Записки бойца Армии теней - Александр Агафонов-Глянцев

Было несколько эпизодов, где для меня по-иному проявился "человек". Например, один "бизнессмен", которому удалось сохранить свою шанцевую лопатку, тут же организовал распродажу воды из маленькой ямки, которую ею вырыл. А другой, которому мы из сострадания позволили посидеть ночью на нашем одеяле... короче, проснулись мы от холода: не стало ни шинели, которой мы укрывались, ни этого солдата. "Не зевай, Хомка, на то и ярмарка!"...

Здесь, в Трире, в обезличенных, но со все еще тлевшими проблесками разума, существах, вновь стало пробуждаться человеческое начало. Этому способствовали улучшенные -"человеческие" - условия существования. Лагерь представлял из себя целый город в двести тысяч обитателей. Бараки, прямые улицы, площади. Своя огромная кухня, санчасть, баня. Были и отдельные бараки со льготными условиями - для офицерского состава. Повсюду громкоговорители, под звуки фанфар возвещавшими о новых и новых победах армий Рейха, а иногда и различные приказы. Было и несколько бараков французов, работавших в городе. Счастливчики! Повара-французы тепло относились к нам, югославам, доставленным сюда в самом плачевном состоянии. Достаточно было произнести французские слова: "Дю рабийо, же ву ан при!" или "Супплеман, силь ву плэ!", как нам отпускали дополнительный черпак. И приветливо при этом улыбались. Были приятны, как черпак, так и улыбки. Что больше? Думаю, что улыбки были особо важными, - сглаживали чувство унижения у "попрошаек", не давали ранить достоинство и гордость.

Никогда не думал, что мне когда-либо пригодятся мои знания французского языка! Спасибо вам, Евгений Александрович Елачич и мадам Хлюстина, моя строгая учительница! Я быстро научился произносить целые фразы, чем сразу же привлек благосклонность французов. Вот только меня они понимали отлично, я же не успевал толком вникнуть в ответную скороговорку. Ничего, и этот барьер будет вскоре преодолен!

Находился в лагере и особо огороженный барак, куда доступ был затруднен, почти запрещен. Что там за люди? Любопытство способно преодолеть любые препятствия. Там оказались интербригадовцы. С ними быстро был установлен контакт, и я стал их навещать. Удивительные люди! Разных национальностей, разноязычные, они с полуслова понимали друг друга. Жили дружно, слаженно. А какая дисциплина, какая чистота! И все в постоянном труде. Разбившись на группки, они изготовляли сувениры разного рода: лакированные шкатулочки, портсигары с орнаментами из соломки; полированные самолеты разных типов на красивых подставках, с кабинами из пластмассы. Материал подручный: алюминиевые котелки, ложки, ручки зубных щеток. Расплавив металл, выливали его в песочные опоки, сформированные заранее. Детали опиливали надфилями, полировали. Отверстия для соединения-монтажа высверливали ими самими изобретенными и изготовленными дрелями, где сверлами служили расплющенные гвозди. Работа шла по конвейеру: одни занимались деталями, другие - доводкой и сборкой, окончательной отделкой. Готовые изделия обменивались на продукты. Заказов от охранников - хоть отбавляй! Они же и снабжали инструментами, наждачной шкуркой, прочим. Я сдружился с одной из групп, где почти все были русскими. Ими руководил Иван Троян. У них, у "трояновцев", мы и переняли опыт. Нас сгруппировалось человек пятнадцать. "Трояновцы" снабдили нас образцами, обучили изящному кустарному производству.  

Репродукторы возвестили: "11-го мая бежал на самолете в Шотландию психически заболевший Рудольф Гесс". Гесс? - но это же правая рука Гитлера! Зачем ему понадобилось "бежать". В его "психическое заболевание" никто, конечно, не поверил. Второе сообщение привело весь лагерь в небывалое волнение. Подолгу стояли у репродукторов и слушали... Слушали и не верили: "22-го июня войска Германии перешли границу и продвигаются вглубь Советского Союза...". Массовая сдача красноармейцев в плен! Последовало сообщение о "первом в истории" парашютном десанте на остров Крит и капитуляции его английского гарнизона... Будто с цепи сорвавшиеся, репродукторы транслируют победные марши и сообщения о "победоносном и несокрушимом марше по России", о захвате города за городом... А что же со знаменитой "линией Сталина"? Где она? - Об этом абсолютно ни слова, будто ее и не существовало... Группки французских и польских офицеров, стоя у репродукторов, тут же на песке вычерчивают западные границы СССР, отмечают захваченные города, делятся впечатлениями, прогнозами...

Иван Троян и его группа русских стали для нас учителями в труде, в жизни, в оптимизме. Естественно, что именно к нему я и побежал в панике: - Что же теперь будет? - в нас еще теплилась надежда на помощь русских, а их... перемалывают! - Цыплят по осени считают! - спокойно, глубокомысленно изрек Иван: - Нечего вешать нос. Раз напали на Россию, там себе и шею свернут!..

Я уже знал историю Трояна, хоть он и не отличался многословием. С 1924 года он состоял членом ФКП - французской компартии. Тогда же в нее вступили и другие русские, в основном бывшие гардемарины: Георгий Шибанов, Алексей Кочетков, Николай Роллер, Николай Качва, Александр Покотилов, Леонид Савицкий{8} В 1936 году, большинство из них посчитало долгом броситься на защиту Испанской Республики и вступили в Интербригады. Они понимали, что именно в Испании надо и можно сражаться с набиравшим силу фашизмом и национал-социализмом,- все прекрасно чувствовали и видели, к чему они ведут. Шибанов, например, стал политкомиссаром одной из бригад. Там шли кровопролитные бои. Франция, с её политикой "невмешательства", перестала пропускать в Испанию военную помощь республиканцам, сугубо осложнив этим положение защитников законного правительства. Теснимая со всех сторон превосходящими силами франкистов, республиканцы отступили к Пиренеям, надеясь найти убежище во Франции. Она их приняла, но тут же заключила в лагеря для интернированных. Оттуда, чуть позже, препроводила в тюрьму в городе Кастр. Иван Троян, Г. Шибанов и югославы - генерал Любо Илич и Милан Калафатич- тоже были в этой тюрьме. Им вскоре удалось бежать без И. Трояна. Интербригадовцы, оставшиеся в тюрьме, после капитуляции Франции, были затребованы немецкими оккупационными властями и переправлены в этот "Сталаг Х-Д", где мы с ними и встретились. {9}

- Уверен, что мы с тобой еще увидимся. Ни мы, ни вы сложа руки сидеть не будем. Это точно! Будем с вами по одну сторону баррикады. Значит, и возможность встречи не исключается. Не забывайте, что вы - солдаты. С нас, пока идет война, этого звания никто не снимет. Следовательно, все еще впереди. Все помыслы должны быть - вырваться и опять продолжить сражение с оружием в руках! {10} Забегая вперед, отмечу, что Ивану Трояну удалось бежать с каторги в Германии во Францию, где он активно руководил группой Сопротивления. Но об этом - позже.

В июле нас, курсантов, переместили в город Саарбрюкен, где разместили в бывшей конюшне. Почему отобрали именно нас? - Как оказалось, курсантов офицерского училища, согласно Женевской Конвенции, должны были приравнять к офицерскому составу, который освобождался от работ. Кроме того, после почти двухмесячного пребывания в сравнительно хороших условиях в Трире, хорошо окрепшие, мы могли бы сойти за неплохое пополнение для вермахта или частей СС. Но для этого, - гитлеровцы еще не рисковали нарушать международные соглашения, - необходимо было добиться нашего письменного добровольного согласия. Рано утром нас выгнали во двор и заставили построиться в длинные шеренги. Солдаты-автоматчики стали сзади и спереди. - Ахтунг! Ахтунг! - скомандовал немецкий офицер. Взял у стоявшего рядом адъютанта лист и стал читать. Толмач переводил на сербско-хорватский. Нам предлагалось подписать декларации, стопками лежавшие на столе, о добровольном согласии работать на Германию. Наступила тишина. Затем по шеренгам пронесся шепот. Из рядов шагнуло двое. Они подписали по бумажке, их похлопали по плечу и увели. Всё снова замерло. Офицер не выдержал, подскочил к крайнему курсанту и заорал на весь двор: - Унд ду? (А ты?)... Подпишешь или нет? Тот отрицательно мотнул головой и тут же получил удар кулаком. Потом офицер шагнул к следующему... И так десять часов: мы стояли, а они нас били. Только к вечеру, стреляя поверх голов из автоматов, пленных загнали обратно в конюшню. Еду в этот день не дали. Через несколько дней нас погрузили в вагоны и под конвоем доставили в штрафной лагерь, в город Сааргемюнд, в Лотарингии, аннексированной к Третьему Рейху.    

Глава 2. "СОПРОТИВЛЕНЦЫ В КОРОТКИХ ШТАНИШКАХ" 

Возможно, история эта покажется очень сентиментальной, но слишком уж удивительна, чтобы о ней не упомянуть. Особенно потому, что случилась она в годы самой кровожадной войны. В любой войне резко выпячивается не только изуверство. Неугасимым светом и теплом побеждают тьму и общий хаос те чувства, из-за которых человек и достоин называться Человеком. Франция была побеждена. От нее отторгли целые регионы: Эльзас и Лотарингия были аннексированы. Там сразу же наложен запрет на всё французское: на язык, на народные песни, традиции. На места бежавших перед нашествием были водворены немецкие колонисты. Некоторые села целиком, таким образом, оказались в руках этих новых "хозяев"{11}. Круто и методично шло принудительное онемечивание. Этому способствовал строжайший надзор, сопровождаемый террором. Не было села, где не разместилось бы око и ухо вездесущего гестапо. Надписи не только на улицах, но даже и на надгробных памятниках, если они на французском, должны были быть стерты и заменены на немецкие. Приказ есть приказ, и его выполнили. Но как! - Не стирая, их просто закрасили, и поверх вывели другие, готическим шрифтом. Вероятно, это было первым, хитроумно скрытым, выражением молчаливого протеста: закрашенное всегда можно будет очистить в недалеком, но неминуемом, будущем. Не в этом ли крылся зародыш будущего Сопротивления?!