Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели - Дмитрий Панов

После этой бомбежки нам стало ясно, что если немец и не обнаружил нашу стоянку, расположенную в лесу, то сделает это в ближайшее время. На войне очень важно упредить противника, разгадав его намерения. Тот не солдат, кто не пытается проникнуть в намерения неприятеля, поставить себя на его место. И потому мы рассредоточили свои самолеты по опушкам броварского леса.

27 июля 1941 года «Ю-88» прошел над нашим броварским аэродромом на высоте три тысячи метров как раз в момент взлета всей нашей эскадрильи на боевое задание — штурмовку танковой колонны противника на Житомирском шоссе западнее реки Ирпень. Было ясно, что «Фриц» нас засек. Теперь жди гостей. Они объявились на следующий день в семь часов утра — 27 «Ю-87» одномоторных «лаптежников» с решетками под крыльями для крутого пикирования. Это на вид очень неуклюжий и устаревший самолет был весьма эффективен во время бомбежек, и его остерегались как наши наземные войска, так и летчики. На наш аэродром посыпались авиабомбы, десятикилограммовые осколочные и зажигательные — термитные с ротативными оболочками. Ротативная бомба была сделана из фанеры и по форме полностью повторяла тяжелую авиабомбу: длиной до 3-х метров и сантиметров 90 в диаметре. Ее корпус был стянут слабенькими обручами, а сзади вместо стабилизатора приспособлен гнутый пропеллер для вращения бомбы в полете. В оболочке ротативной бомбы помещалось более сотни мелких бомб: осколочных, весом по 2–2,5 килограммов, или зажигательных. В мгновение ока наш броварский аэродром превратился в огненное поле, среди которого свистели осколки. Зажигательные бомбы подпрыгивали, как будто на дьявольском фейерверке. Конечно, если бы наши самолеты оставались на своем обычном месте, то наша эскадрилья просто перестала бы существовать. Я еще раз убеждался, что немцы, как противник, были гораздо сильнее и изощреннее японцев. Их оружие более совершенно и лучше отработано для применения в боевой обстановке.

Должен отметить, что к исходу первого месяца войны мы уже начали понимать, что расхлебывать заварившуюся кашу придется тяжело и долго. Первые дни войны мы все еще ждали, как нас уверяли в мирное время, что появятся откуда-то из глубины страны грозные непобедимые армии, десятки тысяч танков, небо загудит тысячами наших самолетов, и враг будет опрокинут и уничтожен. За месяц в нашем сознании произошла болезненная ломка. Приходилось признавать реальности, так непохожие на довоенную пропаганду: у нас слабая техника и бездарное командование, немцы нас бьют. Но наряду с этим нарастало ощущение того, что мы должны преодолеть все это. Появлялись упорство и ярость, заслонявшие страх смерти, свойственные славянам, многие сотни лет боровшимся со свирепыми степняками. Словом, надежда была на природные качества наших людей, которые, в конце концов, не подвели. Вот только люди с такими природными качествами, ей Богу, заслуживали лучшей судьбы и лучшего руководства. Высокомерные немцы были более изнежены, менее стойки, но превосходили в технике и организации.

В тот же день, 28 июля 1941 года, примерно через час после налета на наш аэродром, немецкие бомбардировщики группой из 36 самолетов «Ю-88» нанесли удар по штабу Юго-Западного фронта, который особенно не пострадал. Но как было обидно нам, истребителям, беспомощно наблюдать со своего аэродрома за работой авиации противника. Нас опять не предупредили о подходе противника, а вылетать «по-зрячему» — это означало вылетать впустую, бомбардировщики противника, конечно же успеют уйти. Этот налет стал роковым для небольшого украинского городка: целые кварталы были снесены, погибло много жителей. Зенитная артиллерия вела интенсивный огонь, но хотя и сбила два самолета, отогнать противника не смогла. Когда наша 3-я эскадрилья, два звена которой поднялись в воздух, попыталась преследовать противника, то «Юнкерсы» просто дали полный газ и легко от нас оторвались. «Почему это происходит?» — задавали мы друг другу бесполезный вопрос.

А тем временем немцы уткнулись в оборону наших войск на западе и юге Киева и не могли продвинуться вперед. Наша пропаганда, направляемая сверху, сразу бодро затрубила: «Киев есть, был и будет советским!», оказав этим очень плохую услугу многим киевлянам, в частности, евреям. Мне кажется, что Семен Буденный так обрадовался приостановке немецкого наступления, что стал убеждать себя и других — немцы выдохлись. Хотя не требовалось особого стратегического мышления, чтобы понять — противник ищет слабое место. Этим местом был тот самый Окуниновский плацдарм, где Днепр пересекал захваченный немцами хороший деревянный мост, длиной в 700 и шириной в 10 метров. Именно здесь постоянно сохранялась угроза окружения киевской группировки наших войск.

29 июля 1941 года два самолета: мой и младшего лейтенанта Михаила Деркача, который прикрывал меня сзади, вылетели на разведку противника по маршруту Житомир — Радомышль — село Иванково — село Окуниново. По всему маршруту, петляя по лесным дорогам, двигалось до сорока ротных колонн немцев в пешем строю, до 800 автомашин, тягачи волокли около сотни орудий разного калибра. Все эти войска явно направлялись на Окуниновский плацдарм. В ходе последующих событий нам стало известно, что противник сосредоточил в этом направлении до 20 дивизий. С ними сражалась пятая армия генерала Потапова, которую мы, летчики-истребители 43-го и 2-го истребительно-авиационных полков, активно поддерживали.

В этот же день, 29 июля 1941 года, наша эскадрилья получила приказ нанести штурмовой удар по колонне войск противника в районе Обухова. Вася Шишкин вел всю эскадрилью. Действительно, в районе цели мы обнаружили до сорока немецких автомашин. С первого же пуска ракеты Вася поджег бензоцистерну. Вверх взметнулся огненный факел с дымной шапкой. Мы обрабатывали колонну до тех пор, пока количество факелов не выросло до девяти, а колонна автомашин противника была полностью охвачена огнем, дымом, пылью. Как рассказывал мне потом Вася Шишкин, в момент атаки он заметил, что его мотор начал сильно греться. Давление масла упало до 0. Термопара головок цилиндра подскочила до 360 градусов. Все ясно — мотор работает без масла. Пуля пробила масляный бак самолета и 22 литра масла быстро убежало в это отверстие. Было понятно, что мотор вот-вот заклинит, а затем вспыхнет пожар. Самолет протянул еще километров 15 от цели, и Шишкин был вынужден приземлиться на территории, занятой врагом.

Что было делать? Своего командира мы любили, и нам не хотелось его терять. Вовремя заметив беду, которая с ним случилась, мы построились каруселью и принялись кружиться над местом приземления Шишкина. Место, где он приземлился, было ровным, без естественных препятствий. Влас Куприянчик, любивший опасные дела, вышел из строя и посадил свой самолет рядом с подбитой «Чайкой» Шишкина. Вася выскочил из своей машины и принялся забираться в кабину к Власу. Пока они пристраивались в тесной кабине, к севшим «Чайкам» уже пылила автомашина с немецкими солдатами. Уж не помню, кто из ребят вышел из строя и гонялся за ней, тарахтя пулеметами, пока не поразил. Машина остановилась, немцы разбежались по полю и залегли. Конечно, все были очень рады, что спасли своего командира. Должен сказать, что Влас Куприянчик был до предела храбрый летчик. За спасение командира в бою приказом командующего фронтом он был награжден орденом Ленина. К сожалению, посмертно. Через неделю Влас погиб, а известие о его награждении пришло в полк дней через десять. А ранее мне не раз приходилось запрещать Власу Гавриловичу снижаться во время атак до самой земли и пикировать ниже высоты в 150 метров над землей — по Боевому Уставу ВВС. Я не раз говорил Власу, что боевые уставы написаны кровью и не будет большого подвига погибнуть попусту. Но молодой задорный парень смело отвечал: «Мы, товарищ комиссар, не из трусливого десятка». Что ж, извечное: если бы молодость знала, если бы старость могла.

А события накатывали грозным валом — немцы все теснее сжимали кольцо вокруг Киева, а у нас во всем была нехватка: войсках, технике, транспорте, продовольствии, снаряжении. Деньги стали заметно терять свою стоимость, возле киевских магазинов стояли огромные очереди. Через железнодорожные мосты то и дело проходили на восток поезда с оборудованием и рабочими заводов. Промышленность Киева остановилась. Чувствовалось, что у нас маловато силенок, чтобы одолеть шестую немецкую армию, осаждавшую Киев, потом именно эта армия попала в наше окружение под Сталинградом, но пока у нее впереди были победы.

Несколько раз мне случалось проезжать по Киеву, направляясь в штаб дивизии. Люди на улицах выглядели подавленными и всякого военного сразу окружали толпой, тревожно спрашивая: «Как складывается обстановка на фронте! Сумеем ли мы удержать Киев?» Что я мог ответить людям во время таких разговоров. Отвечал уклончиво, хотя нам, летчикам, пожалуй, лучше всего было видно, как упорно немцы готовят окружение города, как контратаки наших войск не приносят нужного эффекта, без достаточной поддержки артиллерией, авиацией, танками. Должен сказать, что наша кадровая армия, почти вся погибшая в 1941 году, дралась упорно и смело, но как же неграмотно ею руководили!