Избранное - Станислав Родионов

Я толкаю дверь, впускаю ее и вхожу сам. Приходится взять чашку черного, как жидкий уголь, кофе. Проглотив его стоя, я выскакиваю из кафетерия.

Естественно, кофеину в организме прибавилось. В автобусе мне опять попадается девушка, которая садится рядом со мной. Я отшатываюсь — мне кажется, что у нее на плечах сидит медведь. Но это модная шапка огромных размеров и повышенной взлохмаченности. Успокоившись, я, разумеется, подмигиваю.

— Хотите познакомиться? — деловито спрашивает она.

— Нет, хочу щей, — признаюсь я.

Домой прихожу позже обычного, поэтому раздеваюсь в передней чуть виновато.

— Устал? — спрашивает жена.

Я борюсь с бродящим во мне кофеином и стараюсь не подмигнуть жене.

— Есть немного.

— Сейчас сварю тебе кофе.

Братец, ты остался один посреди житейского океана. Без руля и ветрил. И без боцмана — она уехала в отпуск. Остался компас — длинный список дел, которые тебе надо сделать. Но зачем компас без руля? Поэтому завали нечаянно список за диван, и тебе будет спокойнее.

Некоторые думают, что ходить на работу, учиться, руководить, писать диссертацию и сидеть дома мужчина умеет только при помощи женщины. Без жены я прожил двадцать четыре рабочих дня. Мужчина без женщины не погибает — это точно.

В комнате можно не убирать, белье можно добывать в шкафу, а вот пищу, ничего не поделаешь, надо изредка готовить. Жизнь — это еда и питье.

Кое-какой опыт, братцы, хочу вам передать. Все советы проверены лично, ибо каждый совет — капля моей крови или кусок обожженного тела.

Список ты уже завалил? Итак, мой первый совет: до вечера ходи покуривай, пока не захочешь есть. А уж тогда волей-неволей…

Лучше всего взять пельмени — на них все написано. Но лично я покупал колбасу. Это настоящий мужской продукт. Съешь ее батон — и ничего тебе не надо, кроме воды.

Высматривая кастрюлю, не бери самую большую и широкую. Во-первых, в нее проваливается пропасть крупы. Во-вторых, варево уже дня через три прокиснет. И, в-третьих, у нее нет крышки, а стиральная доска, которой я ее накрывал, придает пище банный привкус. Поэтому не бери эту кастрюлю. Кстати, жена потом называла ее тазом.

Если каша полезла из кастрюли, то переложи ее в другую, побольше. Если полезла из большой, то клади в ведро и вари дальше. А если уже полезла из ведра на плиту, тогда, братец, ты переложил крупы.

Зачем выскочившие из кастрюли макароны ты лепишь на бок плиты? Они потом засохнут и забелеют по вечерам, как обломанные зубы ведьмы. Я лично вытаскивал из кастрюли макароны в виде плотно шнурованного белого узла. Я никогда не видел гордиевого узла, но из макарон он не рубился.

У тебя в салате появился запах керосина — значит, туда попал бензин. Поменяй местами бутылки из кухонного шкафа и кладовки. В какой-то из них подсолнечное масло. А может, и не в них. Подумай: не потому ли голубым пламенем рявкнула утром сковородка?

Если ты второй час не можешь вытащить руку из банки с огурцами, то зачем ты ее туда засунул? Есть простой способ сохранить половину рассола. Уж засунь руку подальше, до самого дна, и неожиданно для себя подними банку над головой. Тогда рассол двумя струями хлынет между кистью руки и горловиной банки. Одна струя проскочит через рукав на спину — это убыток. Вторая нальется в миску. Остаток покажи жене, сам не пей — они любят экономных. Теперь бей банку. Огурцы будут в стеклах, выбрось их в мусоропровод.

Тебе захотелось чашечку черного кофе — свари. Если он получился густоватым и ложечка, как балерина, грациозно стоит в кофе, значит, ты заварил гречневую муку из соседней банки. Попей чаю.

Если из бутерброда торчит горящий окурок, то переложи сливочное масло из пепельницы в масленку.

Если вечером, когда читаешь газеты, у тебя начнут слезиться глаза — не волнуйся. Значит, на кухне тлеет сервант из польского гарнитура. Потуши.

Если ты сунул голову в раскаленную духовку, то потом сразу сунь в холодильник — сбалансируется.

Не вздумай пальцем пробовать сковородку — это негигиенично. Есть простой способ — плюнь в нее. Если зашипит — значит, накалилась.

Ну, что еще? Да, у тебя может появиться чувство, будто в животе перекатывается небольшая гантелька. Все в порядке — это начинается хронический гастрит.

Иногда на тебя будет накатывать тоска, противная, как болотная хлябь. Будет казаться, что ты погибаешь. Выбрось это из головы. Есть мужские работы, и есть женские. Наше место у камня и металла. Жизнь — это не еда и питье.

Хватит, братец, философствовать. Готовься встречать жену. Не надо заметать мусор под стол — там сразу видно. Гони его под сервант. Вынеси этот дурацкий ящик с черепками столового сервиза. Ну и ну, у тебя даже заржавела ложка из чистого серебра, а говорят — не окисляется! Потри ее зубным порошком «Жемчуг». Учти, зубная паста «Мери» не годится.

А какие у тебя отношения с соседями? Попроси соседку убрать и приготовить обед. Наше место у стали и гранита. А сам иди сбрей бороду.

В общем, братец, без женщины мужчина проживет двадцать четыре рабочих дня. Больше не пробовал. Но мой приятель прожил двадцать пять. И ничего. Только теперь не наедается.

Да! Братец, не посылай эти советы в «Работницу». Пусть это останется между нами, мужчинами.

Мы сидели за столом и собирались пить черный кофе и кушать сандвичи.

— Да, Ватсон, — сказал Холмс, — и у меня бывали ошибки, но эти ошибки стоили побед.

Я воспользовался его дедуктивным методом и пришел к выводу, что у Холмса хорошее настроение. Действительно, он взял скрипку, а также смычок.

Но чарующим звукам не суждено было вырваться из-под его длинных и гибких пальцев. В дверь энергично постучали, и тут же вошел человек, о котором я ничего не смог бы сказать. Он только показался мне сдержанно-взволнованным.

— Сэр, я хочу просить вашей помощи, — обратился он к Холмсу.

— Садитесь, — сказал Холмс, сцепил пальцы и схватил его глазами, как ястреб хватает пташку. — А вы, дружище, по утрам пьете имбирное пиво? Помните, Ватсон, мою работу о запахах ста восьмидесяти алкогольных напитков?

Я кивнул, так как внимательно прочел этот интересный труд.

— Нет, сэр, но вечерам я выпиваю кружку плодоягодного, — скромно ответил джентльмен.

Плодоягодное среди ста восьмидесяти напитков не значилось.

— Итак, — продолжал слегка уязвленный Холмс, — вы не горожанин и сегодня приехали первым поездом, иначе бы не пришли в такой ранний час.

— Что вы, сэр! Коренной горожанин, но эту ночь я провел не совсем дома, а к той особе утром должен был вернуться муж. И вот в пять утра я на улице, а это очень унизительно для мужчины, сэр.

— Но вы не будете отрицать, что были на ферме. На ваших брюках я вижу свежий силос! — громко сказал Холмс, и я впервые услышал такой раздраженный тон в разговоре с клиентом.

— Буду отрицать, сэр, — опять не согласился ранний гость. — Я вам не сказал, что к той особе муж все-таки вернулся, и в пять часов мне пришлось прыгать в окно. Я попал в бачок с нечистотами, а это, сэр, очень унизительно для мужчины.

Лицо Холмса дернулось, и я отвернулся, чтобы не видеть его. Минутная пауза показалась часом.

— Может быть, вы скажете, что у вас не болит зуб и вы беспричинно хватаетесь за щеку? — с вымученной иронией спросил Холмс.

— Хуже, сэр. У меня перебита ключица. Я не сообщил, что в бачок прыгнул не совсем добровольно, а с помощью мужа той особы. Скажу вам, сэр, это очень унизительно для мужчины.

— Почему же вы держитесь за щеку?

— Видите ли, сэр, у меня болит, извините, живот. Как съем два фунта грудинки и запью плодоягодным, так обязательно болит живот.

Лицо Холмса, и без того бледное, совершенно побелело, будто он сразу лишился всей крови. Длинные тонкие пальцы облепили смычок.

— Но почему вы все-таки держитесь за щеку? — но удержался и я.

Ранний гость с уважением посмотрел на скрипку:

— Не могу же я, джентльмены, в вашем обществе держаться за живот. Это унизительно для мужчины.

— Может, у вас нет и плоскостопия? — отрывисто бросил Холмс.

— Сэр, у меня нет ботинок, и мне с непривычки щекотно, поэтому я так и хожу.

Он выставил из-под кресла босые ноги.

— Что вам угодно? — не сдержался Холмс.

— Сэр, говорят, что вы мировая ищейка. Я не знаю ни адреса, ни имени, да и в лицо бы не узнал особу, с которой провел ночь. Прошу вас, проявите свои способности, найдите эту особу и верните мне ботинки. У нее под мышкой бородавка. Вам-то этой приметы хватит за глаза. Поверьте, сэр, вернуться домой без ботинок — это очень унизительно для мужчины.

Смычок, как сухарик, переломился надвое в руках Холмса, в тех руках, которые могли завязать бантиком каминную кочергу.

— Ватсон, — сказал он, — дайте ему мои самые лучшие ботинки и спустите его с лестницы, иначе ему уготована судьба этого смычка.