Книга песчинок: Фантастическая проза Латинской Америки (с иллюстрациями) - Всеволод Багно

Полиция пребывала в замешательстве, пресса взывала к мести, требовала отстранения от должности лиц, не способных выследить убийцу, а Роберт в это время по-прежнему в поисках новых жертв слонялся по городу, отбрасывая свою зловещую тень; с каждым новым убийством он становился все увереннее в себе, все больше гордился тем, что он человеко-волк, хоть и всего на несколько часов.

Существует ли судьба, счастливая и несчастная, или это результат сцепления множества определенных обстоятельств, которые внезапно пересекают жизнь, словно черный кот — дорогу, но только как-то ночью страдавшая бессонницей соседка Роберта высунулась в окно, услышав на улице тяжелые шаги, прерывистое дыхание и какое-то рычание. Она увидела уродливый силуэт человеко-волка, который возвращался, исполнив свою миссию, и проводила его взглядом, пока он не вошел в дом, где жил Роберт Лестер. Остальное было проще простого: она сообщила в полицию, и через несколько минут все вокруг было оцеплено вооруженными людьми, ожидавшими первых лучей солнца, чтобы войти в жилище убийцы. И когда туда вошли, обнаружили большие запасы всего того, что было нужно для изготовления таинственного напитка, и никаких следов человеко-волка, а лишь вконец растерянного, дрожащего типа, не оказавшего ни малейшего сопротивления полицейским, хоть Роберт и не понял толком, что же произошло и где он допустил ошибку.

Дальнейшее расследование ничего не прояснило. Француз подтвердил, что ингредиенты те самые, но этого, конечно, было мало, то есть доказательства эти были недостаточны — да и смехотворны,— чтобы обвинить слабого, неуверенного в себе и запуганного человека в убийстве девяти человек. Единственное, что оставалось,— это поверить, будто Роберт Лестер на самом деле превращался в человеко-волка и что мутация давала ему громадную силу, позволяющую убивать в несколько секунд.

Полиция держала его под арестом как подозреваемого, только и всего. И вот тогда-то полицейским пришло в голову оставить Роберту Лестеру все, что было необходимо для отвара. Тщательно подготовившись, они приняли меры предосторожности, чтобы человеко-волк не убил кого-нибудь из них, не скрылся, выломав двери или согнув прутья решеток в камере, где сидел; на такой случай стража удвоила количество грозного оружия.

Роберт Лестер остался один.

Долгое время он созерцал порошки, травы и химические препараты, которые, предполагая, конечно, что он попадется в ловушку, оставили, положив прямо перед ним, так что ему нужно было только руку протянуть.

Если он обратится в человеко-волка, у полиции будет окончательное доказательство его виновности...

Он долго раздумывал.

Однако если он станет зверем, ему будет сподручнее удрать из этого малоприятного места, у него тогда появится сила, и он сможет прикончить парочку охранников, прежде чем скроется.

Единственное, что пугало его в будущем, это бродяжническая жизнь, неизбежные преследования людей, от которых он был вынужден бежать; вот тогда-то он и вправду стал бы волком, которого обложили, за которым гонятся...

Он пришел к выводу, что это все же лучше, чем сидеть здесь в клетке, как в зоологическом саду, да еще на тебя все время глазеют с нездоровым любопытством.

Глаза Роберта засверкали необычайным красноватым блеском; он решился, он выбрал: он снова будет человеко-волком, хотя бы и в последний раз, а не узником тюрьмы, где у кого хочешь силы иссякнут.

Они не дождутся от него покорности, волк никогда не станет смиренной домашней скотиной. Если нужно заплатить высокую цену за свою свободу, что ж, он заплатит, пусть даже на него будут охотиться, надменно и решительно заключил он. Волк не собака.

И спокойно, нисколько не торопясь, приготовил отвар. Он подозревал, что за ним следят, стерегут каждое его движение, он чувствовал их тайное присутствие, их изучающие взгляды. Но это не лишило его мужества, напротив — он принял это как вызов; приготовил питье и стал делать дыхательные упражнения. Через несколько мгновений почувствовал, что начинается мутация, величайшая перемена; и вот новая сила заставила напрячься его мускулы, клыки и когтистые лапы стали его оружием, она, эта сила, дала ему уверенность и власть над самим собой: он перестал бояться, теперь он нагонит страху на тех, кто его запер. И он принялся яростно трясти решетки и биться о стены, желая сокрушить свою тюрьму. Он свирепо рычал, ведь он снова стал высшим существом и вновь был в волчьей шкуре, в шкуре этого замечательного, прекрасного и могучего зверя, которого боятся все люди и перед которым все живое трепещет.

Полицейские сбежались к камере, откуда раздавался стук и дикий вой, и после нелегкой борьбы им удалось скрутить Роберта Лестера, человеко-волка, долгое время убивавшего людей и наводившего ужас на лондонцев. Теперь им следовало заняться не полиции, а врачам-психиатрам. Через несколько часов, в течение которых Роберт, стиснутый смирительной рубашкой, жалобно выл, врачи высказали мнение, что это был особенно яркий случай ликантропии и, кто знает, не проведет ли больной всю оставшуюся ему жизнь, ощущая себя в волчьей шкуре.

МИРИАМ

Добравшись до дому, Мириам сразу же вошла в парадное; она никогда не задерживалась поболтать с соседями или консьержкой; здоровалась и исчезала за дверью, отгораживающей от мира ее царство. Люди, видя, что она одна, всегда одна, всегда куда-то торопится, а сама красивая, гордая, изысканно одетая, строили разные догадки: эта женщина — киноактриса, нет, она работает на телевидении, да нет, она манекенщица; многие даже клялись, что видели, как она выступает.

Мириам выложила на стол в кухне все, что принесла: молоко, хлеб, консервы. Потом прошла в спальню, но включила только лампу, стоявшую на секретере. Она не любила яркого освещения, предпочитала светильники, их слабый мягкий свет; ей нравилось жить в полутьме, среди изломанных теней и отсветов. Потом она вернулась в кухню и, когда ставила в холодильник молоко, услышала, как кто-то печатает на машинке. Кто-то из соседей, студент или писатель. Нет, печатали где-то совсем рядом: такой ясный звук не мог доноситься из другой квартиры, и Мириам захлопнула холодильник. Пишущая машинка стучала и стучала где-то совсем рядом. Вполне возможно, что у нее в гостиной. Мириам выглянула из кухни. Ей показалось, что какой-то мужчина — она различала только силуэт — сидит и печатает на машинке. Однако у Мириам никогда не было ни машинки, ни письменного стола, ни огромного книжного шкафа — ничего из того, что она теперь видела. В полутьме зала она ясно различила сидевшего к ней спиной молодого человека в джинсах и рубашке в красную и зеленую клетку, он собирался вынуть из машинки лист бумаги. Посмотреть ему в лицо Мириам не удалось. Сомнений не было: кто-то влез к ней, не обман же это зрения, не призрак. В замешательстве она включила верхний свет. В тот же миг все исчезло. Ни письменного стола, ни книг, ни пишущей машинки. Все как обычно: современные занавески и кресла вместо старинных вещей, окружавших юношу.

Мириам не придала этому особого значения. Галлюцинациями она никогда не страдала, но ведь кино и книги, которые она читала, мысли и переживания одинокой женщины, ее напряженные долгие раздумья могли вызвать видение, навеянное сокровенными мечтами. Она вспомнила несколько фантастических рассказов Касареса [254]; в его «Паулине», например, речь шла о способности человека мысленно воссоздавать картины минувших эпох, образы вещей и существ, давно исчезнувших. Мириам вскоре бросила об этом думать и, устав за долгий трудный день на работе, легла спать.

Через несколько дней, когда все уже позабылось, Мариам, вернувшись под вечер домой и открыв дверь, увидела, что в спальне горит свет; таинственный свет освещал и другие комнаты. Немного поколебавшись, она вошла, ожидая увидеть вора, роющегося в ящиках в поисках ценностей. Но гостиная вновь была обставлена как в тот раз, когда она увидела здесь молодого человека, печатавшего на машинке. Только теперь пол закрывал зеленый ковер. Внимание ее привлекли книги, их было великое множество. Из спальни донесся шум, и она на цыпочках прошла туда, звук шагов тонул в толстом, мягком ковре. Там в качалке черешневого дерева с плетенным из лиан сиденьем покачивался какой-то мужчина, он читал, книга закрывала его лицо. Тихо ступая, Мириам осторожно подошла. Мужчина опустил книгу, и Мириам на мгновение увидела его лицо. Он исчез, и все, что его окружало, исчезло вместе с ним, но звук раскачивающейся качалки, такой несовременный, исчез не сразу, несколько секунд он, словно эхо, отдавался в воздухе.

Мириам теперь знала в лицо этого писателя (что он писатель, она ничуть не сомневалась): лет двадцать восемь, волосы черные, черты лица необычайно притягательные, спокойные глаза очень блестящие. Никого похожего на него среди своих знакомых она припомнить не могла.