Солнце в зените - Шэрон Кей Пенман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
'Матушка'?
Она тут же обернулась. Сын взял Маргариту за руку, помогая подняться. Мать оперлась на него, окруженная кольцом любимых рук.
"Эдуард...ты знаешь?"
"Да, матушка". Юноша бросил взгляд поверх материнской головы вдоль комнаты, туда где стояли Сомерсет и Девон. "Сомерсет мне сообщил".
Во время сильных волнений и так отягощенный сильным акцентом английский Маргариты имел склонность к дроблению, к соскальзыванию в неразборчивую галльскую непонятность. Сейчас дело обстояло именно подобным образом, и она резко перешла на родной язык, начав вещать быстро, едва останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Сомерсет и Девон обнаружили сложным следовать за разговорным французским, но уяснили для себя достаточно из поддающегося пониманию, дабы обменяться встревоженными взглядами.
Джон Мортон, бывший столь же опытным придворным, сколь и духовным лицом, обеспокоился так сильно, что совершил серьезное нарушение этикета. Он выступил вперед, произнося: "Госпожа, конечно же, вы не намерены вернуться во Францию. Молю вас, скажите, что мы неправильно вас поняли".
Удивление Маргариты оказалось таким же очевидным, как и ее недовольство.
Сомерсет пришел в смятение, Девон также не отстал. Оба быстро присоединили свои голоса к одиноким убеждениям Мортона. Высказывали торжественные заявления, доказывали, умоляли...не прибегать к найденному пути отступления. Маргарита осталась глуха к их просьбам, дав самый неопровержимый из односложных ответов. Она вынесла решение. Она вернется во Францию с первым приливом. Она не будет рисковать жизнью сына сейчас, когда Уорвик мертв. Для нее ничто этого не стоит. Ничто, повторила Маргарита непреклонно ледяным тоном.
Для ее собеседников в данный момент мечта корчилась в смертельных конвульсиях, они стали настаивать, переходя границы терпения своей королевы.
"Вы достаточно высказались, господа", - оборвала их Маргарита. "Мы отплываем во Францию, и я не желаю более об этом говорить".
Ее сын слушал спор молча...до последнего момента.
"Нет, матушка".
Маргарита обернулась, чтобы посмотреть ему в лицо, тогда как Сомерсет, Мортон и Девон наблюдали, напряженные и охваченные внезапной надеждой.
"Эдуард?"
"Я не согласен бежать, уступая победу Йорку. Если мы не воспользуемся имеющейся возможностью сейчас, она может больше никогда не предоставиться. Меня глубоко огорчает, что мы должны сейчас ссориться, матушка. Но я не смогу жить и далее в изгнании в то время, как узурпатор владеет королевством, принадлежащим мне по праву".
Маргарита медленно кивнула."Корона ваша, Эдуард, сын мой, это правда... после смерти вашего господина отца".
Упрек мгновенно заставил принца замолчать. Он часто говорил о страданиях своего отца, почтительно принося обет отомстить за его плен. Но правда заключалась в том, что Эдуард часто совсем забывал о Гарри Ланкастере. Его воспоминания об отце никогда не отличались яркостью и значительно затенялись прошедшими годами, смутно неприятными для возвращения к ним в мыслях. Как воспоминания, так и чувства ими вызываемые не исследовались юношей, никогда не появляясь на солнечном свете.
Инстинктивно, Эдуард предпочитал, пусть все так и остается, подозревая, матушка думает точно также. Сейчас он знал, Маргарита на самом деле боится угрожающей сыну опасности, прибегая к упоминанию об отце.
Воспользовавшись его колебанием, матушка сократила расстояние между ними. Она дотронулась до руки сына, ее пальцы сомкнулись вокруг запястья в успокаивающей ласке, и наблюдающие сцену мужчины увидели, улыбка Маргариты не утратила ни грамма своего очарования в течение минувших лет, проведенных в изгнании.
'Я не прошу вас что-либо уступать, возлюбленный сын. Я прошу только подождать, подождать, пока не настанет более подходящий момент... Ничего, кроме того'.
'Если мы сейчас оставим Англию, то все потеряем', произнес Эдуард решительно. 'Возможность не повторится'.
'Эдуард, вы не понимаете. Не осознаете, чем мы рискуем...'
'Я осознаю, что стоит на кону. Английская корона'.
Маргарита схватила сына за плечи, словно намереваясь встряхнуть его. Но она этого не сделала и, после нескольких судорожных вздохов, позволила своим рукам упасть.
'Эдуард, любовь моя, выслушайте меня', - упрямо попросила мать. 'Вы не знакомы с вашим противником. Эдвард Йорк - закаленный воин и безжалостный человек, никогда не встречавший поражения на поле брани'.
И Сомерсет, и Девон при этих словах окаменели, ибо смысл их был ясен, но у Маргариты не нашлось лишнего времени для пощады чувствительности поддерживающих ее вельмож.
'Йорк поклялся, после случившегося в замке Сандл на нас лежит кровный долг перед ним. И пусть лжет он также часто, как другие делают вдох, на сей раз Эдвард намерен сдержать слово, ждать для этого пришлось целых десять лет. Проиграй мы, он не проявит к вам снисхождения'.
Маргарита совершила грубую ошибку и поняла это... но слишком поздно.
'Я не прошу снисхождения у Йорка', - вспылил Эдуард. 'Я прошу лишь его голову на воротах лондонского подъемного моста, и именем Господа клянусь, она там окажется!'
'Хорошо сказано, Ваша Милость', - вставил Девон, тогда как Сомерсет и Мортон решили придерживаться более осмотрительной политики молчания, не испытывая склонности и далее раздражать королеву, когда для этого не было необходимости, зная теперь, что смогут поступить по-своему, что мнение принца возобладает.
Маргарита тоже знала. Очевидное получило доказательство в ее последующих речах.
'Даже если я настаиваю, Эдуард?' Сам по себе факт нужды в вопросе являлся уступкой проигравшей стороны.
'Не стоит, матушка', - тихо ответил принц.
Последовавшее молчание принесло бремя неловкости, даже для восторжествовавших. Девон обнаружил на буфете бутыль с вином и бокалы.