Муравьи, кто они? - Павел Мариковский

Картины взаимного истребления тетрамориумов в нашем городе очень часты летом. Но здесь две большие колонии развернули военные действия друг против друга одновременно тремя встречными фронтами. Соблюдалось и главное условие сражение: для него была выбрана чистая площадка — асфальт. Может быть, каждое воинственное государство распадалось на, хотя и связанные друг с другом, но в какой-то мере автономные, княжества и каждое из них открыло свой собственный поход на соседей, и те были вынуждены выставить со своей стороны защитников. По давнему опыту наблюдений за жизнью этих муравьев я знал, что обычно одна из колоний бывает зачинщиком.

Что же было достигнуто военными действиями? Захвачены ли новые территории, жилища, богатые трофеи? Ничего этого нет. Муравьи просто поистребляли друг друга, хотя в этом, казалось, не было никакого резона. Разобщенные тротуаром, бродить по которому было небезопасно, чтобы не попасть под ноги многочисленных пешеходов, они даже не общались.

Инстинкт периодического взаимного истребления — этот жестокий порядок регуляции численности своего вида, оказался сильнее царящей в природе органической целесообразности.

Хотя, как сказать! Эти войны, быть может, носили, как говорят, превентивный характер. Потом, когда станет слишком много муравьев, может развиться на почве тесноты и недоедания болезни. Тогда будет поздно!

На шестом километре шоссе, идущего с главной магистрали до совхоза Горный садовод, Заилийского Алатау на левом солнечном склоне высокого лёссового холма, изборожденного тропинками, проделанными скотом, я знаю, живут черно-красные муравьи Кампонотус интеректус. Образ жизни этого муравья не известен, и проезжая по этому ущелью, останавливаюсь их проведать.

Только что отцвели крокусы, из зеленеющей травы показались красные тюльпаны. Вот и знакомая тропинка, вот и черно-красный кампонотус размеренным шагом спешит по своим делам, будто не обращая ни на кого внимании. Следую за одиноким путником. Вскоре он приводит меня к своему жилищу: небольшой и аккуратный вход выдает его. Вокруг него крутятся муравьи, они что-то не в меру деятельны.

Жилище красно-черного кампонотуса сложное, со множеством входов и как бы состоит из нескольких разветвленных подземных муравейников, связанных между собой переходами, обнаружить которые при раскопке не легко. Потомство воспитывается, и прогреваются в различных хуторах этого разветвленного поселения. Обычно подобное строение характерно для семей, содержащих много самок и принадлежат к второй форме общественной жизни, многочисленных семей относящихся друг к другу дружественно и оказывающих друг другу помощь. Этот вид, как я полагал, относился к таким муравьям.

Но возле этого муравейника мои предположения оказались опровергнутыми. Несколько рослых солдат, уцепившись попарно за челюсти, застыли в страшном напряжении, пытаясь пересилить друг друга. Иногда одному из враждующих удавалось достигнуть перевеса и тогда он, волоча своего противника в сторону, пытался его вызволить за пределы своей территории. Иногда же бойцы скатывались в клубок, угощая друг друга вонючими и ядовитыми выделениями из конца брюшка. К сражающимся подбегают другие муравьи, большей частью мелкие. Ощупав усиками занятых поединком и как бы удовлетворив любопытство, они мчались по своим делам. Никто из них не пытался оказать помощь собрату, все будто следовали строгому принципу «когда двое дерутся, то третий не лезь».

Одному бедняге не повезло. У него отсекли брюшко. Голова с грудью еще подавала слабые признаки жизни.

С кем же враждовали, с солдатами какого муравейника вступали в единоборство защитники подземного города?

Пришлось немало поползать по склону холма, прежде чем все стало ясным. Недруги занимали территорию в десяти метрах. Здесь у них тоже были разветвленные муравейники, своя система строительства, своя семья. Обе семьи не уживались друг с другом. Уклад их жизни был примитивен, они не могли существовать содружественными поселениями, тратили время, живую силу на пустые и, пожалуй, не нужные раздоры, когда вокруг буйно цвела пустыня, всюду кишели насекомые, хватало пищи вдоволь и, казалось, не было никаких причин затевать междоусобицу.

Когда-то, может быть, более полувека назад, на здоровой елке сделали топором большую затеску. Дерево залечило рану смолой, и вокруг нее появился валик коры «наплыв». Обнаженная древесина сперва подсохла, затем потрескалась, и получилось то, что лесники называют «сухобочиной». Ее облюбовали жуки-усачи и осы рогохвосты и в стволе живой ели под сухобочиной их личинки проточили многочисленные ходы. Потом сухобочина понравилась муравьям красногрудым древоточцам, и они построили тут свое жилище, проделав в стволе галереи и залы. Несмотря на множество различных поселенцев, раздиравших живое тело дерева, оно продолжало жить, тянуло кверху свою стрелку-верхушку.

Муравьи хорошо обосновались в сердцевине живой ели: на ее ветках развели множество тлей, понастроили подземные дороги во все стороны. Только одно было неудобство в этом муравейнике: ходы в древесине не смыкались с подземными ходами, так как сухобочина была на высоте около метра, а ниже ее ствол имел хорошую, крепкую, политую смолой кору. Поэтому из подземных ходов до самого муравейника шел открытый путь по стволу. Мне же здесь было удобно вести наблюдения и хорошо видно, каких насекомых истребляли муравьи, и как удачна была их охота.

Добыча же была самая разнообразная. Чаще всего охотники несли различных мягкотелых насекомых и, прежде всего, разнообразных гусениц, а также самих бабочек. Таскали они и мелких жуков, в том числе и врагов леса короедов.

Из главного хода в муравейник — большой щели — всегда торчало несколько медлительных солдат — сторожей. Они подталкивали друг друга своими большими головами.

— Ты спишь? — стукая головой о голову, будто спрашивает один сторож и другого.

— Нет, не сплю! — отвечает другой и отвешивает вопрошающему ответный тумак.

Иногда сторожа перехватывали у муравья-охотника какую-нибудь пищу, чаще всего уже основательно обглоданную гусеницу и, собравшись кружочком, быстро ее поедали. Не всем желающим полакомиться хватало место у стола и когда пиршество заканчивалось, многие занимались попрошайничеством, просили у насытившихся вкусной отрыжки. Иногда в муравейнике происходило загадочное событие: из отверстия в стволе показывался солдат и сбрасывал вниз отсеченную голову с еще дрожащими усиками, а за нею брюшко с грудью, на которой еще вздрагивали ноги. Их поведение очень загадочно. Что это, казнь своего собрата или расправа над случайно забредшим чужаком?