Записки бойца Армии теней - Александр Агафонов-Глянцев

А тут сверху показался грузовичок. Странно: почему он мчится в столицу, а не, как все, из нее? Перегородили дорогу, остановили. Шофер сказал, что везет маленького хозяйского сына к его родителям. Ребенок, мол, в кузове. Бросились к кузову проверить. А водитель, воспользовавшись тем, что дорога перед ним освободилась, ка-а-ак газанет! Еле успели отскочить. Ах ты, мерзавец!.. - Стой! Стой! Стой, стрелять буду! - по-уставному крикнул я вдогонку, вскидывая карабин. Куда там! Форд-полуторка, пользуясь спуском, был уже метрах в ста, всё пришпоривает и пришпоривает... Я прицелился. Выстрел. Машина как-то странно заюлила, будто за рулем пьяный. Проехав еще немного по шоссе, она ринулась с насыпи влево и вклинилась носом между двух деревьев. Мотор заглох. Тишина... Подбежали, отворили дверку: шофер завалился на правое сиденье. От рваной дыры в задней стенке кабины и до места, где сейчас голова - кровавая дуга: пуля угодила прямо в затылок! Первый день войны, первая от моей руки жертва!.. Когда вытаскивали тело, вывалились какие-то бумаги. Я их машинально сунул в свой нагрудный карман. Рассуждать, что делать с грузовиком без шофера, долго не пришлось: в проходившей мимо через рощу пулеметной роте оказался автомеханик, которого мне уступил на время командир. На счастье, радиатор и фары остались целыми, были помяты лишь передние крылья. Механик с нашей помощью выдернул машину из тисков, в которые были зажаты деревьями передние колеса, и вырулил на асфальт. Показал, как включать двигатель, как менять скорости, и тут же помчался догонять свою часть. Эх, разве в подобной горячке запомнишь все манипуляции рычагом скоростей! Водителей среди нас не оказалось: - Я водил только быков... - А я правил лошадьми... Мне как-то посчастливилось сесть один раз на мотоцикл и проехать на нем метров с пятьдесят. Рискнуть, что ли? - и я влез в кабину.

Сесть со мной рядом, на створожившуюся лужу крови, никто не захотел, - все забрались в кузов. Там никакого ребенка не было, зато стояла полная бензином столитровая бочка и канистра масла-автола. Какая мука в первый раз в жизни стронуть машину с места! Да еще, когда забыл, где какая скорость! Двигатель то сразу глох, как только отпустишь педаль сцепления, то судорожно рвал и прыгал, "как барс, пораженный стрелой"... Кроме проблемы со скоростями, еще одна - с рулем, - колеса, как дурные, норовят ехать не туда, куда надо! Кручу руль туда-сюда, никак не найду его середины! Машина устремляется к левой обочине, - кручу вправо. А она уже у правой бровки, - кручу влево... А в кузове ребята беснуются, тарабанят в крышу: - Куда едешь, Ацо? Влево крути, влево! Вправо, вправо крути!.. - будто я сам не вижу. Но я так занят, что и огрызаться не успеваю. Мне не хватает ширины дороги!.. А тут - поворот в улочку к училищу. Еле вписался. Но впереди еще один крутой поворот влево, а перед ним - узенький мостик. Над ручьем, который метра три внизу. Раньше, когда мы ходили пешком, мостик был совсем нормальный, даже довольно широкий, а сейчас... Э-да, была - не была! Прицелился, покрепче обхватил руль, до упора нажал на газ и... зажмурился, чтобы не видеть, как полетим в пропасть! - Ацо, куда ты прешь? - по-сумасшедшему забарабанили в крышу. Открыл глаза: мостик уже позади, а машина прет прямо на изгородь из колючей акации-гледичье. В последний момент успеваю крутануть влево... Эх, если бы не этот крик ребят!.. Минуты через три мы благополучно прибыли во двор училища. У-у-ф! Не опрокинулись! Весь измочаленный я выскочил из кабины, а "питомцы" (так звались мы, курсанты) посыпались из кузова, потирая свои ушибленные бока: они предпочли лежать на полу, а там их порядком кидало из стороны в сторону. И все-таки, потеряв более часу, миновав всевозможные аварийные ситуации, мы доехали целыми и невредимыми! И задание выполнили - грузовик доставили. Но где же наши? Обращаюсь к часовому у входа. - Они давно ушли. - А ты чего стоишь? - Жду разводящего. Без его распоряжения покинуть пост не имею права... Стою уже четыре часа... Хоть бы кусочек хлеба...

Не обращая внимания на кружащие в небе самолеты, мы бросились к кухне: после вчерашнего ужина во рту ничего не побывало! На противнях аппетитно румянились кусочки жареного мяса. Набросились, как саранча. Без ложек, без вилок! Утолили голод, затем затолкали в наши сумки по буханке хлеба и туда же, до отказа, насыпали обойм с патронами. Погрузили ящики с архивом, с патронами, аптечный шкаф, - а как же без аптеки! Для наших сундуков места не нашлось. Сверху всего в кузове установили два пулемета: один дулом вперед, другой - дулом назад: чтобы обеспечить круговую оборону... мало ли что, - война ведь! Ребята залезли в кузов. Когда через десяток минут проезжали мимо унтерофицерского училища, перед глазами предстала жуткая картина: в проволоке его забора застряли чья-то голова, рука, кровавые ошметки... Немецкие летчики сумели отомстить за гибель их пикировщика! Пусть же вам, бравые унтерофицеры, будет вечный покой: вы достойно, в бою, приняли славную смерть!.. Да, это так, а вот мы... мы, в горячке, не догадались принести бедному, голодному часовому хоть кусочек хлеба! А ведь он тоже - явный герой!  

Кое-как, через Топчидер и Дединье спустились вниз на нужную дорогу на юг. Поздно ночью, неизвестно на каких скоростях, минуя неизвестно сколько пробок и аварийных ситуаций, мы добрались до села Сремчице, куда, как нам говорили, должно было эвакуироваться наше училище. Расспросы, расспросы... - Да, - говорят, - курсантов видели, они проходили... Наконец: - Вон они там, в рощице... Преодолевая последнее препятствие - благополучно переехали по настилу через бровку с дороги в усадьбу. Но в ворота вписаться мне не получилось, и половина их въехала вместе с нами... Темно. Небо густо усеяно тучами, из которых моросит смесь дождя со снегом. Земля раскисла, грязь. Во дворе копошились полумертвые от усталости курсанты, - им пришлось протопать с пятьдесят километров! Вид жутчайший! Все мокрые, ноги растертые до крови... Можно себе представить: с полной нагрузкой, ничего не евши после вчерашнего ужина! Более суток без еды, да такой бросок! Большинство попадало прямо в грязь под деревьями... Навстречу бежит капитан, обрывает мой рапорт: - Еду привез? Где хлеб, бочки с повидлом?.. - Был приказ доставить архив... - На кой нам ляд твой архив!.. - раздается исступленная ругань. Курсанты тоже подскочили, настоящий голодный бунт!.. На наши пять хлебов набросились, вырывают друг у друга... Вспомнилось, что Христос пятью хлебами накормил пять тысяч! Но то Он!.. А мы чуть общую свалку со стрельбой друг в друга не устроили!.. Что ж, задание мы выполнили. Жаль только, что думали лишь о нем, а не подумали о своих товарищах... Во мне, как-то сразу, поник нервный подъем, охватила смертельная усталость. Спать! Спать!.. Где? - Не в грязи же и под дождем, как все: у меня есть крыша - кабина. Не очень удобно, но кое-как примостился, обхватив руль и положив на него голову. И тут же мгновенно забылся... Только заснул,- не знаю, минут через 20 или 30, - меня растолкали. Никого не интересовало, шофер я или нет: - Езжай немедленно назад: на дороге отставшие преподаватели и часть курсантов. Собери их и привези! - Я не сумею выехать! Нашли какого-то гражданского. Вырулить на дорогу он согласился. Но только вырулить. А вот, чтобы ехать дальше, - ни в какую: не может, мол, болен! Разгрузили машину. Только тут поблагодарили за привезенную аптечку. Около фельдшера и нее сразу же образовалась очередь. Привез человек пятнадцать. У развилки на нашу дорогу, у какого-то дома, видимо, корчмы, увидел дремлющего на крыльце курсанта. Остановился, подбежал: Лев Мамонтов! Обхватив руками карабин, он спал! Еле разбудил, и он, спросоня, сел в кабину рядом. Но чтобы не вымазаться в крови, он подложил под себя одеяло.. Только я подъехал, как меня опять погнали в Белград: за повидлом, хлебом и за всем съестным. На этот раз рядом со мной усадили какого-то старшину: уважили мое напоминание, что я могу заснуть на ходу. Этот старшина и будет меня в такие минуты расталкивать... Затем, с несколькими курсантами надо было "зафрахтовать" на сахарном заводе на Чукарице (предместье Белграда) и привезти еще один грузовик с шофером. И снова в Белград - забрать в гараже на Дединье и привезти легковую одного из наших офицеров. Потом поехать в столицу по такому-то адресу, по другому - к семьям офицеров с записками... И еще, и еще... Три дня и три ночи мне, если и удавалось вздремнуть между поездками, то не более, чем на 15-20 минут. Колесил и колесил, выполняя различные поручения.

Теперь всегда рядом сидел какой-нибудь старшина с пистолетом. В его задания входило и главное для меня - не давать мне заснуть. А это было необходимо. Особенно, когда я пересел в легковую офицера "Бюик". О-о-о, то была поистине чудо-машина! Часто над головой кружили немецкие самолеты. За эти дни я многое перевидел. На Чукарице проехал мимо зацепившейся стропами парашюта за шпиль здания и висевшей над самим тротуаром огромной однотонной махины - бомбы. Вот, какая она, эта люфт-мина! Видел, что натворила она на площади Славия. Там ее воздушной взрывной волной были завалены все окрестные здания. Сама площадь была усеяна окровавленными осколками и частями тел. Дежуривший там жандарм рассказал, что, увидев, спускавшегося "парашютиста", сюда сбежалось много людей... с топорами, с вилами, кто чем горазд, чтобы "попотчевать" незваного гостя-"шваба". Не повезло им! На площади Теразие, полыхали жарким костром гостиницы "Москва" и высотная "Албания". На Обиличевом Венце горел и наш "Стари Универзитет". Всюду полыхало, скворчало, потрескивало, разносился мерзкий смрад. Угодили бомбы и в бомбоубе-жище в парке на Шумадийской улице, там поибли все, около ста человек... Не помню, на второй или на третий день решил заехать к маме, вывезти ее из Содома и Гоморры. Что с ней? Жива ли?..Пусть у нас с ней не всё было гладко, но это же мама! Подъехал к Светосавской церкви, на улицу Скерличеву, где она жила: я всегда был в курсе ее перемещений. Вошел. Навстречу - она! Бежит! Бросилась ко мне: - "Ты жив!..". Обняла, зарыдала. Успокоилась, и стала хвалиться своим трудом: своими слабыми руками она за эти дни вырыла себе "щель", накрыла ее досками, прикидала землей... Считала это "бомбоубежище" сверхнадежным! С какой гордостью продемонстрировала она это своё творение! Бросить всё это?! - Ни в коем случае! - Нет, Сашок. Никуда я не поеду! От судьбы не убежишь! А ты, Сашок, береги себя... пожалуйста!.. Последние объятия. Слезы свои она гордо сдержала. Только перекрестила, поцеловала и долго махала вслед... Не знал я, что вижу ее в последний раз!.. Но сцена эта осталась в памяти навечно. Оказывается, она меня все-таки любила! Эх, какие мы были оба гордые, друг к другу непримиримые! Да, я был дерзким, своенравным мальчишкой, не мог стерпеть ее диктаторства. Плюс ко всему, моя первая любовь! Как ты этого не поняла, мамочка? Если бы ты только знала, как мне тебя недоставало, как не хватало ласки, на которую ты всегда была скупа! А может, именно это и сделало меня крепче?.. Эх, мама-мамочка, как я перед тобой виноват!