Мятежный дом - Ольга Чигиринская

Трупы убрали в корабль, корабль подняли в воздух и утопили в море. Грег чуть не слезами обливался, провожая взглядом с палубы «Фафнира» падающий за горизонт рейдер: облегчить трюмы не успели и на треть.

— Если бы не ты со своим задвигом насчет гемов!.. — напустился он было на Дика.

— Ели бы не он с его задвигом, сеу Эгри, я бы вам и этого не дал вынести, — возразил Ройе. — Времени в обрез.

— Я тебе потом все объясню, — сказала Хельга. — Они тут очень щепетильные насчет законов.

— Не понимаю вашего сарказма, сеу Риддерстрале, — сказал Детонатор.

«Не будет же он драться с женщиной», — отрешенно подумал Дик. — «Или будет?»

— Никакого сарказма. — Хельга наморщила нос. — Просто удивляюсь: почему вы не скомандовали нам пристрелить и пилота вместе с рейдерами? Остались бы совсем чистенькими. Она же ваша! У вас же клятвы!

— Хельга, есть предложение, — сказал Габо. — Давай будем переживать в открытом море. Там я буду чувствовать себя немного спокойнее и сумею тебя адекватно утешить.

— Информация, — сказал Ройе. — Вы же читали житие святого Брайана Риордана. Должны знать, что допрашивать пилота, который не хочет говорить — а особенно нашего пилота, со всеми ментальными блокадами — дело муторное и грязное. А Талия сама все рассказала. Она и не считала нужным ничего скрывать, просто так было проще всего.

— Так вы с ней даже были знакомы? — Хельга скривилась.

— Да. К сожалению, недостаточно хорошо для уверенности в том, что она меня не сдаст.

— Завяжу-ка я узелок себе на память: не поворачиваться к вам спиной, мастер Ройе.

— Как вам будет угодно. Созерцать вас с фронта мне так же приятно, как и с тыла.

Дик больше всего на свете хотел, чтобы этот разговор прекратился, но деваться некуда: их с Ройе должен был забрать катер, который вот-вот отстыкуется от падающего корабля…

Над горизонтом разлилась зарница, взметнулся в небо столб пара и водяных брызг — а потом, долгие секунды спустя, воздух принес глухой удар.

— Это видело, наверное, все население Дайкобара и Хикари, — Габо покачал головой. — И вы думаете что-то скрыть?

— Чем больше шума, тем легче все скрыть. Население видело, как корабль сел, потом — как он взлетел, не справился с управлением и упал в море.

— А когда служба безопасности узнает об этом, она решит, что транспорт с грузом просто испарился, — Хельга снова усмехнулась.

— Нет. Она решит, что это я. Но сорок человек покажут, что я, не просыхая, пьянствовал в своем маноре. Это не снимет с меня подозрений — но арестовать меня до Сэцубуна они побоятся. А в Сэцубун они попытаются меня убить. До этого момента им самим будет выгодней представлять дело так, словно во всем виноваты рейдеры, например, они захотели поживиться оружием бесплатно…

…Дик прислушался — из туалета не доносилось ни звука.

Он осторожно открыл дверь и увидел, что Шана спит, положив голову на обод унитаза и обхватив посудину руками.

Дик подхватил ее подмышки и поволок в душ.

После двадцати секунд оживленной возни под холодной водой (все это очень напомнило Дику неприятную историю на аварийном трапе «Паломника»), шана очень четким и трезвым голосом сказала:

— Все. Я уже все. Хочу вытереться и спать. Пусти.

Дик отпустил. Сделал шаг назад и включил сушилку. Отвернулся. Холодная вода — это было хорошо. Это было вовремя.

Потому что до него наконец дошло: Шана похожа на Бет. Так же сложена.

— Спасибо тебе, — Шана набросила на его плечи халат, прямо поверх мокрой туники. Ты переоденься, я выйду, если хочешь.

Потом он уложил ее в общей спальне и вышел покурить в маленький дворик, к «вавилонской блуднице».

Кажется, что Огата только сейчас испугался по-настоящему. Испугался не провала — а наоборот: того, что у них все может получиться.

Дик хорошо был знаком с этим чувством: иногда кажется, что лучше просто страдать и утешать себя тем, что ты, по крайней мере, ни в чем не виноват. Потому что знаешь: стоит только взять на себя ответственность — и страдать будешь больше, в том числе и от собственной вины тоже…

…Из несущегося к навеге вихря вырвалась окутанная синеватыми бликами капля: катер. Он шел низко, над самой поверхностью океана, поднимая за собой шлейф водной пыли.

— Они и в самом деле щепетильны, — сказал Габо, когда Ройе сбежал вниз по трапу. — Считают, что их грязную работу не должен делать никто, кроме них. Мы — крестоносцы. Мы на всю галактику заявили, что сражаемся против рабства — вот нам и дали расстрелять рейдеров. А убить пилота… это их внутреннее дело. Есть вещи, которые должны быть сделаны, несмотря на то, что их делать никак нельзя.

— Вот и Нейгал, наверное, так рассуждал, — огрызнулась Хельга. — Извини, Дик.

— Ничего, — юноша прекрасно понимал, что имеет в виду Габо и прекрасно понимал, что имеет в виду Хельга — почему же ей так трудно объяснить такие простые вещи. — Только Нейгал так и не смог сделать то, что сделал господин Ройе. Не смог стрелять в своих ради чужих.

— Нейгал, — проговорил молчавший до сих пор Огата, — да простит меня его дух, был дурак. Умный человек понял бы, что тогда нужно было стрелять в своих — но не ради чужих, а ради своих же.

— Ну, вы-то не стреляли… — возразила Хельга.

— Я-то как раз стрелял. Хотя по большому счету вы правы, мадам: я тоже оказался дураком и трусом. Стрелять надо было больше и решительнее. До того, как возникло восстание, а не после. Но я струсил. У меня была молодая жена, у меня был друг, я боялся их подставить — и не верил, что Директория дойдет до такой подлости… Наверное, лучше всего будет сказать: предпочитал не верить.

— Ты вольный художник, — Ройе умел возникать рядом почти бесшумно, как снежный тролль. — И больше всего на свете тебе хотелось, чтобы все это провалилось куда-нибудь, а ты остался с планшетом, глыбой базальта и плазменным резаком.

— Еще не худо бы литейный цех, — добавил Огата. — Маленький такой. Уютненький. У меня был, знаешь, очень амбициозный проект: дантовский ад. Где-нибудь в долине гейзеров на Мигисоку. Все как в Божественной Комедии — воронка, нисходящая ярусами, от пристанища мудрецов до Коцита…

— И всю Директорию в полном составе — туда, — Ройе мечтательно зажмурился.

— И нас с тобой — за компанию, — в тон ему сказал Огата.

— Дудки, — решительно мотнул головой Ройе. — Тогда уж лучше сразу к Бруту и Кассию.

— И к Иуде? — приподнял брови Габо.

— А что Иуда? Просто дерганый шпик…

— Не скажите, — видя что Огата закурил, Пуля достал из нарукавного кармана пачку сигарилл и зажал одну в зубах, а остальные жестом предложил к угощению. Дик взял одну. — Я читал когда-то одну очаровательную древнюю пьесу. Она незаслуженно забыта сейчас, как и почти все Семеро…

— Семеро не забыты, — заспорил Дик.

— Их почитают в Синдэне, я знаю. Но кроме Синдэна и нескольких богословских академий — к сожалению, Ран, их знают очень мало, а понимают еще меньше. Ладно, я отвлекся. В этой пьесе очень интересно раскрыта проблема Иуды. Нетрадиционно, что по тогдашним, что по теперешним меркам — но логично. По мнению автора, Иуда предал Христа из страха, что тот пошел на компромисс с зелотами. Продался в народные вожди, променял безупречную моральную чистоту на дешевую популярность. В Господе нашем этого юношу прельщала именно совершенная оторванность от грязи мира, полное пренебрежение вопросами выгоды — что личной, что общественной… И когда молодой человек заподозрил, что его кумир утратил эту чистоту, замарал свой хитон политической грязью и скоро замарает кровью…

— Экий гадёныш, — скривился Ройе. — А я-то считал его честным стукачом и вором. Нет, тогда беру свои слова назад. Подыщи мне местечко в Коците, Огата.

— Зачем? Если наша затея накроется — то накроется и этот амбициозный проект. А если у нас все получится — то тем более у меня не будет времени.

— Какой ты все-таки тяжелый пессимист, Северин. Неужели ты, с твоим артистическим воображением, не можешь вообразить себе, что однажды просто уйдешь на пенсию, переложив дела правления на сына?

Огату слегка передернуло.

— Чтобы это себе вообразить, нужно не артистическое воображение. А хорошая доза психоделика. Иначе никак.

— На Старой Земле, очень давно, — проговорил Дельгадо, — было одно философское учение. Суть его я уже забыл, но один девиз оттуда врезался в память: «Будьте реалистами. Требуйте невозможного». То, чего вам не хватает — это вовсе не воображение, господин Огата. Это просто реализм и некоторая житейская приземленность.

— Предлагаете поучиться у вас? — оскалился Ройе.

— Нет, — Габо показал сигаретой на Дика. — У него. Пока он живет под вашей крышей и есть возможность. Которая, поверьте мне, предоставляется не каждому…

— Да ну вас с вашими шутками! — Дик бросил сигарету в океан и сбежал на нижнюю палубу.