе. Она уже год парализована.

– Бедняга, – мягко проговорила миссис Росс. Темплетт сидел к ней спиной. Она изучающе смотрела на него, расположившись на своем изящном стуле с высокой спинкой.

– Только сейчас, – пробормотал доктор, – старая миссис Каин что-то сказала о том, что видела мою машину у твоего дома. Обо мне поползли слухи, черт подери. А все из-за этих двух женщин, вцепившихся в меня своими когтями. На днях, когда я накладывал повязку на палец мисс Прентис, она спросила меня о жене – и сразу же заговорила о тебе. Господи, пусть у нее будет гангрена! И теперь еще это!

– Прости, что сказала тебе.

– Нет, все правильно. Мне нужно было это знать. Дай взглянуть.

Миссис Росс подошла к своему рабочему столу и открыла один из ящиков, достала листок бумаги и протянула доктору. Он пристально посмотрел на шесть строчек, написанных большими буквами черными чернилами: «Вам следует уехать отсюда. Предупреждаю, если вы не уедете, то ваш любовник пострадает».

– Когда это пришло?

– Сегодня утром. На конверте был почтовый штемпель Чиппинга.

– Почему ты думаешь, что это она?

– Понюхай.

– Эвкалипт, господи.

– Она вся им пропитана.

– Возможно, она носила письмо в сумке?

– Вот именно. Билли, лучше сожги его.

Доктор Темплетт бросил записку в тлеющие поленья, но сразу же выхватил.

– Нет, – заявил он решительно. – У меня дома есть от нее записка. Я сравню бумагу.

– Скорее всего, та бумага с гербовыми знаками.

– Возможно, она решит завалить тебя подобными посланиями.

– По моему мнению, – задумчиво протянула Селия Росс, – она бесится от ревности, ведь мне удалось завоевать симпатию и пастора, и эсквайра.

Глава 8

Несчастье

В субботу, двадцать седьмого ноября, без десяти восемь, ратуша наполнилась запахом вечнозеленых растений, украсивших вход. Члены Молодежного общества сумели продать все билеты заранее. Несмотря на очень плохую погоду, все места были заняты. Пришли даже жители Мортон-парка. С ними заглянули на представление их гости, оставшиеся у них с ночевкой. Были заняты даже самые неудобные места за два шиллинга. За ними сидели церковные служители, включая мистера Проссера, а также аптекарь из Чиппинга и мистер Блэндиш, полицейский инспектор. Также присутствовали представительницы Женского института со своими мужьями и детьми. Еще дальше расположился целый ряд хохочущих девушек из Молодежного общества. А за ними, на задних скамейках, сидела деревенская молодежь, пропахшая потом и хлевом. У входа мисс Кампанула посадила сержанта Ропера, работающего в полицейском участке Чиппинга и по совместительству являющегося церковным служителем в Сейнт-Джайлсе. В его обязанности входило быть билетером и усмирять сидящих на задних рядах деревенских зрителей. Они имели обыкновение гоготать и бросать бумажные шарики в своих подружек. В четвертом ряду, с краю, слева от прохода, сидел Джордж Биггинс вместе с родителями, которого уволили с почетной должности – приглашать актеров на сцену. Его розовые щеки горели ярким румянцем, а в его черных, похожих на пуговки глазах, пристально смотревших на пианино, блестел дьявольский огонек.