Ненависть к поэзии. Порнолатрическая проза - Жорж Батай

Среди эмигрантов из СССР, приехавших в Париж в 1920 г., был писатель, сатирик и поэт Дон Аминадо (Аминад Петрович, или Аминадав Пейсахович, Шполянский, 1888–1957), пользовавшийся большой известностью среди русской эмиграции, и Батай вполне мог знать его лично или слышать о нем от Б. Поплавского, И. Одоевцевой, Г. Иванова или Г. Адамовича, с которыми он много общался в 20-е годы. Сам Дон Аминадо нередко использовал в своем творчестве образ Дон-Жуана.

(22) …hard labour — «тяжелый труд» (англ.). С одной стороны, очевидна ассоциация с «каторжным трудом», а с другой — с шекспировским «labour» из названия комедии «Напрасные усилия любви».

(23) …мы меняли внешность. — Это отголосок знаменитой бандитской истории, описанной в детской иллюстрированной книжке, широко распространенной во Франции в первой трети XX века — «Никелированные ноги» («Les pieds Nickelés»). В своей статье для журнала «Докюман» (№ 4, 1930) Батай будет трактовать персонажей этой книги как троицу кровожадных ацтекских богов.

(24) Хемингуэй. — Имя Эрнеста Хемингуэя появляется только во второй версии повести. По своему собственному признанию, Батай хотя и знал о существовании американского писателя и его деятельности в Париже, но в 20-е годы мало интересовался его творчеством. Однако в 1945 г. в первом и единственном номере журнала «Актюалите» под названием «Свободная Испания» он публикует в переводе Дианы Кочубей отрывок из романа «По ком звонит колокол» (дата выхода в свет романа Хемингуэя — 1940 г. — совпадает с фиктивной датой переработанного издания «Истории глаза» Батая) под названием «Запах смерти», где описывается смерть Гранеро, свидетелем которой был Хемингуэй. В творчестве Хемингуэя Батай особо выделяет тему тавромахии — в статье, представляющей перевод отрывка из упомянутого романа; здесь же он подробно цитирует отрывок из переведенной в 1938 г. Рене Домалем «Смерти после полудня», а также высказывает восхищение романом «И восходит солнце (Фиеста)» (который он прочитал впервые по совету Р. Кено в 1931 г.) в своей статье «Хемингуэй в свете Гегеля» («Критик», март 1953 г.). В последнем романе упоминается знаменитый матадор Марсьяль Лаланда дель Пино, тот же самый, что и в «Истории глаза».

(25) …своему другу-врачу… — Речь идет о представителе первого поколения французских психоаналитиков Адриене Бореле (1886–1966). Образованный в традициях французской школы психиатрии, он прошел курс психоанализа с Рене Лафоргом и стал одним из двенадцати основателей «Психоаналитического общества Парижа». Он лечил Батая, или, по крайней мере, регулярно наблюдал и консультировал, в 1925–1926 гг. Именно после этого «не слишком ортодоксального» курса психотерапии Батай начинает литературную деятельность. Упоминание о фотографиях в начале главы — далекий отголосок того «решающего», по мнению Батая, эпизода, когда Борель показал Батаю фотографии китайской казни «Расчленение на сто кусочков»: выражение лица у пытаемого Фу Чу Ли совершенно экстатическое, на нем написано наслаждение, возникшее от невыносимой боли (см. «Хронологический очерк», 1925). Здесь косвенным образом открывается тема литературного писания как средства лечения от психических расстройств.

Некоторые интерпретации, которые делают в повести персонажи Батая, также напоминают психоаналитические сеансы: эпизод с фригийским колпаком и Кардиналом, заключительные строки данной главы и проч.

Борель внимательно читал «Историю глаза» глава за главой и консультировал автора. Когда книга впервые выходит в свет, Батай дарит Борелю первый нумерованный экземпляр «Истории глаза».

Борель много практиковал в сюрреалистских кругах. Он был также врачом Мишеля Лейриса и Колетт Пеньо (Лауры).

Любопытно, что впоследствии психоаналитик Адриен Борель сыграет роль кюре Торси в фильме Робера Брессона «Дневник сельского священника» (1951) по роману Ж. Бернаноса.

(26) …от отца-табетика. — Табес — поздняя стадия сифилиса, при которой происходит общее поражение нервной системы. С отцом Батая паралич случился в 1900 г.

Тема сифилиса у Батая соотносима с настойчиво повторяющейся в «Истории глаза» темой жертвоприношения. Позже, в своей статье «Психологическая структура фашизма», Батай напомнит: в средние века слово «sacer» («сакральное») использовалось для обозначения постыдной болезни — сифилиса.

(27) …непристойный смысл. — В издании повести был приведен план продолжения «Истории глаза», где образ Симоны сливается с образом Лауры, которая умерла тоже в 35 лет (см. «Хронологический очерк», а также коммент. 2 к «Невозможному»).

«После пятнадцати лет все более и более развратной жизни Симона попадает в пыточный лагерь. Однако попадает она туда по ошибке; пережив пытки, слезы, весь идиотизм несчастья, Симона почти обращается в религию под воздействием одной обескровленной женщины, напоминающей монашек в севильской церкви. Ей тогда 35 лет. Она еще красива в тот момент, когда ее заключают в лагерь, но постепенно ее одолевает неумолимая старость. Прекрасная сцена с женщиной-палачом и монашкой: когда Симону и монашку забивают до смерти, Симоне удается избежать искушения. Она умирает так, как занималась любовью, но сохраняя чистоту (целомудрие). Идиотизм смерти. Лихорадка и агония преображают ее. Палач бьет ее, но она безразлична к ударам, она безразлична к словам монашки, которые теряются в процессе агонии. Это уже не эротическая радость — это нечто значительно большее. Но совершенно безвыходно. И это вовсе не мазохизм, и, по сути дела, эта экзальтация превосходит все, что только может представить себе воображение, она вообще все превосходит. Но основана она на одиночестве и отсутствии смысла».

Небесная синь*

Роман «Небесная синь» («Le Bleu du Ciel») был создан в 1935 году и опубликован в 1957-м издательством «Повер». Название «Небесная синь» возникает впервые в творчестве Батая применительно к небольшому тексту, который он пишет в августе 1934 года во время своего путешествия в Тоссу (Каталония), куда он поехал вместе с Андре Массоном (см. коммент. 1): этот текст будет напечатан в июньском номере (№ 8) журнала «Минотавр», а впоследствии станет одним из разделов книги «Внутренний опыт» (1943) (см.: Ж. Батай. Внутренний опыт. Пер. С. Л. Фокина. СПб.: Axioma / Мифрил, 1997. С. 146–151).

Текст, названный в романе «Введением», выходил в виде маленькой книжечки в 1945 г. под заголовком «Дирти» (издательство «Ревю Фонтен»); согласно датировке — 1928 г. — этот текст был, вероятно, фрагментом произведения «W.-C», которое Батай предал огню. Книжечке «Дирти» были предпосланы два эпиграфа. Первый из них являлся цитатой из «Феноменологии духа» Гегеля:

«To, что остается в рамках естественной жизни, не в состоянии посредством самого себя выйти за пределы своего наличного бытия; но оно изгоняется за эти пределы чем-то иным, и это исторжение есть его смерть. Но сознание для себя самого есть понятие себя, и благодаря этому оно непосредственно есть выход за пределы ограниченного и поскольку это ограниченное принадлежит ему, то и за пределы самого себя; пределами единичного для него в то же время установлено потустороннее, хотя бы только — как в пространственном созерцании — рядом с ограниченным. Сознание, следовательно, само себя насильно заставляет испортить себе ограниченное удовлетворение. Чувствуя это насилие, страх перед истиной может, конечно, и отступить и стремиться сохранить то, чему угрожает опасность быть утраченным. Но этот страх не может найти покоя: если он захочет пребывать в безмысленной косности, то безмыслие будет отравлено мыслью и косность нарушится его беспокойством; если же он утвердится как чувствительность, которая уверяет, что всё в своем роде прекрасно, то это уверение точно так же пострадает от насилия со стороны разума, который потому и не найдет нечто прекрасным, что оно „своего рода“» (пер. Г. Шпета. Гегель Г.-В.-Ф. Собр. соч. Т. 4. М, 1959. С. 45–46).

Второй принадлежит Батаю:

«Как жаль!

История выиграла бы, если бы не имела такой несчастный вид.

Тем самым она была бы унижена вдвойне.

И задыхалась бы вдвойне.

Временами я настолько сильно желаю унижения или удушья, что мне следовало бы стать даже не богом, но солнцем!»

Батай пишет свой роман в связи с тревожными событиями во Франции, в которых после так называемого «дела Ставиского» со всей очевидностью стала вырисовываться угроза фашистского переворота. Сначала Батай задумывает теоретический труд «Фашизм во Франции», который так и не был завершен. Несколько месяцев спустя Батай создает «Небесную синь».

За 22 года, которые прошли с момента написания до момента публикации, роман постепенно обретал пророческий смысл, являя собой прообразы и войны в Испании, и Второй мировой.