Храм фараона - Зигфрид Обермайер

Хеттиянка чувствовала себя молодой, сильной и готовой ко всему, когда царь покинул праздник и повел свою третью супругу Мерит-Анта в ее покои. Гости вскочили и кричали им вслед:

— Благословение Амона да пребудет с тобой, о Могучий Бык, который правит странами и покоряет врагов. Будь сладка в любви и наполни дворец благоуханием, царица Мерит-Анта!

Старый ученый писец, однако, посмотрев вслед царю, вспомнил старую пословицу: «Берегись женщины с чужбины, потому что она подобна большой глубокой воде, водоворота которой не знаешь. Умный откажется от общения с ней…»

Спохватившись, он, конечно, выругал себя за то, что хотел, пусть в мыслях, дать наставление фараону. «То, что очень важно для нас, людей, — подумал он с почтением, — не имеет для Благого Бога никакого значения».

Старик встал, зевнул и покинул зал. В душе он был очень рад, что дома его ждет не чужеземка, а родная старушка жена, бок о бок с которой прожита жизнь. И пусть у нее осталось только восемь зубов и морщины избороздили ее лицо, она мила его сердцу.

Принц Хамвезе сопровождал свою мать в Фивы, а Озириса-Рамозе, умершего брата, — в Жилище Вечности. Юная вдова принца оплакивала своего супруга, как предписывалось церемониями, однако она видела его, имевшего слишком много дел, довольно редко и должна была собрать все свои силы, чтобы достойно сыграть роль вдовы.

Хамвезе отправился в путь, чтобы осмотреть различные храмы, как поручил ему отец, и не всегда был рад тому, что видел. В Большом зале храма Амона он заметил, что только половина колонн на южной стороне покрыта рельефами и надписями. На других колоннах работа началась и, как казалось, была прервана довольно давно. Он насчитал семнадцать колонн, поверхность которых была девственно-гладкой, к ней еще не прикасались. Хамвезе сопровождал Беки-Бекехонс, второй жрец Амона. Вежливый, внимательный, сдержанный, он старался дать на каждый вопрос короткий и точный ответ. Принц остановился и обратился к своему спутнику:

— Жрец Бекенхонс, не хочу скрывать от тебя, что я неприятно удивлен. Приказ моего высокочтимого отца, да будет он жив, здрав и могуч, гласил: закончить начатый еще в царствование Озириса-Сети Большой зал с колоннами. Я же не вижу здесь рабочих, зато налицо семнадцать нетронутых колонн. Пожалуйста, объясни мне это!

Бекенхонс, человек весьма способный, мгновенно дал подходящий ответ. Если бы он медлил с ответом, принц записал бы его в виноватые.

— Работа была прервана, это верно. У нас недостаточно людей, чтобы своевременно выполнять все приказы Благого Бога, да будет он жив, здрав и могуч. Слишком мало скульпторов, и те должны по указанию фараона работать над храмом Мертвых; других же отослали на юг к храмам в Куше. Было бы неслыханным проявлением неуважения позволить выполнять заказ фараона, да будет он жив, здрав и могуч, плохим или недоученным ремесленникам.

Хамвезе с сомнением покачал головой:

— Я слышу лишь отговорки, жрец Бекенхонс. Фараон основал при храме Мертвых школу для художников и скульпторов. Количество ремесленников должно было благодаря этому увеличиться. Или же эта школа существует только на бумаге?

— Это не в моей компетенции, высокочтимый принц. Храм на западной стороне независим, у него собственное управление. Ты должен был бы…

— Да, я это сделаю, — угрюмо ответил Хамвезе. — Но прежде я проинспектирую Южный храм.

Хамвезе велел отнести себя в носилках по улице для процессий к Южному храму. Вдоль протянувшиеся, как шнур, улицы стояли сотни львов-сфинксов, охранявшие священный путь с обеих сторон. Конечно же, визит сына царя не был ни для кого сюрпризом. Храмовые служители опередили его и предупредили о его прибытии.

У большого пилона перед входом гостя встретил верховный жрец Небунеф собственной персоной:

— Приветствую тебя, принц Хамвезе. Жрецы чрезвычайно Рады, и народ Фив ликует по случаю твоего визита, да продлится он подольше.

— Я сопровождаю только Озириса-Рамозе, его вдову и мать, царицу Изис-Неферт. То, что у жрецов имеется причина радоваться моему визиту, еще следует доказать. Я, во всяком случае, крайне недоволен тем, что увидел в Большом храме — не закончен зал с колоннами.

Небунеф придал лицу озабоченное выражение и беспомощно поднял руки:

— Я полагаю, Беки объяснил тебе: у нас просто нет людей.

Хамвезе покинул носилки и внимательно осмотрел шесть монументальных фигур и два выступавших вперед обелиска из розового кварца перед громадными стенами пилона. Он шагал от статуи к статуе. От его внимания не ускользнула стройная изящная фигурка Нефертари, рука которой нежно касалась ноги ее громадного супруга. Хамвезе был ученым, не тратившим силы на придворные интриги, однако он ощутил легкий укол обиды и мог понять свою мать, которая уже много лет жаловалась, что ею пренебрегают. Нигде во всей стране, с севера до юга, имя Изис-Неферт не было увековечено, и Хамвезе, который ранее держался от всех в стороне, теперь начал ощущать себя сторонником матери. В конце концов его мать родила фараону четырех здоровых детей, и в смерти Рамозе не было ее вины. Его самого фараон ценил выше всех, и хоть немного этой приязни, по мнению Хамвезе, он мог бы перенести на свою вторую супругу.

«Я об этом позабочусь», — решил он для себя, отвернулся и быстрым шагом прошел во двор храма.

— В последний раз я был здесь с мастером Пиайем, — заметил Хамвезе больше для самого себя и взглянул на колоссальные статуи между колоннами в виде папируса.

— Это же Озирис Небмаре?

— Теперь уже нет… — ответил Небунеф с бесстрастным лицом.

Хамвезе подошел ближе. Действительно, на поясе был выбит громадный картуш Рамзеса. Хамвезе покачал головой, но воздержался от комментариев. Ему никогда не бросалось в глаза, как беззаботно его отец узурпирует статуи других фараонов.

Не оглядываясь, он быстро прошел дальше, в построенный фараоном Аменхотепом двор с колоннами, остановился и взглянул на надписи.

— Это невозможно! — воскликнул Хамвезе в праведном гневе. — Царь-еретик несколько сотен лет назад велел сбить по всей стране все почетные титулы Амона-Ра, и здесь, в одном из посвященных Амону мест, надписи все еще не обновлены! Вот, вот, вот, вот! — Хамвезе возбужденно указал на различные места на колоннах и стенах. — Вы не сочли нужным надписать имена вашего бога? Здесь, в Фивах, где вы объявляете, что Амон является единственным царем? В то время как мой отец, да будет он жив, здрав и могуч, расширял храм, было бы легко снова выбить пару надписей. Я жду ответа, жрец Небунеф.

Верховный жрец не позволил вывести себя из состояния спокойствия. Когда фараон пожаловал ему эту должность, инсценировав выражение воли Амона, он чувствовал себя обязанным царю, но годы служения могущественному богу медленно, но верно меняли его. Конечно же, он все еще был верен фараону, однако прежде всего он был слугой Амона. Поэтому говорил уверенно и без смущения: