Набат - Александр Гера
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не надо! — хрипел Лемтюгов. — Дайте микрофон.
Дмитрий протянул руку к пилотам за микрофоном, одновременно развернув Лемтюгова от себя, дуло — в спину.
— Ребята, — схватил микрофон Лемтюгов, — мы договоримся, не надо насилия, отдайте оружие!
Дмитрий добавил от себя спокойным голосом:
— Теперь я старший, выполнять команду.
Из салона донеслось шуршание, и в динамике раздался голос:
— Кто это такой прыткий? Не из одной ли миски щи хлебали?
— Поспелов, бывший сержант в/ч 1324 С. Кто спрашивает?
— Здравствуй, Дима. Быстров Кирилл из спецохраны Воливача. Потягаемся, раз дорожки сошлись?
— Зачем, Кирюха? Давай миром. У тебя — наши люди, у меня — ключик, а навар, смекаю, на кону хороший.
— Верно вычислил, Дима, уважаю. Лемтюгов нам по херу, а ключик у него, верно. Только мне тоже в запас пора, а за душой хрен да медная пуговица.
— Предлагай.
— Пусть Лемтюгов назовет место, где его шкатулочка, проверим, потом высаживай нас, где хочешь. Бабу Судских берем с собой. Идет?
— На кого руку поднимаешь, Кирюха? Опомнись, не трогай никого.
Шорохи в динамике, и голос Лаймы:
— Я согласна быть заложницей.
— Дайте микрофон Игорю Петровичу, — стал хриплым и голос Димы. — Вы согласны, Игорь Петрович?
— Жена настояла, — глухо промолвил Судских. — Принимайте условия, остальное потом.
— Лемтюгов, где шкатулочка? — перекочевал микрофон к Быстрову.
— Я не согласен! — крикнул очухавшийся Лемтюгов. — Без меня вам ничего не светит. Хоть зарежьте!
— Видишь, как оно получается, Дима? — раздался голос Быстрова. — Выпускай его, нас в Нижнем Новгороде ссадишь, дамочку берем с собой. И по-честному давай. Ты знаешь, мы не бандюги, жить хотим, а брать с нас, кроме потных рубах и тяжких снов, нечего. Кто ж думал, что ты такой активный…
— В Нижнем сядем? — деловито спросил командира Дмитрий.
— Мы-то везде сядем. Тут и на посадку пора заходить.
— Я во всем этом не участвовал, — резво вклинился Лемтюгов. — Меня захватили бандиты, а Гречаному нужна моя компрометация.
Дмитрий показал ему «супер-астру»:
— А эту штучку поиграть дали? Так я и поверил.
— Надо поверить, — торопился Лемтюгов. Посадка ему не светила явно: в живых Гречаный не выпустит.
— Не могу. Орлам твоим поверил через силу, нужда не гордыня, а с тебя спрос особый. Самолет на посадку идет, давай-ка ремни пристегнем, — решал свою новую задачу Дмитрий. — Кто ремнем пожертвует? — спросил он экипаж.
— Мой подойдет? — откликнулся штурман, вытаскивая из шлиц брючный ремень.
— Настоящий, кожаный, — подхватил Дмитрий и умело связал им руки Лемтюгова за спиной. — И помалкивай с уговорами. Чапай думать будет, — пихнул он Лемтюгова в угол кабины.
— Придется дозаправиться, — отвлек его от мыслей командир. — Незапланированная посадка.
Дмитрий кивнул машинально, занятый расчетами. Вызывать группу захвата опасно: команда Лемтюгова нижегородским сто очков вперед даст; медлить нельзя: генерала Судских спешно везут на Камчатку — как же отбить его жену?..
«А парней жалко, погибнут из-за этой свиньи, вот ввязались…»
Экипаж по мере надобности вел диалог с аэропортом, там ничего не подозревали: спецсамолет, что попросит, то и спросит.
Неожиданно командир потянул Дмитрия за рукав:
— В Нижнем буран прошел, все рулежки перемел, просят полчаса на расчистку взлетной полосы, — сообщил он.
«Хорошо это или так себе?» — осмысливал Дмитрий. Машинально он взял микрофон и сказал:
— Кирюха, не дергайся, готовят полосу и будем полчаса кружить над Нижним.
— Не верю, Дима, — сразу ответил Быстров. — Команду вызвал.
— Мамой клянусь, — уверенно сказал Дмитрий, и Быстров как будто поверил. Секунд через десять он ответил:
— Размен произведем в воздухе. На счет «три» выводи Лемтюгова.
«Я один, а их там трое?»
— Не пройдет, Кирюха, за козла не держи. Ты ж меня сразу шлепнешь, едва размен закончится.
— Лемтюговым прикройся.
— Не понял, да? Дурочку ломаешь? Может, мне проще его в салон вытолкнуть и — привет?
— Вытолкни, — сразу согласился Быстров.
«Нечестно играет старый знакомый, — разгадал Быстрова Дмитрий. — Убрать меня хочет, я ему кость в горле…»
— А кого на кого меняем? — тянул время Дмитрий, чтобы обдумать нужный вариант. — Ты имеешь все, а я ничего?
— И ты свое получишь, — вальяжно отвечал Быстров. — Не отдавай Лемтюгова на счет «три» — и получай господина профессора в обмен с дырочкой в правом боку, — захохотал Быстров от своей сметливости.
— Он же людей от смерти спасает, Кирилл, побойся Бога.
— За бесплатно меня спасать не будет. Вот я и хочу страховой медицинский полис иметь в виде живого Лемтюгова.
— Эх, Кирилл…
— Затыкай, нанюхались, — стал угрожающим голос Быстрова. — Начинаю отсчет: р-раз…
— Не гони! Он связанный у меня!
— Хватит, Дима. Даю минуту и без предупреждения начинаю отсчет.
«Стык в стык», — уяснил Дмитрий. Спасительных шансов не осталось. Теперь куда кривая выведет, а в спешке соображается плохо.
— Пластырь или клейкое что-то есть?
— Скотч широкий! — сразу откликнулся на просьбу бортмеханик. Переговоры слышали в кабине все и понимали, что такое минута.
Рулончик клейкой ленты появился как по волшебству.
— Заклейте ему плотнее говорильник, чтоб лишнего не сказал, — попросил Дмитрий бортмеханика и без перехода обратился к командиру, отдавая «супер-астру»: — Кто бы ни входил без предупреждений, стрелять сразу.
— Постой, Дима, — следил за секундной стрелкой командир. — Ты все верно рассчитал?
— Поставил на удачу, — кратко ответил Дмитрий.
— А мы не можем помочь? Маневр, может, какой?
Две секунды на уяснение.
— Сгодится. Давай, командир, так… — еще секунда. — На счет «три» я вывожу Лемтюгова, палить в него не будут. Веду медленно, в запасе появится секунд пять, и делай что-нибудь, например, в штопор…
— На такой машине только фигуры высшего пилотажа выполнять, — хмыкнул командир. — Давай задачу проще решим. Резкий поворот вправо я тебе гарантирую, крен будет градусов тридцать. По внутренней трансляции я скажу: «Внимание, пристегнуть ремни, совершаем экстренный разворот». Для тебя это сигнал, другие не поймут, замешкаются. Не забудь: все повалятся вправо, кто не пристегнут. Теперь давай, минута на исходе. Удачи, Дима.
Дмитрий подвел Лемтюгова к двери так, чтобы выводить его через небольшой зазор, открыл защелку.
— Начали, Дима, — тотчас раздался голос Быстрова. — Раз, два…
На счет «три» Дмитрий вывел Лемтюгова в тамбур. Идти он совсем не хотел, упирался. Слышал ведь все разговоры в кабине и мычал от бессилия, по-звериному чуял подступающую с каждым шагом смерть. Но Дмитрий сзади ощущал по его шагам, сколь они напружиненны, ноги готовы использовать свое последнее право на жизнь.
— Топай, топай, — процедил Дмитрий, сам идущий сторожким шагом. Каждый шаг — жизнь.
Штора была открыта. В проходе стоял Быстров в самом дальнем конце.
«Для обзора позиция», — смекнул Дмитрий, сильнее уперся своим «сечкиным» в напряженную спину Лемтюгова.
Двоих других подручных Быстрова он не обнаружил в салоне.
«Либо сзади него в закутке, либо сзади меня в туалете».
Он как раз поравнялся с дверью туалета и остановился.
— Здесь расходиться будем, забирай свой товар, — сказал он, видя, что Быстров не собирается идти навстречу.
Незаметно для Быстрова он потрогал ручку туалета. Он располагался по левому борту и, прикрытый от Быстрова телом Лемтюгова, Дмитрию удалось сделать это, не вызывая подозрений.
Раздался долгожданный голос командира. И не столько ждал его Дмитрий, сколько саму команду к действию. Такое бывает со всеми бойцами, когда истомит ожидание ракеты в небе, а только она расцветет в ночи — будь, что будет…
— Внимание, пристегнуть ремни! Самолет совершает экстренный разворот!
«Умница! — оценил команду Дмитрий: получалось, только он да безгласный Лемтюгов знали, какой именно разворот будет исполняться в следующий момент. — Давай, командир!»
Перед тем как самолет упал на правое крыло, он успел рассмотреть всех в салоне: Луцевич, Судских и его жена были пристегнуты. Быстров стоял в проходе, широко расставив ноги. В последнюю секунду перед креном Дмитрий почувствовал под ладонью медленно ускользающую вниз ручку туалета.
«Там второй! Где третий?»
Самолет резко упал на правое крыло. Быстров инстинктивно схватился за спинки последних кресел в проходе, где никто не сидел. На мгновение его короткоствольная скорострелка осталась никчемной, и Дмитрий на льну л дважды в живот Быстрова. Инерция утащила его обмякшее тело в правое кресло, где он остался недвижимым, только ноги в ботинках на рифленой подошве торчали в проходе.
