Каббала. Высший мир. Начало пути - Михаэль Лайтман

«Древняя поговорка гласит, что Бог создал все по весу, мере и числу… Число поэтому является своего рода метафизической основной фигурой, а арифметика – своего рода статистикой универсума, с помощью которых могут быть исследованы силы вещей. Уже во времена Пифагора люди были убеждены, что числа скрывают в себе самые глубокие тайны. Пифагор, по правдоподобным источникам, принес это убеждение, как и многие другие, с Востока в Грецию. Поскольку у людей не было правильного ключа к Тайне, то страсть к знанию была, в конечном итоге, сведена к различного рода пустякам и поверьям, из чего возникла своего рода «вульгарная каббала», которая далека от истинной каббалы, а также различные фантазии под ложным названием магии, и этим полнятся книги. В то же самое время у людей сохранилась склонность верить в то, что нам еще предстоят чудесные открытия с помощью чисел, букв и с помощью нового языка, который одни называют адамическим, а Яков Беме – природным (естественным)»[687].

«Мастера знания (как можно назвать по голландскому примеру тех, кто занимается математикой) владеют изобретением искусства знаков, только частью которого является алгебра: с его помощью сегодня можно узнать вещи, к которым не могли прийти древние, и, несмотря на это, все искусство состоит всего лишь в использовании правильных знаков. С помощью каббалы древние делали много существенного и искали тайны в словах, и они, действительно, находили их в хорошо построенном языке: таковым он служит не только для мастерства знания, но и для всех наук, искусств и дел. Таким образом, можно искать каббалу, или мастерство знаков, не только в ивритских языковых тайнах, но и в любом языке, но не в дословных толкованиях, а в правом рассудке и применении слов»[688].

В целом западные мыслители рассматривали каббалу как древнее и в то же время современное знание, сходное с философскими учениями Платона, Аристотеля, Пифагора. Они считали каббалу основополагающим источником этих учений.

«Изучай каббалу, она объяснит тебе все!» (Парацельс. «Paragramum»)[689].

В конце XVII в., в эпоху религиозного кризиса, великих апокалиптических ожиданий и, вместе с тем, формирования нового научного сознания и практически атеистического скептицизма, концепция «предвечной традиции» (prisca theologia), присущая эпохе Ренессанса, обретает новый облик учения о всеобщем братстве людей, носителей единой Божественной природы, об исправлении мира и универсальном спасении в эсхатологической перспективе. В сущности, это было цельное мировоззрение, и не последнюю роль в его возникновении сыграла еврейская каббала, определенным образом преломленная в трудах христианских каббалистов.

В XVIII столетии, известном как век Просвещения, христианская каббала как бы отодвигается на задний план и продолжает развиваться лишь в закрытых масонских обществах и всевозможных движениях, проповедующих идеи универсального братства. С другой стороны, в этот период каббалистические идеи предлагаются западными мыслителями и философами (Этингер, Баадер, Гёте, Шеллинг, Молитор и др.) как некая альтернатива секуляризации и новой атеистической идеологии.

Тогда же, в начале XVIII в., начался быстрый рост целого ряда оккультно-каббалистических течений, который достиг своего расцвета во второй половине XIX в. В действительности, зарождение этого направления произошло еще в XVI в., когда некоторые христианские каббалисты начали постепенно отходить от еврейских первоисточников и соединять каббалистические идеи с алхимией и магическими практиками. Основоположниками этого направления считаются Генрих Корнелий, Агриппа Неттесгеймский и Теофраст Парацельс.

Безусловно, раскрытие каббалы в эпоху позднего Средневековья и Нового времени оказало большое влияние на европейскую культуру и на процессы, определившие особенности западной цивилизации. Неоспорим тот факт, что изучение этой науки помогло величайшим ученым и философам открыть основополагающие законы мироздания, а также глубже понять природу человека и определить цель его существования в этом мире.

Русские мыслители и религиозные философы начинают обращаться к каббале лишь в конце XIX – начале XX вв. Одни из них ищут в ней новые интерпретации трактовок Писания для обоснования собственных религиозно-философских взглядов, другие – дополнительную аргументацию, используемую в антисемитской пропаганде. Каббалой интересовались такие русские мыслители, как В. С. Соловьев, С. Н. Булгаков, П. А. Флоренский, Н. А. Бердяев, В. В. Розанов, Л. А. Тихомиров, А. Ф. Лосев и др. В отличие от западных, русские философы практически не имели возможности ознакомиться с оригинальными источниками еврейских каббалистов и, как правило, пользовались переводами трудов христианских мыслителей и оккультистов, в различной степени знакомых с каббалистическим учением.

Ранние работы Владимира Соловьева[690] насквозь пропитаны каббалистической тематикой: это идеи подлинного сопричастного Богу существования, целостности мира и всеединства творения («мировой души») и Творца, где душа человечества, Адам Кадмон — «это мыслящий центр и внутренняя связь всех существ…»[691].

Свой взгляд на каббалу Соловьев формулирует следующим образом: «…каббала не есть продукт ни Средневековья, ни александрийского мышления. Неизгладимую печать ее древнееврейского происхождения и существенное ее отличие от неоплатонического учения мы видим в особом первобытном реализме и цельном монизме этого своеобразного миросозерцания. Характерное для всей греческой философии и вполне сохранившееся в неоплатонизме противоположение между миром умопостигаемых сущностей, областью истинного, подлинного бытия, и миром материальных явлений – это дуалистическое противоположение совершенно отсутствует в каббале (для нее материальный мир есть только последняя крайняя степень реализации и воплощения истинносущего)»[692].

Однако, несмотря на обилие каббалистических идей в работах Соловьева, смысл многих из них крайне трансформирован и искажен. Причина этого кроется в том, что его познания в каббале базировались, в основном, на источниках поздней христианской каббалы с преобладанием оккультной составляющей, что и оказало свое влияние на восприятие Соловьевым каббалы как религиозно-мистического учения.

Его работы по каббале послужили фундаментом для дальнейших исследований этого учения русскими философами. Увидев в учении Соловьева каббалистический элемент всеединства, русский философ и богослов Сергей Николаевич Булгаков (1871–1944 гг.) приступает в начале XX в. к серьезному изучению этой науки, о чем, прежде всего, свидетельствует его работа «Свет Невечерний» (1917 г.). Пытаясь понять каббалистическое учение, Булгаков обращается к доступным в то время переводам «Книги Зоар» и «Сэфер Ецира», наиболее известным из которых являлся шеститомный французский перевод «Книги Зоар» Жана де Паули, выполненный в начале XX в.[693]. Однако этот перевод, являвшийся для русских философов первой трети ХХ столетия зачастую единственным источником каббалистического знания, к сожалению, был полон искажений и фальсификаций. Жан де Паули практически не был знаком с каббалой, что наложило отпечаток не только на адекватность перевода чрезвычайно сложного текста «Книги Зоар», но и на тот образ каббалы, который сложился у его читателей[694].

Зависимость от плохих переводов – печальное отличие русских энтузиастов каббалы рубежа веков от их предшественников – христианских каббалистов. Несмотря на это, Булгакову удивительным образом удалось избежать оккультных искажений в понимании каббалистического учения. По глубине и полноте знакомства с каббалой его можно соотнести с классическими христианскими каббалистами Европы. Неоднократно цитируя «Книгу Зоар» и сопоставляя каббалистическое учение с новозаветным, Булгаков приходит к следующему выводу: «Идея о человеке как микрокосме, столь многократно высказывавшаяся в философской и мистической литературе старого и нового времени, нигде не получает столь углубленного истолкования, как в каббале»[695].

К аналогичному выводу приходит и Николай Бердяев (1874–1948 гг.): «В каббале самосознание человека достигает вершины»[696]. «В обычном христианском сознании, – пишет русский философ, – истина о человеке-микрокосме задавлена чувством греха и падения человека. В официальном христианском сознании антропология все еще остается ветхобиблейской. В основной книге каббалы «Зогаре»[697] и у Бёме в «Mysterium magnum» (толковании на первую книгу Моисея) снимаются с Библии оковы ограниченности и подавленности ветхого сознания человечества, и приоткрывается истина о космическом человеке»[698].