История с продолжением - Екатерина Белецкая

Валентина и Пятый неспешно шли по прогалинам между высоких белоствольных берёз. Валентина внимательно глядела под ноги, иногда раздвигая суковатой палкой траву. Пятому на поиск грибов было по большому счёту наплевать. Он просто наслаждался лесом.

– Слушай, ты чего грибы не ищешь? – с лёгким возмущением спросила Валентина. – Я для чего тебя с собой потащила, скажи на милость? Чтоб ты берёзками любовался, что ли?

– Я, честно сказать, даже не знаю, что надо искать, – признался Пятый после минутного молчания.

– Ты что, не знаешь, как грибы выглядят? – удивилась Валентина. – Или ты в лесу никогда не был?

– Был, но как-то не обращал внимания, – ответил Пятый. – Сами понимаете, во время побега не очень получается…

– Ладно, исправим. Вот смотри. Это – белый… – Валентина вытащила из корзинки гриб.

– Вы зря вынули, у вас под ногами – три точно таких же, – заметил Пятый. – Вы сейчас на них наступите.

– Где?! Ой, точно… а это подосиновик, только маленький…

– Сзади, под деревом, шагах в шести. Не под этим, вон под тем… А вон там что такое торчит? – спросил Пятый.

– Мухомор. Он ядовитый. Его не едят. Слушай, как ты их видишь? Ты же говорил, что искать не умеешь…

– Я и не умею. А вижу… я просто так устроен. Я всё вижу. Особенно, если при этом я себя хорошо чувствую. Как сейчас.

– Найди ещё, а?

– Тут поблизости больше нет, – Пятый огляделся. – Может, подальше пройдём?

– Давай…

За два часа они собрали полную корзину. Встречные грибники смотрели им вслед с завистью, Валентина довольно улыбалась, а Пятый лишь пожимал плечами – он не мог понять, чего тут такого особенного. Его гораздо больше занимал лес, а какие-то шляпки на ножках не волновали абсолютно.

Миновав просеку, они вышли на опушку и как по команде замерли, очарованные потрясающим видом, который открылся им. Осенний простор, пронизанный лучами прозрачного солнца, щемящее чудное чувство тоски и радости одновременно – нечто огромное и живое словно заключило их на секунду в свои объятия…

– Ке и про-та… – прошептал Пятый. – Осень в холмах…

– Что ты сказал? – не поняла Валентина.

– Осень в холмах. Был у нас такой… сюжет… – Пятый замялся. – Про осень. Почти такую же, как эта…

– Фильм?

– Да нет, не фильм. Сюжет… об усталой душе, – Пятый замолк, вспоминая. – Да, правильно… даже не о душе, а о душах. В некотором смысле это классика.

– Да что ты вообще в литературе понимаешь? – спросила Валентина. – Ты, по-моему, кроме ящиков, ничего в жизни не видел.

– Вы ошибаетесь, – ответил Пятый. – Я читал ваших классиков. Там, в этих книгах – всё мёртвое. Характеры, души… мелочные или мечущиеся. Старые проблемы – добро и зло, ненависть и любовь, высокие страсти… скучно.

– Ишь ты, выискался! – покачала головой Валентина. – Ты, наверное, не дорос до классики.

– Не знаю. Может быть. Просто когда каждый день ждёшь, что тебя… – Пятый кашлянул, запнулся, – что тебя убьют, становится смешно читать, как она ожидала его под старым деревом и думала о пение птиц и кваканье жаб…

– А о чем же тогда этот твой сюжет?…

– Выбор, – ответил Пятый. – Сюжет не мой, но проблема в нём поднята очень близкая мне. Выбор. Вернее, невозможность выбора…

– О чём там? – спросила Валентина.

– Начинается всё довольно тривиально – двое мужчин приезжают на отдых, один из них встречает женщину, влюбляется в неё, она в него… Всё бы было нормально, будь они простыми людьми. Но они… от них слишком много зависит. Кее и Имро… они были…

– Кем были? – спросила Валентина.

– Воинами, – Пятый поморщился – опять не находил нужного слова. – Адана, женщина, поняла это… и попросила их о помощи… оказать которую они не имели права…

– И что?…

– Кончается всё плохо. Имро решается сделать то, о чём просит любимая женщина, Кее не может бросить друга, Адана… она слишком поздно понимает, что попросила о невозможном… Они все гибнут, страшно, нелепо. Но этого мало. Их гибель тянет за собой гибель ещё многих и многих людей.

– В общем, момент – и в море. А суть-то в чём?

– Только в том, что нельзя совершать поступков, заведомо обречённых на провал. И нельзя приносить себя в жертву. И надо думать, что делаешь. И думать перед тем, как делать… И что иногда думать бесполезно… А сюжет… Я всё очень сильно упростил, сюжет специфичен, его трудно воспринять в том виде, в котором он знаком мне, но… – Пятый примолк. Он пристально смотрел куда-то вдаль, черты его лица смягчились, взгляд потеплел, словно оттаял. – Это был очень хороший сюжет. Печальный, но хороший.

Валентина пожала плечами.

– А сам говорил, что не про любовь, – заметила она.

– Да как же без неё, без подлой. Это как приправа, без которой всё пресно и скучно.

– А как же ты без неё? Неужели ни разу в жизни не влюблялся?

– Не довелось, – коротко сказал Пятый. Он поднял с земли корзинку с грибами, провёл рукой по голове, приглаживая растрёпанные ветром волосы. – Пойдёмте, уже третий час, а в четыре придёт машина…

Жить дальше… Легко сказать. Она превосходно понимала, что Пятый с Лином не врут. Им незачем, да и по характеру они правдивы до колик в желудке. А раз не врут… Что теперь? Что с того?… Предупредили, заботливые. Уж лучше ничего вообще не знать, хоть помирать не так страшно. А когда знаешь… ой-ой-ой, как страшненько-то делается!… Как говориться, – мама, роди меня обратно. А может, всё обойдётся? Понадеяться на русский “авось”? Можно. И хорошо, что можно. Хоть что-то можно.

Сколько их было, этих дней!… Не передать. Таких разных и в то же время – таких одинаковых. Дней, напрочь лишённых каких бы то ни было устремлений, дней, смысл которых был столь прост и неказист… жить. Не важно, с целью или без. Дней, когда он просыпался в полутёмном подвале и с удивлением говорил себе – я живой. И тело моё живо, и душа ещё не успела умереть. Или когда он, вернувшись вечером в тот же подвал, видел Лина, живого и спокойного, просто Лина, который, к примеру, ставил кипятить банку с водой для чая – душа его радовалась. Самое трудное – это научиться радости. Такой, какая она для тебя.

Сердце ветра

– Вадь, ты можешь приехать и сменить меня?

Вадим Алексеевич удивился. Редко, очень редко звучали в голосе Валентины такие просительные нотки. Обычно (к этому он уже привык и смирился) голос нынешней Валентины был не просто уверенным, в нем даже стала присутствовать некая властность. А тут…

– В чем дело, Валя? – Гаяровский решил, что стоит быть пожестче, просто так, на всякий случай.

– Понимаешь… – она замялась. – Я сегодня маму перевожу, я нашла обмен, помнишь, говорили про это?