Наваждение - Джессика Марч

Внезапно послышался звук громких голосов, а в следующий момент в кабинет Дьюка вторглась Ники, следом за ней семенил дворецкий.

— Извините, мистер Дьюк, — бормотал он, — я говорил молодой леди, что вы заняты, но она просто ворвалась сюда.

— Это потому, что она вовсе не леди, — сказал Дьюк с мерзкой ухмылкой. Застигнутый врасплох, он колебался, пытаясь решить, доставить ли себе удовольствие сразу вышвырнуть ее вон или сначала выслушать то, что она хочет сказать.

— Оставьте нас, — сказал он дворецкому и откинулся в кресле.

— Я говорил тебе, что ты пожалеешь, — злорадствовал он, взирая на Ники. — Я говорил тебе, что будет война, если ты не примешь мое предложение.

Оставшись наедине, они долго смотрели в глаза друг другу. И Дьюк увидел в них что-то, чего не видел никогда раньше.

«Могла она разузнать? — размышлял он. — Могла ли она узнать все?»

Несколько секунд Ники вглядывалась в лицо своего отца. Подстрекаемый ее молчанием, ее немигающим взглядом, Дьюк снова заговорил:

— Если ты думаешь, что сумеешь сейчас провернуть какую-нибудь сделку, то забудь об этом. С тобой покончено, Ники. Ты сыграла по своему разумению и проиграла.

— Я пришла не за тем, чтобы совершить какую-либо сделку, — сказала она твердо.

— Тогда почему…

— Я знаю, что ты сделал с моей матерью, — сказала она звенящим от гнева голосом, я знаю, что ты изнасиловал ее! И если бы я не имела в мыслях кое-чего похуже, я бы убила тебя прямо сейчас, как собаку!

Рот Дьюка искривила злобная ухмылка.

— Никому никогда не требовалось насиловать эту продажную суку, — прохрюкал он. — Она даже умерла как шлюха, какой и была, полуголой. Она всегда была готова раздвинуть ноги перед каждым, кто мог заплатить. Мне не требовалось насиловать ее.

— Подлый лжец! Ты избил ее и изнасиловал!

Дьюк пожал плечами, словно Элл больше не имела никакого значения.

— И она забеременела от тебя, — выпалила Ники с гримасой, говоря так о собственном зачатии.

Почувствовав сигнал тревоги, Дьюк замер в своем кресле.

— Ты теряешь голову, Ники. Разве ты не знаешь, что не дозволено вот так клеветать на людей? — спросил он угрожающе. — Я могу сейчас позвонить моим юристам, и они возбудят против тебя судебное дело.

— Сделай это. И расскажи им, какую скромную жизнь ты ведешь. А заодно и покажи им это! — Она вынула какой-то документ из сумочки и швырнула ему на стол.

Дьюк едва глянул на бумаги.

— Ну, в чем дело? — потребовала она. — Тебя не интересует правда? Это результат ДНК-теста, отец! Меня тошнит, когда я говорю это, и меня тошнит, когда я гляжу на тебя, но этот тест так же точен, как отпечаток пальцев. Ты оставил свою метку на мне, Дьюк Хайленд, и теперь я говорю тебе об этом, не стесняясь в выражениях.

— Ты блефуешь, — сказал он, — я не проходил никаких проклятых тестов.

— Ты и не должен был их проходить, — парировала она, — ты недавно, как всегда раз в неделю, стригся. Помнишь это, Дьюк? Я подкупила твоего парикмахера, и он передал мне прядь твоих волос. «По сентиментальным соображениям», — сказала она с сарказмом. — Большего мне не требовалось. Лаборатория сделала все остальное.

Дьюк поднял документ и стал читать его, нахмурясь от замешательства.

— Читай, читай! — сказала она, — поищи увертку, только вряд ли найдешь. А теперь давай, зови своих юристов, потому что когда мы встретимся в следующий раз, это произойдет в суде! А после всего этого ты увидишь меня в своем офисе! После того, как я займу его, папа!

Ники повернулась на каблуках и выскочила прочь, с грохотом захлопнув за собой дверь.

Дьюк тяжело осел в кресле. Он налил еще виски и залпом выпил, но алкоголь не избавил его от разъедающей боли внутри. Он закрыл глаза, вспоминая день, когда он подхватил в кафе в Монако молодую француженку. Он пытался вспомнить, что он чувствовал в тот день, но те чувства давным-давно были похоронены. Точно так же как был похоронен юноша в том мужчине, каким он стал. И она все отказывалась покинуть его, преследовала и досаждала всю его жизнь. Она была его Далилой, с горечью подумал он, даже мертвая, она послала кого-то похитить его волосы, похитить его силу; уничтожить его тогда, когда должен был наступить момент его величайшего триумфа.

«Смогут ли его юристы снова перебороть ее?» — размышлял он. Игнорируя боль, которая пронизывала его, словно раскаленный нож, он еще раз наполнил стакан, стараясь составить какой-то план. Но все, что мог увидеть Дьюк, было только ее хохочущее лицо. Мрачная перспектива замаячила перед ним — его собственная незаконнорожденная дочь.

Лежа в своей одинокой постели, Ники чувствовала себя изможденной. Она выиграла наконец, и на этот раз уже не будет больше уверток, не будет больше проволочек. Теперь наступит новый день для «Хайленд», новая рука возьмет бразды правления. Она никогда не станет носить фамилию Хайленд — она и не желала этого, хотя была уже на самой грани осуществления того, о чем всегда мечтала. Она получит узаконение, которого сама добилась, а не получила в подарок. Она увидела свою собственную победу в ненавидящих глазах Дьюка, но кроме этого она увидела теперь и еще что-то — ужасающую силу всепоглощающей одержимости, сметающую на своем пути все, даже способность любить.

Она думала об Уилле, сожалела о потерянных годах. Все, в чем она нуждалась, было в пределах досягаемости, если бы только она знала, куда взглянуть.

Когда она наконец заснула, к ней снова пришло видение дои ночи… Маленькая девочка на лестнице, разбуженная ударом грома… Мужчина, склонившийся над матерью, мнущий ее платье, раздевающий ее…

Внезапно Ники, вздрогнув, проснулась. Сквозь брешь между миром, увиденным во сне, и реальностью пронеслась искра, которая полностью пробудила ее. Слышала ли она звук в доме, звук выстрела? Ее усталый, взбудораженный разум еще витал в пространстве между реальностью и воспоминаниями. Возможно, то, что она считала своей жизнью, было сном, а она все еще была ребенком, нуждающимся в том, чтобы спуститься вниз по лестнице и найти свою маму.

Стены комнаты стали менее зыбкими, и она поняла, где находится. Но образ того кошмара остался при ней: X. Д., склонившийся над распростертым телом ее матери, раздевающий ее.

Х.Д?..

И тут все дошло до нее — истина, голубая искра во мраке. И она поняла почему. Потому что Дьюк сказал: «Она умерла полуголая, как шлюха, какой она и была»!

Но Элл была найдена у окна в халате.

Полное понимание — не пришедшее к ней за десятилетия из-за ошибочного восприятия ребенка, каким она была — наконец пришло к ней. Фигура, которую она видела склоненной над ее матерью в ту ночь… Он не раздевал ее… Он укрывал ее наготу, чтобы, когда она будет найдена, создалась видимость, что ее убил какой-то бродяга. Но это Дьюк убил ее! Элл была уже мертва, когда ребенок на цыпочках спускался вниз.