Избранное - Станислав Родионов

Тут откуда-то сверху на ямку, в которой еще лежали котлеты, опустилась вертлявая синичка. Птицы для Рэдика тоже хобби. Он прыгнул через меня прямо на синичку. Она, конечно, увернулась и припустила от него: полетит-поскачет, полетит-поскачет. Рэдик помчался вдогонку так, что только мягкие ушки заструились по ветру. Он несся по песку, по голым телам, по разложенной еде, по шахматным доскам, по раскрытым книгам; и за ним, как эхо за уходящим поездом, катились крики и смех.

Мы с мамой вскочили, хотя и дураку ясно, что теперь Рэдика не поймать и вернется он сам. Он и вернулся — нервный, хвостик трясется, на усах нитки, на спине макароны…

— Слава богу, — вздохнула мама.

Но по пляжу медленно и сурово шел милиционер. Мама сделала вид, что идет он не к нам. Милиционер этого вида не понял и подошел — между прочим, очень молодой парень. Он приложил руку к фуражке и сказал звонко:

— Гражданка, вы нарушили.

— Вам, наверное, очень жарко, — посочувствовала мама елейным голосом.

Тут она права. На милиционере полный мундир, ботинки и фуражка. На пляже мог бы дежурить и в плавках, а чтобы все видели, что милиционер, фуражку на голове оставить.

— Гражданка, платите штраф.

— Хотите жареной рыбки? — опять заелейничала мама.

— Предлагаете взятку? — улыбнулся милиционер, но улыбкой твердой.

— Но у меня нет с собой денег.

— Тогда предъявите документы.

— Молодой человек, кто же на пляж берет с собой документы?

— Тогда пройдемте, — устало предложил милиционер и вытер лицо платком.

Мы пошли в таком порядке… Впереди бежал веселый Рэдик, за ним шел грустный милиционер, потом я с маской, потом мама с сумкой. За пляжем милиционер подвел нас к машине-фургону желтого цвета.

— Поедемте в отделение. Лезьте!

Он распахнул дверцы фургона. Мама с сомнением глянула в его темное нутро, а я поймал Рэдика и взял его на руки.

— А нам обязательно ехать в отделение? — печально спросила мама.

— Обязательно, поскольку штрафа вы не платите и документов не предъявляете.

Мама уже было взялась за железную скобу, чтобы лезть в машину, как все мы насторожились. В глубине машины раздавался странный и ритмичный звук, будто там стояла лошадь и говорила сама себе тпру. Но никакой лошади вроде бы там не было. Если лошади не было, то почему Рэдика стало не узнать: вырвался на землю, нюхает воздух, хвостом машет, а одно ушко почти встало?

— Что это? — тихо спросила мама.

— Храп, — буркнул милиционер.

— А кто храпит?

— Гражданин.

— Он там спит?

— Да, богатырским сном.

— Так он пьян?

— Как динозавр.

— Но я боюсь пьяных, — решительно отказалась лезть мама.

И тут Рэдик, у которого от волнения одно ухо окончательно встало, начал лаять на мрак фургона тонким, но злым голосом.

— На кого он? — удивился милиционер.

— На пьяного. Это же овчарка, — объяснил я.

— Он терпеть не может пьяных и хулиганов, — добавила мама.

— Молодец, — сказал милиционер и опять улыбнулся, — Идите домой, только, пожалуйста, не пускайте его на пляж.

— Спасибо, товарищ милиционер, — обрадовалась мама.

Он вздохнул, снял фуражку и оказался белобрысым, как и я.

— То пьяный, то мальчик потерялся, то парень на мотоцикле въехал на пляж, то вот щенок… Верите ли, пообедать некогда.

Мама суетливо полезла в сумку, достала банку и протянула милиционеру.

— Возьмите, пожалуйста. Это жареная рыба.

— Опять взятка? — задумался милиционер, сразу надевая фуражку.

— Какая же взятка, когда вы нас уже отпустили? — удивилась мама его юридической неграмотности.

— Тогда не взятка, — решил он, принял банку и опять улыбнулся.

Мне понравилось, как он улыбался — его фуражка как бы вздымалась на макушку. Видимо, механизм такой: щеки растягивались, давили на уши, а они поднимали фуражку.

— Какая рыба? — поинтересовался он.

— Экзотическая, но жаренная на сливочном масле.

— Спасибо от меня и от водителя этой машины.

— Ой, господи! — вскрикнула мама и отскочила.

Из машины, из мрака, высунулась дикая рожа: сама

красная, нос синий, глаза зеленые, и все это вымазано землей.

— Хо-чу… рыб-ки, — сказала рожа по слогам.

— Спи, Бутылицын, спи, — ласково посоветовал милиционер, захлопывая фургон…

Домой мы шли так: Рэдик впереди с приподнятым ухом, я за ним с маской, мама за мной без банки.

— Завтра пойдем на другой берег, — сказала мама сама себе.

— Только рыбы нажарь побольше, — буркнул я.

Говорят, что скоро будут знакомиться через электронную машину. Мне бы это хорошо, потому что обычным путем мне никак. Стесняюсь я их — женщин. А если красавица, то меня будто суют то в прорубь, то в доменную печь.

Конечно, хочется красиво, с первого взгляда, ни через кого, потому что человек я нормальный, если рядом нет женщины. А они ведь всегда рядом.

Поэтому, когда я попал под сильный дождь, то быстренько встал под козырек газетного ларька. Тут еще «поэтому» ни при чем. Вот дальше: поэтому я огранител, когда рядом с собой увидел красавицу.

Высокая, а я давно заметил, что маленькая красавица — это только полкрасавицы. Высокая, изящная, легкая — выставил бы руку и поставил бы ее на ладонь. Белое платье сидело так, что моей фантазии делать было нечего. Лаковые глаза, огромные и черные, как полярная ночь, смотрели. Ресницы-махаоны сотнями черных вопросительных знаков повисли над глазами. Носик, да что там носик, когда под ним были губы…

Я смотрел на красавицу, но это был уже не я — это был сумасшедший в моем облике.

— Дождь, — сказала она, будто выдохнула музыку.

— Он, — подтвердил я бабьим голосом.

Она раздавила на щеке каплю. Я вздрогнул, содрал с себя пиджак и отчаянно набросил на ее плечи. Для меня это было равносильно полету в космос.

— Ну что вы! — смутилась она. — Меня зовут Ниной.

— Меня тоже! — еще ничему не веря, представился я.

— Тоже Ниной? — вскинула она ресницы-вопросики.

— Тоже Сашей, — уточнил я.,

— Кажется, перестал… Пойдемте! — робко предложила Нина, возвращая пиджак.

— А как же, — согласился я, смело взял ее под руку и пошлепал по лужам.

Мы шли, и казалось, все смотрят на нас. Так оно и было, потому что пиджак я надел наизнанку. Нина засмеялась, будто зазвенела хрусталем. Я его вывернул и начал говорить, ибо мужчина обязан развлекать женщину беседой. Тем у меня множество, но они все моментально испарились, поэтому я начал подробно рассказывать, как устроена мясорубка и почему из нее вылезают червячки. Моя слушательница, видимо, решила, что я в магазине молочу мясной фарш.

А потом Нина показала на новенький высотный дом, где она жила.

— Ну и домик! — восхитился я и шагнул в открытый люк.

Он оказался полузасыпанным, поэтому я вылез сам.

— Не ушиблись? — спросила Нина голосом, которому позавидовала бы любая медсестра.

— Пустяки, — вправил я вывихнутый палец.

— Вы испачкались…

— Ерунда, — отлепил я из-под носа комок глины.

— Вам надо умыться… Зайдемте ко мне?!

— К вам?! — прошептал я и опять шагнул в тот же люк, но Нина меня вовремя перехватила.

На ее маму, солидную плавную женщину, я произвел впечатление. Она смотрела на меня, будто я вышел из телевизора и пошел прямо в ванную.

У чистого-то у меня вид ничего, так что вымоюсь, буду ничего. Действительно, когда я свеженький вышел из ванной, то мама сказала:

— Садитесь с нами пить чай!

— Спасибо, только что съел два полуфабриката, — вежливо отказался я, но тут же встретился с Нининым взглядом.

Мама заметила мои колебания, взяла меня под руку и ввела в комнату, где весь стол был уставлен чашечками и вазочками.

Я сел на стул, будто на электрический, ибо был уверен, что мой рот рядом с красавицей, да еще с ее мамой, для еды ни за что не откроется.

— Вы пьете чай или кофе? — выжидательно спросила мама.

Мне бы надо было свободно так ответить: «Чашечку кофе, пожалуйста».

— Я пью компот, — признался я.

Мама слегка замешкалась и посмотрела на дальний угол стола, где что-то было накрыто газетой. Видимо, чайник для сохранения тепла.

— У нас сегодня нет компота, — смущенно сказала она.

— Тогда этого… какао, — брякнулось из меня, хотя какао я вообще не терпел.

— Тоже нет, — вежливо ответила мама.

— Ну, можно и чаю, — согласился я.

Нина смотрела на меня сбоку, и моя правая щека наливалась жаром, будто на нее поставили утюг. Мама дала мне чаю и уже с некоторой опаской спросила:

— Какого вам варенья?

— А какое у вас получше? — поинтересовался я.

— Вишневое хорошее, — неуверенно ответила мама.

Я положил в розетку с верхом и тоскливо почувствовал, что оно с косточками. Как буду вытаскивать их изо рта — не руками же. Поэтому первый глоток сделал без варенья и начал придумывать деликатную тему для разговора.