Криминальная история России. 1995 – 2001. Курганские. Ореховские. Паша Цируль - Валерий Карышев

– Да, я знаю, у меня таких предметов нет.

– Мы вам верим, – сказали оперативники, – и не будем проводить обыск, но вам необходимо проехать с нами на беседу.

– Куда? – удивился я.

– В Мытищинскую прокуратуру. С вами побеседуют и отпустят. Поехали?

Теперь у меня осталось немного времени на раздумье. Нужно было определяться, ехать или нет. С одной стороны, конечно, ехать я не обязан – не было санкции на мой арест или задержание, а только на обыск. Но, с другой стороны… если я отказываюсь от поездки, то тогда в ответ на это они могут провести обыск по полной программе, что может привести к следующим результатам: могут подбросить какой-либо компрометирующий меня предмет – те же самые наркотики либо патрон. Второе – все имущество, мебель может быть сильно повреждена, мне назло. Тем более – по процедуре обыска это допускается.

Немного подумав, я решил ехать с ними. В конце концов, никакой опасности для меня не было. Скорее всего эта мера связана либо с напоминанием мне, что помимо того, что я адвокат, я еще и обычный гражданин, а следовательно, на меня распространяются все статьи УПК, включая обыски, допросы и прочее, а второе…

Второе – скорее всего попытка вывести меня из какого-либо уголовного дела, допросить в качестве свидетеля. В каком плане закон подразумевает это? Скажем, видит следователь или оперативный работник, что адвокат серьезно участвует в каком-либо уголовном деле, тогда он под каким-либо предлогом вызывает его как свидетеля и начинает допрашивать по тому же делу. Тогда на основании закона адвокат уже не имеет права быть защитником в этом деле. Такие уловки правоохранительные органы применяли часто.

Я дал согласие на поездку в прокуратуру.

Вскоре мы промчались на машине по пустынной Москве, выехали на Кольцевую дорогу и оказались в небольшом подмосковном городке, в четырехэтажном кирпичном здании, огороженном металлическим забором.

Несмотря на то, что было уже далеко за полночь, окна первых двух этажей были ярко освещены. Это говорило о том, что там продолжалась работа. Войдя в помещение, мы прошли по коридору и поднялись на второй этаж. Второй этаж, как я заметил, представлял собой нечто типа отстойника для задержанных, так как сразу у входа стояло несколько милиционеров с автоматами.

Вероятно, это были люди, охраняющие выход. В коридоре находилось несколько человек.

«Так, – подумал я, – значит, я не один, значит, еще несколько человек вызвали по этому делу, судя по тому, что так активно работают ночью».

Мне показали на стул недалеко от какого-то кабинета, а сами оперативники скрылись за дверью.

Прошло минут пятнадцать-двадцать, меня никто не вызывал. Я огляделся. Среди мужчин и молодых людей явно криминальной наружности заметил несколько девушек и пожилого человека. Всего насчитал шестнадцать человек. Также я обратил внимание, что по этому делу скорее всего работала целая следственная бригада, так как людей из коридора вызывали в разные кабинеты.

Наконец дверь кабинета приоткрылась, и оперативник, доставивший меня, выглянул оттуда и подал знак, чтобы я зашел.

Я вошел. За столом в небольшой комнате сидел мужчина лет тридцати двух – тридцати трех. Вероятно, это и был следователь. Он был без пиджака, в водолазке. Когда я вошел, следователь что-то писал.

Один из оперативников сидел за столом и внимательно рассматривал какую-то распечатку. Это была распечатка каких-то телефонных разговоров. Я обратил внимание, что на столе лежали мое адвокатское удостоверение, мой мобильник, уже вынутый из пакета, и еще несколько каких-то телефонов.

Я уже догадался, что попал в телефонную распечатку.

Тем временем следователь, бросив на меня беглый взгляд, показал на стул. Я сел. Он вытащил из папки чистый бланк, где сверху было написано «Протокол допроса», и быстро начал его заполнять.

– Фамилия, имя, отчество, – обратился он ко мне.

Я назвал себя. Затем последовали дополнительные уточнения – место работы, адрес и так далее. Наконец был задан главный вопрос:

– Итак, вы допрашиваетесь в качестве свидетеля по делу об убийстве, – и следователь назвал фамилию – Королев – и имя потерпевшего. – Я хочу вас предупредить об уголовной ответственности за дачу ложных показаний, в соответствии со статьей 51 Конституции.

«Подкован, – заметил я про себя, – если статью Конституции мне напомнил!»

Следователь протянул мне заполненный листок, где я должен был подписаться, что ознакомлен со своими правами и предупрежден о соответствующей статье. Я расписался.

– Итак, вопрос первый. Вы знакомы с таким-то? – И следователь назвал фамилию потерпевшего.

– Нет, не знаком.

– Телефон номер… – следователь назвал номер моего мобильного телефона, – принадлежит вам?

– Да, – кивнул я.

Затем следователь сделал паузу, напечатав на машинке следующий вопрос, и спросил:

– Что вы делали в момент убийства потерпевшего?

– Простите, – прервал я. Мне было известно, что следователи любят такие провокационные вопросы и иногда им везет – люди начинают говорить. Но тут перед ним профессиональный защитник. – Когда это случилось, я могу узнать? И в момент убийства кого?

Следователь внимательно посмотрел на меня и снова назвал фамилию и имя потерпевшего.

– Я с ним не знаком и поэтому не знаю, какое время вы имеете в виду. Назовите мне время, и я отвечу, что делал в этот момент.

Вероятно, следователь понял, что на этот раз его примитивная хитрость не сработала.

– Хорошо, – продолжил он, – тогда объясните следствию, каким образом вы звонили потерпевшему с вашего мобильного телефона после двенадцати часов ночи?

Судя по всему, я в это время действительно кому-то звонил, так как на столе лежала распечатка телефонных разговоров, и абзацы были выделены разноцветными маркерами – желтым, зеленым, фиолетовым, синим и другими. Вероятно, для каждого подозреваемого был свой цвет.

Я пожал плечами. Конечно, можно было ответить, что набрал неправильный номер телефона или неверно записал чей-то номер, тем самым полностью отсекая себя от дела. Но я посчитал, что говорить так нет смысла.

– Я звонил этому человеку для того, чтобы с ним встретиться.

– Почему вы хотели с ним встретиться? Откуда вы знаете этого человека и какова цель вашей с ним беседы?

«Ну вот, – подумал я, – называется, дал правдивые показания! Что мне ответить?» Я решил не отвечать.

– Послушайте, это мое личное дело, и я не обязан докладывать вам о целях моей будущей беседы и о теме разговора. Если у вас есть какие-то показания о моей причастности к этому делу, предъявляйте. Если же нет – давайте закончим на этом.

Вероятно, это еще больше взбесило следователя. Он встал, оттолкнул листок и повышенным голосом сказал:

– Слишком все грамотные стали! Слишком много все знают! Но все же не забывайте, куда вы попали! В прокуратуру! Вы знаете, чем мы занимаемся? – И он сбивчиво, раздраженным тоном стал перечислять мне все перспективы моего пребывания у него. – Да я вас…

Но тут раздался телефонный звонок.

– Алло, – бросил следователь в трубку. Вероятно, информация была весьма неприятной для него и, вероятно, какое-то отношение к этому имел я. – Да вы что! – закричал он в трубку. – Я сейчас разберусь с ним! Подумаешь! – Выслушав ответ, следователь закричал еще громче: – Все, все! Никаких встреч, никаких интервью!

И бросил трубку.

– Послушайте, – обратился он ко мне, снова отодвинув в сторону злополучный протокол, – вы что себе позволяете? Вы думаете, если вас задержали, то вы можете тут шоу устраивать?

– Какое шоу? – не понял я.

– Что, вы не понимаете, о чем я говорю? Вы нас за дураков держите? – И обращаясь к оперативникам, которые меня доставили: – Представляете, что творится? Сейчас к нам едет программа «Времечко» по поводу задержания адвоката, – и он показал на меня. – Они хотят взять интервью! Во какая у нас кинозвезда объявилась!

– Вы знаете, что никакой программы я не вызывал. Оперативники могут подтвердить это – я никому не звонил. Как они об этом узнали – для меня такая же загадка. И почему вы решили, что они едут именно из-за меня?

– Да потому, что они интересовались именно вами! – раздраженно закричал следователь.

Я прекрасно понимал, в чем дело. Это мой коллега вызвал «Времечко» для подстраховки. И правильно сделал. С другой стороны, следователь окончательно взбесился. Он постоянно повторял:

– Какие грамотные все стали! Спектакли, шоу решили тут устраивать! Да вы знаете, что я могу с вами сделать! Я могу вас просто по 122-й статье УПК закрыть в камеру на трое суток в качестве подозреваемого по тому преступлению, и все! А потом перед вами извинимся. А дальше – вы сами подумайте, как вы будете себя чувствовать в камере!

Действительно, такая перспектива была достаточно реальной. Я это хорошо понимал. Мне нужно было срочно что-то придумать, чтобы сбить его пыл.