Колосья под серпом твоим - Владимир Короткевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все приезжие во всех книгах хвалили местных людей за то, что те были хорошими родителями и мужьями. Но те книг не читали, да и удивились бы, прочитав: "А как иначе? Молодой – дури, сколько хочешь, хоть в лозу с чеканом иди, а женился – тут уж не-ет!"
Ехали домой немного навеселе. У Стафана тоже был хороший голос, хотя и хуже, чем у Андрея. Он пел, а Юлиан ему подтягивал густым басом:
Были у мати три сына на роду,
Приказали да всем трем на войну.
Ой да старшему не хочется,
Молодшему не приходится.
Ну, а средний меч берет, собирается,
С батькой, с матерью прощается.
– Не кусай усы, мой татка, при мне,
Не плачь, моя родная матка, при мне,
Не плачь, не плачь, моя матушка, при мне.
Наплачешься, моя мамка, без мяне,
Наголосишься, наплачешься,
С сиротами накугачишься.
– Погоди, – сказал вдруг Юлиан. – Кто это?
Из лесного острова слева от дороги вылетели два всадника. По белым свиткам было ясно – мужики. Не остерегаясь даже того, что конь может угодить ногой в хомячью нору, убегали, словно от смерти.
Юлиан узнал в одном из всадников Корчака. Второй был незнакомый.
– Как на слом головы, – сказал Стафан. – Кто б это?
Юлиан промолчал.
Всадники пересекли битый шлях саженей за пятьдесят перед возом. Стафан смотрел на них с интересом. Люди медлили, видимо раздумывая, куда кинуться. Левее от них было конопляное поле, а за ним – склон, поросший медными соснами. Правее – кусты, за которыми лежал чахлый, на сыром месте, лес. На опушке, как богатырь, стояла могучая сухая сосна.
Всадники, видимо, решились – поскакали налево, стежкой через коноплю. Когда телега подъезжала к месту, где они пересекли дорогу, Стафан увидел, что кони, оседая и бессильно сползая вниз, уже несут людей по крутому склону, заросшему соснами… На шляху лежали хлопья пены.
– Н-ну, – сказал Стафан, – загонят коней.
– Замолчи, – бросил Лопата. – Не твое дело.
С острова, откуда выскочили всадники, послышался цокот копыт.
– Вот почему, – догадался Стафан, увидев десяток верховых.
На свежих, почти не утомленных конях всадники глотали дорогу вдвое быстрее, чем предыдущие, и скоро вылетели на шлях. Остановились, оглядываясь. Лица были закрыты белым.
– Гей! – сказал один. – Не видели людей?
Стафан смотрел на него и думал, говорить или нет. Пожалуй, не стоило врать: неизвестно ведь, что за люди были те, да и связываться с этими страшно. Но всадников с повязками было много, а обычай говорил: видишь, что много людей гонится за одним, – не помогай. Он колебался.
– Видели, – сказал Стафан.
Лопата сжался. Всадники подъехали ближе. Глаза мрачно блестели над повязками.
– Куда помчали? – спросил всадник в синем.
– Двое? – спросил Стафан, медля.
– Да.
– Конные?
– Я вот тебя как опояшу, – сказал второй, с бешеными глазами, поднимая корбач.
– Погоди, – сказал синий.
– Гэна… як яно… – мямлил Стафан. – Конники, значит, два?
– Вот ворона, – рассмеялся синий.
– Два всадника пробегали верхом… – сказал Стафан, – унечки туды… Ды не, не туды, а унь туды, бачите, где мокрый лес.
– А не туда? – Бешеный указал корбачом на склон с медными соснами.
– Брось, – сказал синий. – Что им на склоне? Правильно говорит мужик, там мокрый лес, там, видимо, яр.
Они рванули вправо, но почти сразу попали в болото и стали его объезжать.
– Ты бачил? – спросил Лопата.
– Ничего я не бачил, не бачу и не буду бачить, – со злостью ответил Стафан.
Широкое лицо Юлиана было бледно. Он махнул рукой:
– Гони!
В этот момент из пущи, как раз между сухой сосной и тем склоном, где скрылись Корчак с другом, вылетел всадник. Наметом погнал к погоне, махнул рукой в сторону медного бора.
И Стафан удивился – такое незнакомое лицо стало у Лопаты. Щеки плотно обтянула кожа, рот как будто провалился, сильные челюсти дрожали.
Маленький отряд, видимо, спорил. Люди махали корбачами в разные стороны.
– Напрасно! – тонко кричал тот, что подъехал. – Говорю, временные кладки через яр за собой разрушили. Чирей вам теперь на зад, раззявы!
Когутов воз удалялся, группа всадников делалась все меньше и меньше. Лопата пожалел, что с ним нет ружья. Того самого надежного, кремневого, которое лежало у него на коленях, когда они советовались в челнах, а вокруг был разлив.
Ах, как он пожалел о ружье, потому что всадники начали снова увеличиваться. Очень быстро…
На миг Юлиан ощутил на коленях знакомую тяжесть, ощутил, как левая рука лежит на граненом стволе, а правая ощупывает привычный пудовый приклад, оплетенный врезанной в древесину и расплющенной – для красоты – медной проволокой. Он сам расплющил ее молотком когда-то на пригуменье. Был, помнится, ясный майский вечер.
Юлиан тряхнул головой. Очень широкий, но красивый рот сжался. Что жалеть, если ружья нет.
Всадники догнали воз.
– Ты что же это, хлоп? – люто спросил бешеный.
Тот, что прискакал позже, остановил Стафановых коней, несколько человек спрыгнули на землю и стащили Стафана с воза.
– Зачем врал? – спросил синий.
– Закон, пане, – просто сказал Стафан.
– А я вот тебе покажу закон… Законники… Правды ему захотелось.
Стфана начали избивать. Вначале кулаками и корбачами. Затем, свалив, сапогами. Пыль стояла над дорогой. Хекали, топтали, целили каблуками в голову, которую Стафан закрывал руками, в грудь, в живот, к которому он подтягивал и не мог подтянуть колени.
Стафан не кричал. Когда ударом переворачивали с боку на спину, смотрел сквозь кровь, заливавшую лицо, недоумевающими глазами.
Сильные челюсти Юлиана ходили. Он вначале думал, что обойдется двумя-тремя затрещинами, но минуты шли – и он вдруг понял, что Стафана убивают.
– Давай, хлопцы, давай! – кричал бешеный. – Еще пока "гуп". Кончай, когда "чвяк" будет!
Юлиана держали два человека. Он начал вертеться на возу.
– Как бьете?! – кричал бешеный. – А ну, на оглобицу его да по почкам его… по почкам!
Двое в масках вскинули Стафана на оглобицу воза.
Бешеные глаза поверх повязки смотрели весело. Бешеный вскинул саблю вместе с ножнами и плашмя ударил…
Юлиан вырвался. Навернул одному под нижнюю челюсть, и тот полетел с воза. Испуганные кони рванули, и заднее колесо с хрустом переехало упавшему руку. Тот заскулил. Бешеная радость заполнила сердце Лопаты. Он ударил ногой второго. В пах. Плюхнулся на дорогу и тот.
На крик синий вскинул звериные глаза. Юлиан рывком отодрал грядку с телеги.
Глаза Юлиана и синего встретились. И в этот момент ветерок отклонил с лица синего муслиновое покрывало. Юлиан на какое-то мгновение увидел жесткие усы Тодара Таркайлы и понял: это конец.
Тодар достал из-за пояса пистолеты.
– Тарка… – сказал Юлиан.
Два выстрела почти слились в один. Юлиан Лопата, стоя на возу, покачнулся и, странно загребая воздух руками, как будто шел купаться по неровному дну, упал на Стафана.
– …ла, – закончил он.
Он был убит наповал.
Кони мчались дорогой. Бешеный вдогонку выстрелил в Стафана… Затем всадники поскакали полем в сторону лесного острова.
Последняя пуля попала в бутыль, предназначенную для людей, которые завтра должны были начать копать колодец на когутовской усадьбе.
Кони летели. Потом, утомившись, пошли шагом. Крови нигде, кроме соломы, не было видно, и каждому, кто встречался с возом, казалось, что это едут с базара смертельно пьяные мужики.
Под колеса капала водка из пробитой бутыли.
…Алесь привез лекаря, когда Стафан был еще без сознания (пришел он в себя лишь на третий день) и, только раз на мгновение раскрыв осоловелые глаза, сказал не своим голосом:
– Ку-га.
Лекарь осматривал избитого. Алесь сидел во дворе на бревнах и слушал, как голосит Марта.
Слушал, как она, Марта, увидела лошадей, что сами остановились у ворот, как было подумала, что муж и Юлиан напились, как принялась ругать их и только потом увидела кровь.
– Поршники ведь купил, – причитала Марта, – да такие красивенькие, такие ладненькие!
Маленькая Рогнеда, на которую никто не обращал внимания, обула их и теперь топала перед Алесем, видимо ожидая, что он заметит и похвалит.
– Кровь, – сказал Алесь.
– Ав-вой, што той кровищи было! Вой-вой!
– Кровь, – подтвердил Алесь. – Кровь они принесли сюда. Никогда у нас так, в масках, не убивали… Ну что ж, будут иметь кровь.
Когда вышел лекарь, Алесь отвел его в сторону.
– Боюсь, он не жилец, княже. Сломали три ребра, пробили голову. Сотрясение мозга, несколько внутренних кровоизлияний. Но не это самое главное… Боюсь, что ему отбили одну почку. Так что это вопрос времени.
– Он мне брат, пан лекарь.
– Я слышал. Но вы ошибаетесь, если считаете, что я делаю разницу между князем и мужиком. Я лекарь.