Легко видеть - Алексей Николаевич Уманский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И Лина не звонила еще несколько лет, но потом вдруг взяла и предложила ему встретиться с Милой как отцу. «Я подумаю», – ответил ей Михаил. Встречаться с внебрачной дочерью втайне от Марины ему претило. Намеренно встречаться с Милой с глазу на глаз было бы, скорей всего, неудобно для обоих. Лучше было бы позвать Лину с Милой к себе домой. Эту мысль он высказал Марине. Она не сразу взяла в толк, о какой его дочери Миле и от какой Лины идет речь, но потом вспомнила его давнее признание, сделанное в самом начале любви, и согласилась позвать их к себе.
Лина сильно удивилась такому повороту дела и тем дала Михаилу повод заподозрить, что она не очень-то поверила ему, когда он сказал, что с его стороны о Миле знает только жена. Теперь в это нельзя было не верить. Лина взяла тайм-аут, чтобы обдумать его предложение. В конце концов она решила послать к ним с Мариной одну Милу – вроде как за книгой.
Встреча под этим предлогом и в самом деле прошла непринужденно. Они все вместе пообедали, потом в том же составе устроились на диване – Мила, Марина, Михаил, внучка Света и обе колли – Ньюта и Бетси. Никому из непосвященных и в голову бы не пришло, что этот сюжет правомерно было бы назвать на библейский манер «посещение взрослой внебрачной дочерью блудного отца». Дочь действительно стала почти совсем взрослой – в этом году она кончала математическую школу с английским языком. И блуд, то есть секс без любви с его стороны, тоже действительно имел место. Так что квазибиблейское название сюжета можно было считать вполне правомерным. И снова Михаил не ощутил в себе никакого прилива чувств к Миле кроме обычной симпатии к приятной малознакомой девушке. Дальше и на этот раз дело не пошло.
А еще через пять лет с небольшим Лина сообщила, что Мила закончила университет и сейчас они с дочерью и ее мужем готовятся к отъезду в Германию – насовсем. «Почему в Германию?» – спросил Михаил. Когда-то, давным-давно, он советовал Лине уехать в Америку, где у нее имелась состоятельная родня. Она-таки съездила в Штаты на рекогносцировку. Там выяснилось, что родственники ей не гарантировали ни помощи, ни трудоустройства. Здесь-то она занималась медицинской кибернетикой, а чем бы она могла заниматься там, никто не сумел бы сказать – видимо, только не медицинской кибернетикой. Но по-настоящему удивила его не сама благоразумная осторожность Лины при выборе лучшего места под солнцем, а масштаб развернутой ею разведывательной работы. Оказалось, что кроме Штатов Лина побывала и в Израиле, и в Южно-Африканской республике и даже в Австралии. Но в двух последних странах ей показалось чересчур уж жарко, а на историческую родину ее вообще не тянуло никогда. Германия показалась наиболее подходящей для благоустроенного и надежного бытия. Сейчас Лина хотела, чтобы Михаил пожелал Миле счастья и удачи, а еще – чтобы он до конца не утрачивал с ними связь. С этой целью она дала телефон подруги – той самой, чей муж наделил Милу своей фамилией и отчеством. Лина собиралась подробно информировать ее о своих и Милиных делах. Михаил поинтересовался, как у них дела со знанием языка.
– Я более или менее знаю немецкий, примерно, как и английский, а Мила осваивает.
– Кто ее муж?
– А-а! Примерно такой же лоботряс, как и она. Ничего, думаю, жизнь их заставит что-то самим делать для себя. Не век же матери думать за нее. Так ты позвонишь?
– Позвоню.
И он позвонил и поговорил и пожелал, хотя все это делал с не проходящим чувством неловкости и за себя, и за Милу, и за свои с натугой выходящие наружу слова. Потому что как только услышал ее голос и назвался Михаилом Николаевичем, уже зная, что она знает, что он ее отец, все остальное, сказанное им, ему самому уже не казалось настолько интересным, чтобы это стоило произносить вслух. Он с трудом выполнил данное Лине обещание. От знаменательного крика младенца в одном из соседних купе до отъезда за рубеж выпускницы МГУ минуло как раз четверть века. Человек, к появлению которого на свет он был причастен, стал достаточно взрослым и, как надеялся Михаил, не менее равнодушным к генетическому отцу, чем этот генетический отец был равнодушен к своему генетическому отпрыску.
Впрочем, он все-таки пару раз звонил Лининой подруге. В первый раз она была явно удивлена его расспросами о Лине и Миле, и потому отвечала довольно неохотно. Все же с ее слов стало ясно, что они все пока живут в Гамбурге в «отстойнике» и самостоятельной жизни еще не начинали. Ко второму звонку через год она уже, видимо, выяснила, кто такой Михаил Николаевич Горский и поэтому говорила вполне любезно и охотно. Лина постоянно не работает, но этим не тяготится. Временных заработков ей хватает. Ребята живут отдельно от нее. Мила добилась того, что ее очень ценят на работе. Трудится она по специальности, то есть кибером и программистом, и зарабатывает очень хорошо. Это было приятно слышать. Дочь не посрамила ни матери, ни генов отца, ни родины с ее высшей школой. Легкое беспокойство по поводу ее судьбы, которое, хотя и вовсе не часто, но все же посещало его, после этого совсем улеглось. Оказалось, что Мила все-таки не чужая. Эмбрион вырос в человека без его участия. Что ему оставалось сказать? Только одно – «Слава Богу!» и «Так держать!»
Поток мыслей и образов из истории с Линой и Милой, наконец, иссяк. Было очень странно, что эти мысли пришли к нему, если можно так выразиться, после ночи любви с другой женщиной, которую он удовлетворил, но отнюдь не оплодотворил. Отчего тогда столько всего вспомнилось о Миле? Еще стати ее матери, куда ни шло, можно было сопоставлять по памяти с прелестями Гали. Но Мила- то оказалась причем? Ответа на это не было.
Михаил прислушался. Струи дождя перестали молотить по крыше. Продолжалась лишь довольно редкая, но увесистая капель с веток деревьев. Галя тихо, еле слышно вдыхала и выдыхала. «Спит», – подумал Михаил.
Обворожительная, по крайней мере, без внешних изъянов женщина, чей путь пересекся с его путем на маршруте из «мечты идиота», набиралась рядом с ним новых сил. Михаил не готов был поручиться, что она не предпримет новую атаку на его уже лопнувшую, хотя еще и не разлетевшуюся вдребезги добродетель. Он по-прежнему не мог понять причин ее неистовой настойчивости и желания принять в себя бестолкового и упрямого старика, который, с объективной точки зрения, выглядел дураком, не понимающим своего счастья. Но вот как раз о своем счастье он все очень хорошо понимал. Оно было прочно и однозначно связано только с Мариной. Развлечения на стороне счастья дать не могли, зато подорвать или лишить счастья были способны вполне. Именно эта мысль и удерживала его от таких развлечений – наряду с нежеланием причинить хоть какое-то огорчение подобного рода любящей и любимой жене. Однако ему следовало быть готовым к новым попыткам сближения со стороны Гали. Наверное, она еще не знала осечек с мужчинами, которых желала. Да, собственно, и с ним у нее не произошло осечки, просто выстрел прогремел холостой. Неужто она боится допустить даже единичный случай отказа мужского механизма любви, оказавшегося в ее руках? Странно. Мужские осечки с кем только ни случаются. А поскольку она скульптор, мужские фокусы и проблемы ей легче понять, чем прочим женщинам. В жизни любого скульптора, какого бы пола он ни был, обязательно много тяжелой работы, с которой надо справляться именно по-мужски. Или она стесняется переспать с кем-то еще из своей компании при Игоре, хотя соблазнить, кого хочет, ей не представляет никакого труда? Зачем леди-скульптор усложняет себе жизнь беготней на отдаленный бивак к одинокому путнику весьма почтенных лет? Чтобы изучить экзотические варианты или познакомиться с более долгим опытом старца, который мог содержать что-то неведомое ей? Ну, это-то вряд ли. Не стоило сомневаться, что в свои тридцать четыре года она имела куда более разнообразный и разносторонний сексуальный опыт, чем Михаил, возраст которого был ровно вдвое больше, чем у нее. Если на то пошло, сексуальная опытность может набираться поразительно быстро, стоит только начать интенсивную половую жизнь, постоянно разнообразя круг партнеров. Наверное, это подтвердит любая проститутка, начавшая практиковать с юных лет. В пару лет, а то и за год, она способна превратиться в профессора – по этому поводу Михаил не имел ни малейших сомнений, хотя ни с юными проститутками, ни с проститутками вообще никогда дела не имел. Бог уберег,