Гном. Трилогия - Александр Шуваев

  - Нельзя подводить товарищей. Знаешь, сколько людей прямо-таки жаждут с ним поздороваться? Вот вы не поверите, товарищ маршал, но он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО пытался оказать сопротивление и напал на члена группы. Конкретно - на меня. А так я бы его и пальцем не тронул. Зачем? Специалисты все равно лучше умеют. Вот вам свиней колоть доводилось?

  - Ну? Сам нет, а у соседей видел.

  - Так вот там с тушки ничего не пропадает. Окромя визгу. Но мы же - коммунисты! Мы так исхитримся, чтоб даже визг в дело пошел, и было бы его как можно больше.

  Во время ареста, да и после, в дороге, такая злоба, такое поведение, приличествующее, разве что, вовсе потерявшему себя карателю, были настолько не характерными для Горбатова, мужика предельно порядочного, справедливого и всегда ведущего себя со сдержанным достоинством, что все только диву давались.

  Они не понимали и не могли понять. Встретив своего командира, он, тем самым, встретил и первого человека который - понимал. Ни в какой мало-мальски нормальной жизни, даже на войне, просто нет места такой ненависти, которой Александр Васильевич ненавидел наркома НКВД. Ослепляющей и сводящей с ума. Ни на йоту не ослабевшей за пять лет, и поэтому могущей убить, если не дать ей выхода. После ареста Горбатова семья его хлебнула горя больше, чем человеку допустимо и позволительно вынести, и, не будь семьи, он, наверное, убил бы Берия даже без пришедшейся кстати истории с мятежом и арестом. Теперь ненависть эта ощущалась с такой силой, била в окружающих так, как будто была чем-то материальным. Она сама по себе вызывала такой ужас, что сопровождавшие его, люди безусловно храбрые и не отличавшиеся особой чувствительностью, почли за благо помалкивать и не попадаться лишний раз на глаза, а Берия, вовсе не бывшего ни слабаком, ни трусом, практически сломало одно только его близкое присутствие на протяжении этих нескольких часов. В Москву доставили не всесильного наркома, а человека, полностью готового к употреблению. В этот момент он подписал и подтвердил бы все, что угодно. Парадоксальным образом только то, что его немедленно бросили в одиночку, позволило ему хотя бы отчасти прийти в себя.

  Горбатов не распространялся на все эти темы. Только раз прорвалось, когда он курил, глубоко затягиваясь "казбеком".

  - Если б вы только знали, как тянет покончить с собой, когда эти... вызывают на очередной допрос. О смерти мечтаешь, как в молодости о свиданьи. Да нет, куда там, сильнее. И не знаешь, что хуже, когда перерыв часа четыре, или когда дадут отдохнуть недельки две, - а потом по новой...

  А пока, сквозь невидимые со стороны щелочки заплывших глаз, бывший нарком не смотрел - подсматривал за Рокоссовским, потому что тот не подозревал, что это - способно что-то видеть, - да уже и не обращал на него никакого внимания.

  Несмотря на то, что на фронте ему не раз приходилось "цапаться" со строптивым подчиненным, Горбатов определенно ему импонировал. Высокий, красивый, маршал стоял, чуть расставив упругие ноги в ладно сидящих на нем "генеральских" галифе, и спокойно улыбался приятному и равному себе собеседнику. Уверенный в себе мужчина, хозяин жизни, каким так и не довелось стать ему, Лаврентию Берия. Хоть и высокопоставленный, - выше не бывает, - но все-таки, в конце концов, только прихвостень грозного Хозяина, он заканчивал свою жизнь избитым и связанным. После того, как он перестал быть нужен хозяину, тот попросту, без малейших сантиментов отдал его на живодерню. Как отдают живодерам старого вола или какого-нибудь Холстомера. Так же, как он поступал и прежде. Не раз и не два. Ничего другого от него нельзя было и ожидать. А вот товарищ маршал теперь сам по себе и в обиду себя не даст. Получил такую возможность.

  - Товарищ Сталин, - кругленький человечек в очках с круглыми стеклами угодливо улыбался, совсем как в прошлые, безвозвратно ушедшие времена, - позвольте получить указания... Военные в курсе и направили меня к вам...

  - Чэго еще?

  - Известный вам подследственный, его как раз доставили... Какого рода признание требуется от него получить? Официальную версию, или как все было на самом деле?

  Верховный раздумывал около десяти секунд.

  - И то, и другое. И так, чтобы нэ перепуталос...

  - Признавайся, падаль!

  - В чем меня, собственно, обвиняют? - Лаврентий Павлович как будто со стороны слушал, что лепечут его онемевший язык и будто замороженные губы. - Я вообще не по...

  Уж кому, как не ему было знать все приемчики и подходцы следователей, но, однако же, они действовали и на него. Созданная и отлаженная машина дознания практически не давала сбоев вне зависимости от того, знал подследственный ее устройство, или же нет. Уже довольно скоро бывший нарком перестал понимать, в чем он действительно виноват, а в чем - нет. Вины множились, как черви в тухлом мясе, и каждый эпизод - с железной логикой, с такой формулировочкой, что не поспоришь

  ...- Он еще спрашивает! - На предельно высокой ноте визжал следователь. - Вы слышали? Этот смердючий гад еще спрашивает!!! Ой, не могу...

  Откуда только они взяли такого? Кажется, - самолично позаботился о том, чтоб под корень извести в своем наркомате подобных типов. Не иначе - специально разыскали в лагере и привезли ублюдка из числа Ежовских еще кадров. Кстати говоря, Горбатов вполне оценил бы и тон, и речевые обороты орла, что нынче допрашивал Берия. Те же самые, родные. Незабываемые.

  "Я неоднократно обманывал партию, руководство страны и самого товарища Сталина. Допускал искажения реального положения дел на вверенных мне участках работы. Это выражалось в умалчивании одних фактов и всяческом выпячивании и подчеркивании других. Это делалось, чтобы продемонстрировать полную успешность моей работы и скрыть ее недостатки и имело целью укрепление моего служебного положения и увеличение размеров власти. Прошу занести в протокол: случаев прямой дезинформации, которая повлекла бы за собой тяжелые последствия, не было ни разу..."

  Допросы следовали один за другим, непрерывной чередой, но все-таки ее нельзя было отнести к числу знаменитых "конвейеров". Очевидно, и то, что удавалось получить таким способом, пока что удовлетворяло следователей.

  "Я неоднократно злоупотреблял служебным положением, назначая в разработку лиц, могущих угрожать моему служебному положению. Также следствие по делу этих лиц проводилось тенденциозно, с целью добиться ложного признания и обвинительного приговора. В ходе следственной работы мною неоднократно санкционировалось применение недозволенных методов допроса и принуждения к даче показаний. Речь в данном случае идет о товарищах..."

  Помимо неизбежной грубости в процессе конвоирования, проявлявшейся в тычках, толчках и редких зуботычинах, Берия практически не били. Он самолично искоренил общепринятую практику, когда каждый следователь по собственной прихоти и в меру собственных сил выбивал признательные показания. Только это не радовало: отсутствие даже умеренного, для порядка, битья "без следов" чаще всего обозначало особый статус подследственного. К таким, при необходимости, просто применялись квалифицированные пытки.

  "Также я использовал служебное положение для помещения на ключевые посты лиц, преданных мне лично. Речь идет прежде всего о таких лицах, как... "

  - ... и как только земля носит таких вот выродков? Да вся твоя зловонная жизнь - сплошное предательство! Если ты только попробуешь, - слышишь? - только попробуешь что-нибудь скрыть, недостающее расскажет твоя паучья семейка! Твой бездарный выблядок, которого ты устроил аж ведущим констру-уктором! А с твоей сладкой Нино мы поступим и совсем интересно: ты только послушай...

  "Под влиянием своего высокого положения я все больше проникался чувством вседозволенности, начал считать себя особым человеком и встал на путь морального разложения. Я принуждал к сожительству многих женщин, в том числе замужних, известных артисток театра, кино и балета. Я вступал в половую связь с несовершеннолетними девушками, но то, что среди них были девушки моложе пятнадцати лет, не соответствует истине, или же мне про это ничего не известно..."

  - Ну что ты мне лепишь, мразь? Ты погляди, - следователь потряс перед собой толстенной кипой бумаги, - это все заявления от изнасилованных тобой девушек и их родителей*. Ух, моя б воля, я бы тебя им отдал! Уж они б тебе твои вонючие причиндалы живо открутили! И в жопу вставили!

  *Врал. Не было у него заявлений. Не потому что не было фактов или их было мало. Просто с того момента, как стало МОЖНО, прошло слишком мало времени.