Земля русская - Иван Афанасьевич Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наших предков пугала громадность мира, нас пугает его малость.
ИВЫ И ХУДОЖНИК
Вдоль улицы Усть-Дёржи растут старые черные ивы. Долгое время не замечал я в них ничего особенного.
Но вот приехал ко мне художник и первое, что взялся рисовать, — это старые ивы. С его этюдов и глянула скрытая краса могучих дерев. Толстые, наклоненные к дороге стволы, четкий узор мелких ветвей создавали певучий торжественный ритм, и, подчиняясь этому ритму, березы на придворках, береговые сосны, сады, палисадники, избы, дорога организовались в нечто единое и неповторимое, что и составляет очарование нашей маленькой деревеньки.
Понадобилось особое зрение художника, чтобы обнажить то, чего не замечал обыкновенный глаз.
ОЧИЩЕНИЕ
Шесть лет назад я посадил вокруг дома деревца: березы, липки, дубок. Они подросли, и сегодня, ранним мартовским утром, поразили неожиданной своей красотой — деревца светились необыкновенно тонкими и чистыми красками.
У липок густота тона начиналась от земли. Внизу стволы — темно-коричневые, к середине светлели, и самые верхние ветки были уже ярко-желтые с малой примесью охры. Каждую веточку венчал темный шарик — еще не сбросившая зимнее одеяльце почка. Березы светились иначе: снизу — белые с едва заметным сероватым оттенком, выше — белый цвет переходил в буровато-красный, а наверху, в тонких ветвях, стояло нежное сиреневое облачко. Я посмотрел на дубок, потом на яблоню-лещугу, на куст сирени и увидел, что и они сияют, словно вымытые, каждое своим неповторимым цветом. Откуда у мартовских деревьев такие чудесные краски?
А с зимы. Мороз убил осеннюю плесень, вьюги сдули паутину, секущая снежная крупа обила лишайник, и стоило пригреть солнцу, как обновленные деревья засветились.
Вот уж действительно — очищение невзгодами.
КРЫЛЬЦО
Крыльцо — это не просто лесенка на порог.
Мой сосед пришел с поля — он рожь сеял, — сидит на ступеньке, выбивает из портянок пыль и говорит, глядя на ласточек:
— Тут еще, не улетели. Значит, постоит тепло. Отсеемся.
Утром, обуваясь на крыльце, он туман наблюдает:
— Легко поднимается — вёдро сулит…
Второй сосед часто по делам отлучается из деревни. Когда, возвращается, ставит чемоданчик у крыльца, садится на приступок — отдыхает с дороги.
— Чего в избу нейдешь, сиротина? — смеется жена.
А он говорит:
— Не надышусь. Нет в других краях такого воздуха, как наш…
Старая Авдотья сидит на крыльце день-деньской. Все, что делается на улице, она видит и обсуждает:
— Племянник у Марьи без стыда растет. Мимо чужой яблони не пройдет, чтобы карманы не набить! А жизнь большая, много чего к рукам прилипнет.
Слово — не смола, под рукомойником не отмоешь. Долго Марьиному племяннику надо будет чиститься перед деревней, чтобы худая молва по следу не пошла.
Многообразна служба крыльца. Потому и делают их одно другого искуснее. А если б только на порог взойти, так и стараться не стали бы.
Если в деревне изба без крыльца, значит, не крестьянин в ней живет — постоялец.
ГАЛКА-ЩЕГОЛИХА
Я косил в огороде траву. Прилетела галка червяков собирать. Не галка, а настоящая щеголиха! Тонкие длинные ноги в черных чулках расставляет широко, точь-в-точь девица из журнала мод. На шее по черному глухому платью — серая пуховая шаль.
По выкошенной пожне галка ступает, высоко поднимая ноги, — колко! Червяка увидела, долбанула клювом. К червяку травинка прилипла. Галка червяка положила на землю, лапкой на травинку наступила — и грациозно проглотила. Повела на меня бусинкой глаза: хороша ли? Я усмехнулся: хороша! И подумал: каждое существо природа одарила грацией. А всего больше — человека. Но истинно красив он лишь тогда, когда естествен.
СОРОКА И ЕЖИК
Ежик-годовичок торопился домой. Он живет у меня во дворе, ночью ходил на добычу да задержался, и на полпути его перехватила сорока. Длинным, острым, как долото, клювом сорока норовила попасть ежику в голову. Он сворачивался клубком, а сорока затаивалась и выжидала. Стоило ежику побежать, как разбойница настигала его бесшумным прыжком и отщипывала с головы шматок кожи. Окровавленный ежик добежал уже до калитки, когда к первой сороке присоединились еще две и окружили жертву.
Еще не разглядев, чем они занимаются, я любовался из окна стройными, чуткими, стремительными птицами. Но тут заметил ежика и выбежал на улицу. Я взял его на руки, вся мордочка была расклевана, на красном голом черепе чудом уцелели две черные бусинки — глаза. Я не знал, как помочь ежику, держал его на руках и с сожалением думал, что в природе не одна лишь красота и гармония, в природе — жестокость. Но вот что примечательно: все живое, попавшее в беду, жмется к человеку, у него ищет помощи и защиты. И это, я думаю, потому, что только он, единственное из живых существ, наделен м и л о с е р д и е м.
МАЛАЯ МАЛОСТЬ
Понадобилось во дворе сменить столб-подпорку, я пошел в лес и срубил сухостоину. Живое дерево пожалел рубить, вокруг сухостоя много было.
Принес бревнушку домой, соскреб кору, потом рубанком прошелся — снял синюю с прожилками заболонь. Открылось розовое тело сосны. Отшлифовал наждачной бумагой, и древесина, как говорят столяры, заиграла всей своей фактурой.
И вот, когда я всю эту работу проделал, почувствовал, что во дворе резко пахнет скипидаром. Запах исходил от смолистого комля. Комель весь был прослоен сухой, как янтарь, смолой. Выпростал я ее рубанком, она и дала о себе знать.
Отпилил от комля тонкий кружок, принес в избу и положил на стол. Когда сажусь за бумаги, вдыхаю запах смолистого кружочка и представляю, что за окном не голый зимний сад, а разогретый жарким солнцем бор. И понимаю, почему сосновые избы в деревне не оклеивают, не оштукатуривают: воздух от дерева здоровый.
Даже малой малостью своей лечит нас доктор Лес.
ПЛАТОК-УЗЕЛОК
Бабка Груня ходит за три километра в лавку без авоськи. Она складывает покупки в головной платок, концы связывает узлом, под узел просовывает посошок, на плечо — и пошла.
Я думал, привычка такая у старых людей, а она говорит: удобнее. Попробовал сам — и правда, ни с какой самой модной сумкой не сравнишь. Вспомнил, а ведь всегда русская женщина предпочитала платок-узелок всяким плетенкам. На ярмарку, в дорогу, в поле на работу — всегда с платком. Не нужен — на голове, на плечах, а надо что-нибудь положить — развернула, связала — готов узелок.
Удобная вещь платок! Но вот несу булку-батон да сахару кулек в платке-узелке и чувствую себя чудаком. Руке удобно, душе неловко.
