Том 28. Письма 1901-1902 - Антон Чехов

Затем будут баллотироваться: Вейнберг — 10 голосов; Михайловский и Спасович — по 6; Мережковский — 5; Ефремов, Сальяс и Стороженко — 4. По 3 раза записаны: Веселовский, Микулич, Чичерин, М. Горький, Нем<ирович>-Данченко Вас. Случевский. По 2: Головин, Мамин, Станюкович, Сухово-К<обылин>, Суворин, Р<имский>-Корсаков, Марков Евг., Луговой, Скабичевский. По первому разу выберут разве одного, и надо будет перебаллотировать, чтобы набрать еще 4» (там же, стр. 37).

26 февраля Кондаков прислал Чехову телеграмму: «Почетными академиками избраны двое: Сухово-Кобылин и Максим Горький» (там же): 10 марта Кондаков описал Чехову выборы подробно. «Дорогой и многоуважаемый Антон Павлович, за недосугом я не успел подробнее написать Вам о выборах, в дополнение своей телеграммы, а между тем вот уже выборы М. Горького приказано свыше считать недействительными. Расскажу кратко, как было дело. <…> Выборы шли так туго, как никогда, и так как требовалось 2/3, т. е. 9 шаров белых при 4 черных, то по 1 разу вышел только Сухово-Кобылин, получивший <…> 12 белых. Вейнберг, Ефремов, Чичерин, Горький — получили 8, Спасович, Веселовский, Микулич, Головин, Евг. Марков по 7, Михайловский, Мережковский, Сальяс, Станюкович, Луговой по 6, прочие менее. Тогда стали баллотировать во 2-й раз всех с 8, 7 и 6 шарами: и вот только Горький получил 9 <…> Уже через несколько дней появилась заметка Мещерского в „Гражд<анине>“ о выборах М. Горького; она перепечатана в „С<анкт>п<етер>б<ургских> ведомостях“. Затем объявлено крайнее неудовольствие, и приказом избрание объявлено недействительным. Сегодня Разряд собирается для совещания о том, как производить дальнейшие выборы. Правду сказать, нет большой охоты и выбирать».

В письме от 12 марта Кондаков сообщал: «…вчера было особое заседание Разряда изящной словесности, опять в Мраморном дворце, посвященное тому же инциденту с Максимом Горьким. Прочли Высочайший выговор, изложенный в словах, что Гос<ударь> „глубоко огорчен“ выборами и что мин<истерство> нар<одного> просв<ещения> предлагает отныне представлять всех кандидатов на усмотрение его и м<инистерст>ва вн<утренних> дел. Затем долго читали „Правила“ и пытались подобрать другие, но так ничего не подобрали и с тем разошлись, что соберется частная комиссия.

Как произошло все это недоразумение, о том по городу ходит много догадок и слухов, но толку в них нет.

Говорят, что в большом свете много лиц, читавших Горького и стоящих за выборы. Так меня уверяли не раз. Но также я знаю, что литературные кружки в восторге от инцидента и в негодовании на Академию».

…я не знаю, что мне делать, оставаться мне в поч<етных> академиках или уходить. — Кондаков ответил: «Затем, конечно, считаю своим долгом просить не усугублять горечи какими-либо заявлениями, как можно понять из Вашего письма <…> Отделению нашему и без того горько, и едва возникший и еще совсем не устроившийся Разряд может быть совершенно расстроен и даже закрыт, если не дадут пройти времени и новому положению основаться».

Однако другие корреспонденты Чехова настойчиво советовали ему заявить свой протест, отказавшись от звания почетного академика. Профессор Киевского университета зоолог А. А. Коротнев писал 11 марта: «Пишу Вам под впечатлением только что прочитанной новости — увольнения М. Горького из академиков. Нахлынувшее чувство обиды и негодования еще более усиливается предчувствием того, что и эта пощечина народному самосознанию пройдет даром и безнаказанно. Неужели же остальные почетные академики не выйдут в отставку? А то ведь покорное молчание с их стороны будет принято за одобрение совершившейся мерзости!» (Из архива Чехова, стр. 229). 2 апреля в том же духе писал А. И. Эртель: «Разлетелся было приветствовать Горького с вступлением в Академию, чему был искренно рад, — не столько за него лично, ибо зачем ему Академия, — сколько за его „дух“, неожиданно вторгнувшийся даже в официальные салоны, и не „силко́м“, а по приглашению. Но, по всей вероятности, еще и письмо мое не дошло, как его не замедлили „изблевать“ <…> Будь я на вашем месте, г.г. академики, я бы не замедлил расплеваться с Академией после этого пассажа, — конечно, наивозможно шумнее, дабы подчеркнуть это новое проявление „ослиномании“ в наших, решительно спятивших, сферах» (ГБЛ).

По-видимому, по вопросу о выходе из Академии Чехов обращался за советом к К. К. Арсеньеву, который писал ему 29 марта 1902 г.: «Глубокоуважаемый Антон Павлович, получив письмо Л. А. Куперника, спешу сообщить, что обжалование меры, принятой относительно А. М. Пешкова, невозможно: некому жаловаться, потому что нет власти, выше стоящей. Что касается же выхода из Академии, то пока, сколько мне известно, никто из ординарных и почетных академиков этого вопроса не возбуждал» (ГБЛ).

Наиболее принципиальную позицию в этом вопросе занял В. Г. Короленко. См. письма 3705, 3725, 3726, 3733, 3756 и примечания к ним.

…есть кое-что новое, им написанное… — 27 марта 1902 г. Толстой написал предисловие к новому изданию книги «Соединение и перевод четырех евангелий».

3718. П. Ф. ИОРДАНОВУ

3 апреля 1902 г.

Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: Неизд. письма, стр. 88.

П. Ф. Иорданов ответил 11 апреля 1902 г. (ГБЛ).

…посылаю Вам книги… — См. письмо 3703. 11 апреля Иорданов сообщил, что книги получены.

V и VI томы соч<инений> Екатерины II… — Сочинения императрицы Екатерины II на основании подлинных рукописей и с объяснительными примечаниями академика А. Н. Пыпина. V том вышел в 1903 г., VI том не вышел совсем. В списке книг, посланных Чеховым в Таганрогскую городскую библиотеку (ЦГАЛИ), под № 1284 (л. 29 об.) значатся 5 томов.

3719. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

5 апреля 1902 г.

Печатается по подлиннику (ГБЛ). Впервые опубликовано: Письма к Книппер, стр. 222.

Телеграмма. Датируется по помете на бланке: подана 5 IV.1902.

Ответ на письмо О. Л. Книппер от 31 марта и телеграмму от 3 апреля 1902 г.; Книппер ответила телеграммой 5 апреля (Переписка с Книппер, т. 2, стр. 421–422, 423, 426).

25 и 27 марта Книппер писала, что плохо себя чувствует; 31 марта — про случившийся у нее выкидыш.

3720. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

6 апреля 1902 г.

Печатается по подлиннику (ГБЛ). Впервые опубликовано: Письма к Книппер, стр. 222.

Телеграмма. Датируется по помете на бланке: принята 6 IV.1902.

Ответ на письма О. Л. Книппер от 31 марта и 2 апреля и телеграмму от 5 апреля 1902 г.; Книппер ответила телеграммой 6 апреля (Переписка с Книппер, т. 2, стр. 421–423, 426).

Евгения Михайловна — Е. М. Раевская.

Константин Сергеевич — К. С. Станиславский.

31 марта Книппер, рассказывая о своей болезни, писала: «Конст<антин> Серг<еевич> целый день сидел у Раевской и бродил по коридору. Все за мной ухаживали». 2 апреля — из Клинического повивального института: «Сегодня в 5 час. переезжаю к Мухину. Конст<антин> Серг<еевич> приедет опять и повезет меня на носилках. <…> Сейчас Раевская привезла мне твое письмо от 27».

6 апреля 1902 г. Станиславский отправил Чехову телеграмму: «Ольга Леонардовна поправляется. Клянусь, ничего опасного. Ради полной безопасности в будущем важно вылежать должное время. Она торопится выездом, скучая по Вас, а также боясь, что Вы выедете за ней на север. Остановите ее телеграммой. Кланяюсь. Алексеев» (Станиславский, т. 7, стр. 232 — с неверной датой: 5 апреля 1902 г.).

Беспокоюсь, телеграфируй ежедневно… — Книппер телеграфировала Чехову 6, 7, 8, 9, 10 и 13 апреля. См. Переписка с Книппер, т. 2, стр. 426, 428, 430 и 433.

3721. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

10 апреля 1902 г.

Печатается по подлиннику (ГБЛ). Впервые опубликовано: Письма к Книппер, стр. 223.

Телеграмма. Датируется по помете на бланке: принята 10 IV.190<2>.

Ответ на письма О. Л. Книппер от 5, 6 и 7 апреля 1902 г. (Переписка с Книппер, т. 2, стр. 425, 427–429).

Приехал Немирович. — 5 апреля Книппер сообщала: «Завтра Немировичи уезжают в Севастополь <…>». 6 апреля она писала: «Вчера ты, верно, видел Влад<имира> Ив<ановича>? Он хотел приехать к тебе и все рассказать». Немирович был в Ялте 10 апреля и встречался с Чеховым (Л. Фрейдкина. Дни и годы Вл. И. Немировича-Данченко. ВТО, 1962, стр. 211). В тот же день он телеграфировал Книппер: «Нашел Антона добропорядочным. Последнее время ему лучше. Видел Альтшуллера. Говорит, что можно в Москву только в мае. После двух Ваших телеграмм Антон спокоен, и я его, очевидно, очень оживил, поговорили до полуночи. Совсем не кашляет. <…> Ночевал я в Вашем доме внизу. Хотел ехать назад сегодня. Антон не пускает» (Немирович-Данченко, стр. 246).